Россия XVIII в. глазами иностранцев - Коллектив авторов

а казалась в своем ремесле довольно хитрою и искусившеюся. Сперва она начала делать небольшие движения и скачки, потом от часу сильнее и сильнее мыча, нечто призывала; находящиеся бурета, сидя вокруг, у коих были бубны, те колотили в оные, другие подтягивали голосом; наконец, будто в судороге корчась и расслабевая, пялилась руками за рожу и тем заключила.

При первом пении представляла она, будто хотела бежать из юрты, но двое буретов, у дверей стоявшие, ее от того удержали. После многих других разных дурачеств при беспрестанном пении бросалась она на каждого из трех на левой стороне юрты с бубнами сидевших буретов, как бык. Однажды, взяв обе клюки в обе руки, бросалась с оными в дымную в верху юрты дыру, скакала многократно, будто б она демонов оными в юрту втащить хотела. Наконец показала веселый вид и приказывала, чтоб всякий у нее, что хочет, спрашивал, и она тут, беспрестанно шатаясь и поючи, ответствовала; после попросила вина и пророчествовала мне, что я счастлив на свете буду и что мне еще далеко морем ехать будет надобно, и тем окончила свое безумие.

Я здесь намерен было описать искусство о платье буретских шаманок только для примеру, чтоб видеть те, как кажется особливые, вначале деланные действия. После имея случай видеть у разных в Сибири языческих народов таковые шаманства, не премину равным образом при каждом упомянуть оные, дабы можно было видеть, в чем и сколь велико меж сими различными народами есть отличие: ибо главное дело обману и обворожения, кои они каждый по своему искусству сколько может укрывает, так как и самое всех сибирских язычников суеверие не много разнствует, что довольно можно видеть из пространно описанных не без скуки в Гмелиновом путешествии шаманских представлений.

Сего дня я проехал все по речке Уруденге находящиеся мокрые и по большей части лиственнишником, мало березником покрытые горы, которые, от западу к востоку обходя дугою, отделяют реки, по витимским урочищам текущие, от оных, в реку Уду впадающих. Растаявшие по горам болотины делали нам проезд наитруднейшим. Кроме моху, никакой зелени было не видно, но меж мохом прекрасная росла порезна. Наконец выехали мы на площадь, на многие версты простирающуюся, от коей горы отошли и по коей мы под вечер, переехав одно болото Кургуте, добрались до одного озера без выходу и еще замерзшего, Укинор (Коровье озеро) называемого, при коем находится удинского дворянина Новоселова, над братскими станциями смотрения имеющего, заимка, где мы, каково ни есть, ночевать остановились.

Озеро Укинор весьма солоновато, но маленькое, не в отдаленности от него находящееся озерко имеет воду, которую еще пить можно; оно уже растаяло и все покрыто было дичью. Первое летом по умалении воды парами, когда станет гуще, то издали показывает на себе вид красный; а по берегам по спадении воды садится много горькой глауберовой соли.

Следующего утра ехали мы по ровным местам подле озера Укирнаралоту, или Соснового, которое в Еруну, или Еравну, издалече видимую, вытекает и небольшую речку, чрез дорогу текущую, в себя принимает. Далее продолжали путь наш подле Холой-Ноора, все по левую сторону, кроме последнего небольшого, Хиротором (называвшегося), вправо оставшегося, до речки Догны, а по-русски Домны, в озеро Еруна впадающей, где и перемена лошадям от хубдицких буретов содержится. Все сие поле, которое еще далее за реку простирается, имеет изрядный чернозем, однако столь холодно, что поныне еще трав ничуть не оказалось, а к северу и совсем голо. Многие тут находящиеся озера, в Витим и в Лену воды свои изливающие, напояют довольно иначе возвышенную сию область; вдоль по Догне вверх прилежат опять вышеобъявленные лесистые, болотистые, между прочим, нарочито высокие горы, по коим мы с наивеличайшим трудом пробирались и насилу к вечеру к по ту сторону удинских вершин находящейся станции прибыли, где ночевали.

Следующего дня, несмотря на начавшийся с утром превеликий мокрый снег, который я не считал, что продлится долго, отправились мы поранее далее в дорогу. Дорогу уже занесло, снег умножался, отчего грязь и слякоть и гористая с каменьем дорога делали несказанные в пути препятствия. На буретских лошадях, и без того бессильных, и только что кожа да кости, не могли-мы переезжать по полуверсте без остановки, не дав им снова времени с силою собираться. С величайшею нуждою и чрез долгое время наконец кое-как переправились мы за Уду, коей вершина и некоторые в нее впадающие речки, из коих при одной брошенная находилась землянка, влеве остались. Однако мы еще не совсем отчаивались, чтоб наши лошади нас до станции не дотащили: и так ползли мы еще на другой хребет, лиственницами обросший, также удинские реки от витимских отделяющий, и за полдень притащились до небольшой речки Конды-Кирете, Кунду буретами прозываемой. Оная от растаявших снегов так увеличилась, что переезду едва надеяться было можно, притом лошади мои, кои тихою ступью еще довольно куражу имели, ныне за реку идти никоим образом не хотели; другие телеги были далеко, снег лежал глубоко, так что по шляху великие бугры оставались, он же не переставал, а шел от часу больше. К величайшему нашему счастью, по ту сторону Конды находилась оставленная без крыши землянка, и потому еще некоторая надежда в снегу не замерзнуть оставалась. Первое старание было под глубоким, более как на аршин, снегом сыскать дров, чтоб спасти себя от наступающего под вечер нарочитого морозу. Наконец принуждены мы были обобрать излишние у нашего убежища доски, так, как, видно, делывали некогда и другие, и так добыли мы огню, но в отверстой отовсюду избе такой сделался дым, что мы то и дело принуждены были выбегать на двор и там на снегу дожидаться, пока пламя утухнет. Две телеги из оставшихся назади не имели сего счастия доехать до дымного сего гнезда, но ночевали по разным местам в лесу, хотя мы и всех тех лошадей, кои еще шатались, к ним на помощь послали.

Следующего утра после сильного ночного мороза мы находились в нашей избе, будто б в атаке, в нужде сдаваться неприятелям. Вокруг землянки и по дороге до оставшихся телег от нас версты за три нашли от наших припряжек, в двадцати одной состоящих, одиннадцать, то с голоду, то с морозу падших, кои лежали, растянувшись по снегу, и вороны, и воробьи клевали оные и, карканием своим других созывая, наполняли страхом всю сию область. Где только присталую лошадь выпрягли, тут она и пала, нимало не прикушав березового листу, который здесь обыкновенный корм буретским лошадям в нужде.

В таковой бедности,