Венеция. История от основания города до падения республики - Джон Джулиус Норвич

эпосов, однако мы не будем ее пересказывать. Поселившись на Мальте в 1530 г. (Карл V сдал им остров в аренду за символическую плату в виде одного сокола, которая вносилась ежегодно в День Всех Святых), рыцари утратили даже ту небольшую стратегическую значимость, которой некогда обладали. В качестве госпитальеров они все еще исполняли полезные обязанности: их открытый для всех госпиталь славился на весь христианский мир. Но в качестве воинского подразделения для сражения с турками их можно было не принимать в расчет.

Впрочем, сама Мальта занимала ключевое положение в Центральном Средиземноморье и была естественным промежуточным плацдармом между находившимися в руках турок Триполи и Сицилией, ставшей позже частью владений короля Испании. Если бы Мальта с ее превосходной гаванью попала в руки Сулеймана, Сицилия немедленно оказалась бы в серьезной опасности, а с ней и Южная Италия. При таких обстоятельствах можно только удивляться тому, что Gran Soccorso[295] – испанское войско численностью 9000 человек, которое наконец пришло на выручку отчаявшимся рыцарям в сентябре, – не было более многочисленным и что оно так задержалось. Тем не менее его появление стало решающим: армия султана, более половины которой потеряло боеспособность из-за дизентерии и лихорадки, сняла осаду и погрузилась на корабли, и христианский мир возрадовался. После пяти веков почти непрерывного наступления турки наконец были остановлены. А годом позже, почти день в день, пришла не менее радостная весть: Сулейман Великолепный умер.

Турки перестали наступать, однако ничто не говорило о том, что они остановлены окончательно. Наоборот, к тому времени, как в ноябре 1567 г. восьмидесятипятилетний Пьетро Лоредан стал преемником Джироламо Приули[296], уже имелись основания подозревать, что новый султан Селим II задумал масштабный завоевательный поход. Однако на сей раз султан нацелился не на Мальту, а на Кипр.

О Селиме II, прозванном Пьяницей, всегда говорили, что всем известное намерение захватить Кипр было связано с его столь же известной любовью к необыкновенно крепким кипрским винам. На самом деле стратегическая ценность острова была столь же очевидна, как его богатство и плодородная почва; удивительно, что отец Селима Сулейман давным-давно не отделался от нежелательного христианского присутствия менее чем в 50 милях от собственного южного побережья. В феврале 1568 г. до Риальто стали доходить сообщения о различных, инспирированных турками интригах среди кипрского населения, многие представители которого не питали любви к своим венецианским хозяевам; приходили зловещие рассказы о турецких кораблях, тайком измеряющих глубину кипрских гаваней, и даже об огромной мине, которую тайно готовят в Фамагусте, чтобы взорвать ее при приближении турецкого флота. В то же самое время приходили и более достоверные, но столь же неприятные данные от разведки: Селим II, до того продолжавший кампанию отца в Венгрии, заключил с новым императором Максимилианом II восьмилетнее перемирие, а значит, мог посвятить все свои силы новому предприятию.

Перед лицом всех этих сообщений венецианский сенат пребывал в нерешительности. Было ясно, что нужно как-то подготовиться к грядущему штурму; но в то же время Селим II охотно подписал с республикой мирный договор после своего воцарения. Кроме того, подобные тревоги случались и в прошлом, и спокойная дипломатия, время от времени подкрепляемая уместным подкупом, обычно помогала добиться желаемого. В любом случае не стоило совершать поступков, могущих вызвать раздражение султана, который еще не привык к власти и, как известно, обладал несколько неуравновешенным характером. Споры продолжались весь 1569 г.; принять твердое решение было еще сложнее из-за погибшего урожая, вызвавшего голод по всей Италии, и из-за прогремевшего в ночь на 13 сентября загадочного взрыва в Арсенале, после которого выгорела значительная территория между Арсеналом и церковью Сан-Франческо делла Винья; кроме того, погибли монастырь Санта-Мария делла Челестиа и еще три церкви. Неизбежно заподозрили злой умысел, но доказательств так и не нашли.

К концу января 1570 г. до Венеции дошли новости, которые все же вынудили сенат действовать. Великий визирь Соколлу Мехмед-паша послал за венецианским байло в Константинополе и прямо заявил ему, что султан считает Кипр исторической частью Османской империи и намерен забрать его себе. Следующие два дня шли массовые аресты венецианских купцов и захват венецианских кораблей в гавани. Немедленно был отдан приказ поступить таким же образом со всеми подданными султана и турецкими судами, находившимися в Венеции. Республика направила просьбу о помощи папе, королю Испании и другим государям Европы. Главнокомандующий венецианским флотом Марко Кверини поспешил на Крит с 25 галерами и с приказом снарядить еще 20 судов, стоявших без экипажей и продовольствия в Кандии.

Несмотря на то что часть сената не желала смириться с окончанием долгого мира и верила, что с султаном можно как-то договориться, шансы избежать открытой войны быстро уменьшались. В середине марта из Константинополя пришли новые, еще более грозные вести. Посол Селима ехал в Венецию, чтобы предъявить ультиматум: Венеция должна уступить Кипр по доброй воле, иначе его отнимут у нее силой. Венецианцам больше не приходилось сомневаться в положении дел. Согласно вековой традиции, когда дож и синьория шли официальной процессией в какую-нибудь из городских церквей, полагалось нести шесть знамен – два белых, два синих и два красных. В мирное время первыми несли белые флаги, во время перемирий – синие, а во время войны – красные. В день Пасхи, который выпал на 26 марта, за два дня до прибытия турецкого посла, во время ежегодной процессии в церковь Сан-Заккариа на вечернюю службу впереди несли красные флаги; а в Пасхальный понедельник некий Джироламо Дзане был назначен главнокомандующим венецианским флотом и получил жезл и знамя из рук дожа Лоредана на особой мессе в соборе Святого Марка. Дзане было семьдесят девять лет, дожу – восемьдесят восемь; наверняка многие свидетели этой церемонии спрашивали себя, в правильных ли руках находится судьба республики в такой критический момент.

Не прошло и шести недель, как Пьетро Лоредан умер, а его место занял Альвизе Мочениго – бывший посол при дворе Карла V, осыпавшего его имперскими почестями, и при дворе папы Пия IV[297]. Тем временем Джироламо Дзане с 70 галерами доплыл до Зары (совр. Задар) – это был первый этап экспедиции, которая закончилась поражением и навлекла на него унижение и позор.

До нас не дошел оригинал письма, которое посол султана доставил в коллегию[298] 28 марта. Однако если его версия, приведенная в качестве эпиграфа к этой главе[299], является достаточно точным пересказом (а это кажется вполне возможным), то Селим II не мог предъявить свой ультиматум в более ясной и оскорбительной форме. Ответ Венеции был соответствующим: республика поражена тем, что султан желает нарушить договор, который