В поисках солнца (СИ) - Мария Дмитриевна Берестова

видом вздохнув, Илмарт погладил её по волосам и попробовал прощупать степень остроты конфликта уточнением:

— Может, не урод, а просто дурак?

— Мерзкий, гадкий, подлый лицемер! — вместо того, чтобы успокоиться, завелась Олив, пытаясь этими характеристиками выразить всю боль от осознания того факта, что она повелась на красивые слова и поверила очередному мерзавцу, желающему поскорее добраться до её тела.

Илмарт мысленно присвистнул: картинка совсем перестала сходиться. Как Райтэн успел ещё и в лицемеры-то заделаться?

— Не хило! — выразил он своё удивление списком титулов и степенно велел: — Рассказывай!

Олив буркнула что-то невнятное и протестующее — рассказывать о том, какой дурой она оказалась, ей, совершенно точно, не хотелось. Было слишком стыдно — за собственную дурость — и слишком больно.

— Рассказывай, — ободряюще ткнул её в бок он. — Вон сколько яду накопила, нужно сливать, пока сама не отравилась.

Ему удалось вызвать этим у неё смешок. Впрочем, она ничего не ответила. Он не торопил и молча гладил её по голове.

Наконец, она признала внутри самой себя, что в сердце у неё слишком много горечи, и ей слишком больно и обидно, чтобы носить всё это в себе, ни с кем не поделившись. Поэтому она решила признаться.

— Я дура, — начала она с многообещающего вступления. — Он мне наговорил кучу красивых глупостей, чтобы затащить в постель, а я и развесила уши. Только после и дошло…

Илмарт задумался. Райтэн, который запудривает девушкам мозги, чтобы переспать с ними, конечно, выглядел чуть пореалистичнее, чем Райтэн-насильник, — но всё ещё слишком неправдоподобно.

— Что за красивые глупости хоть? — решил разжиться подробностями Илмарт. В конце концов, ему было даже и просто интересно, что такого можно наговорить Олив, чтобы она, со своей прагматичной недоверчивостью, на это повелась.

Олив тяжко и болезненно вздохнула и принялась тоскливо перечислять:

— Что я всё равно красивая, и что шрамы меня не испортят. И всё равно ловкая, даже если без глаза. И вообще… — она шмыгнула носом. — Что у меня х-характер… — она всхлипнула. — И с-сила духа! И что я… удивительная… — тут ей стало особенно обидно, потому что всё, что она сейчас перечислила, теперь казалось ей таким жалким, таким очевидно пустым и бессмысленным — то, что каждый мужчина говорит любой женщине, лишь бы её соблазнить, — и ей сделалось мучительно больно, что она повелась на этот старый, как мир, обман.

Между тем, Илмарт понимал всё меньше.

— Постой, — вмешался он в её речь. — То есть, ты считаешь, он тебе всё наврал, чтобы в постель затащить?

Он даже не мог сказать, что в этой истории поражало его больше: предположение, что Райтэн пользуется такими трюками, предположение, что Олив ведётся на такие трюки, или же то, что очевидно правдивые утверждения она называет ложью.

— Да! — вспылила, меж тем, она, злясь на себя и на него. — А я и рада слушать! Сидела тут как дура! — она даже подскочила у него под боком от возмущения собственной глупостью. — Он врёт, а я и рада!

— Олливи, — осторожно прервал её Илмарт. — А почему ты считаешь, что он врал?

Она ошарашенно повернулась к нему, ловя его взгляд:

— Но это же очевидно, Май! — обиженно и разочарованно заявила она. — Он же просто говорил то, что мне хотелось услышать!

Илмарт сморгнул. Затем аккуратно уточнил:

— То есть, ты злишься, что переспала с ним из-за того, что он наговорил того, чего тебе хотелось услышать, да?

— Да. — Более чем недовольно подтвердила Олив, отворачиваясь от него.

Илмарт размышлял минуты две, потом начал говорить тихо и спокойно:

— Ну не знаю, врал там тебе Тогнар или нет. Но точно готов подтвердить, что ты очень, очень красивая, Олливи — дух захватывает на тебя глядеть! Никакие шрамы, даже и на лице, тут не испортят дела — скорее даже подчеркнут трогательную уязвимость твоей женственности, — Олив аж рот приоткрыла, удивлённая такой проникновенной поэтичностью. — Насчёт ловкости и говорить нечего — да даже отними у тебя оба глаза, ты и совсем без них будет грациозней, чем большинство женщин! А уж характер и сила духа! — он даже глаза закатил, показывая степень своего восторга. — О, Олливи! Ты не представляешь, насколько ты божественна. Я не шучу, — серьёзно покивал он. — Ты знаешь, у меня на родине много сильных женщин — но, честно, ни одна из них никогда не восхищала меня так, как ты, — Олив совсем растерялась под этим потоком дифирамбов.

Он замолчал, выждал несколько секунд и уточнил:

— Ну?

— Что? — не поняла она, поднимая на него растерянный взгляд.

— Что — что? — подвигал он бровями. — Уже готова со мной переспать, или нужно ещё повосхищаться?

Олив вытаращилась на него с глубоким недоумением.

— Ну, Олливи! — недовольно объяснил он, проводя пальцем по её лицу. — Ты только что сказала, что спишь с теми, кто говорит вещи, которые ты хочешь слышать. Или, — он обиженно нахмурился и комично возмутился: — Я не те вещи наговорил?

— Май! — возмущённо ткнула она его кулаком в грудь. На лице её ясно читалось: «Ты дебил?!»

— Между прочим, — с постным выражением лица отметил он, — я сказал чистую правду! Вот те крест! — и решительно перекрестился.

— Май!.. — теперь её голос звучал жалобно.

— Нет, ну вы посмотрите! — разыграл возмущение Илмарт. — У Тогнара, значит, работает, а мне — шиш!

Она невольно улыбнулась — так талантливо он отобразил своё возмущение.

Он подождал ещё и деловито продолжил:

— Предлагаю для чистоты эксперимента ещё Анодара позвать. Уверен, он тоже наговорит всяких приятных вещей, которые ты хочешь услышать!

Она хмыкнула: воображение её тут же дорисовало, как эмоциональный и живой Дерек горячо заверяет её в многообразии её достоинств.

Почему-то, в самом деле, она не почувствовала при этом никакого желания переспать ни с Дереком, ни с Илмартом.

— Так что, зовём? — чуть тряхнул её за плечо друг. — Или ты всё-таки готова признать, что дело не в словах, а в том, что ты давно на него запала, а?

— Эй! — возмущённая Олив ударила его кулачком в плечо. Учитывая общий уровень накаченности его мышц, пострадал скорее кулачок.

— Нет-нет, Олливи, давай быть последовательными! — благородно возмутился он. — Тут явно одно из двух: либо ты спишь со всеми, кто говорит тебе красивые вещи, либо ты спишь именно с Тогнаром, и тебе безразлично, что именно он говорит. — Пожевав губами, он добавил: — Зная Тогнара, вообще сомневаюсь, что он высказал всё это так уж красиво, да?

Олив фыркнула, признавая его правоту.

— И готов поставить на то, — продолжал Илмарт, — что где-нибудь в процессе он ещё и заявил, что у тебя нет мозгов.

Олив