Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

полутёмное помещение. Анфиса лежала на спине, и Тамара видела только её затылок с завязанными в пучок волосами. Её матери здесь не было: то ли она вышла, то ли уже уехала по своим делам.

Тамара осторожно села на край кровати. Она смотрела на профиль подруги – спящая царевна. Макияж, который ей наносили перед выступлением, всё ещё был не смыт. От этого ресницы казались длинными и сказочными. Девушка дышала ровно, и её руки лежали поверх одеяла.

В двери показались голова и шея с синим узором.

– Ну как?

– Не шуми! – шикнула на него Тамара, и Мурат исчез.

Ресницы у спящей затрепетали, как крылья бабочки.

– Тома… Это ты?

Они проговорили полчаса, а может, и больше. Откровенно – так, как не говорили уже давно. Когда Тамара вышла в коридор, Мурат спал на сиденье, подложив под голову рюкзак.

– Просыпайся. Идём.

Недовольный, он сел и зевнул.

– Она ведь крепкая, с ней ничего не будет, да?

Тома пожала плечами и, развернувшись, пошла к лифту. Мурат догнал её.

– Так и будешь молчать? Я тут, между прочим, ждал, пока вы закончите.

Девушка устало опустила голову, её голос прозвучал едва слышно:

– Она сможет жить обычной жизнью и даже сумеет родить ребёнка. Это самое главное…

– Самое главное… – Он снова зевнул. – А что же тогда не самое главное?

Тамара внимательно посмотрела на него.

– Она больше не сможет заниматься профессиональным спортом. Так, как хотелось. Значит, её маме придётся иначе зарабатывать на жизнь.

– Подумаешь. – Мурат первым вошёл в лифт. – Главное, что она сможет ходить на своих двоих…

– Что ты несёшь?

– А что? Ты сама сказала то же самое. Знаешь, у всех в жизни случаются перемены.

Он нажал на кнопку, и двери медленно закрылись.

– Не сравнивай, пожалуйста, свой пьяный обморок и её травму. Ты сам себе создал проблемы. И твои неурядицы с Марго – детский лепет по сравнению с тем, что ей пришлось пережить за последние годы…

Мурат усмехнулся.

– Анфиса тоже сама выбрала такой путь. А я имел в виду не Марго, совсем другое…

По его тону Тамара поняла, что сегодня её ждут ещё какие-то плохие новости. Лифт тихо поскрипывал. Они были в нём совершенно одни.

Мурат, глядя под ноги, продолжил:

– Папа сказал, что в следующем году я поеду учиться за границу. Мне придётся переменить всю свою жизнь…

Девушка с шумом выдохнула воздух и опустила голову.

– Поэтому ты всё время ходишь за мной…

Он развернул её к себе:

– И да и нет. Тома, я тебя знаю столько лет. Я вдруг понял, что мне там будет очень тебя не хватать, понимаешь?

Он произнёс это довольно искренне, во всяком случае, так ей показалось.

– Зачем ты мне это говоришь? – тихо спросила она.

Мурат кашлянул и нахохлился, как петух:

– Скоро школьный бал. Ты составишь мне компанию?

Двери лифта открылись. Они вышли, обходя врачей и полуголого старика на кресле-каталке.

В просторном коридоре сразу стало легче, потому что можно было говорить во весь голос.

– Ну так что? Я жду ответа.

– Ты сказал об этом Марго?

– Нет, но скоро скажу. Думаю, ей всё равно. Говори: ты согласна?

Стеклянные двери отворились, и они вышли во вьюгу. Тамара закутала шарфом свою худую шею и ответила, перекрикивая ветер:

– Больше мне никто не предложил. Поэтому глупо было бы отказываться.

Он взял её под руку – раньше они часто гуляли так и говорили обо всём на свете.

Мурат чуть придержал её:

– Только не надевай свою извечную рубашку. Выбери какое-нибудь платье и губы накрась.

Она резко развернулась и, дав ему подзатыльник, улыбнулась:

– А это уже не твоё дело! Кошмар! И с этим человеком я иду на школьный бал!

Сквозь ветер послышался его приглушённый смех.

Озеров

Он проснулся в кромешной тьме и долго не понимал, где находится. Тот кошмарный сон, в котором он повредил глаз, – приснится же такое…

Сейчас он включит свет, и дядя, как обычно, проворчит, что порядочные люди одеваются тихо и в темноте. Кирилл потянулся к выключателю, но не обнаружил его, да и кровать, где он лежал, была гораздо шире той, на которой он спал последние месяцы.

«Дядя уехал, – вспомнил Кирил. – Его больше нет в Городе Дождей».

Резко вспыхнула лампа, и череп будто пронзила молния. Даже через закрытые веки электрический свет причинял нестерпимую боль. Он успел мельком увидеть фигуру брата в халате и в мгновение понял, что он в загородном доме родителей.

– Выключи! Выключи!

Филипп щёлкнул выключателем. Темнота принесла временное облегчение.

– Извини. Я услышал, как ты шевелишься, и решил проверить, всё ли в порядке…

Кирилл забыл, как добирался сюда, как поднялся на верхний этаж по лестнице и как снял с глаза повязку. Всё, что он помнил, – это как ходил между рядами припаркованных автомобилей в поисках машины брата, скрипя зубами от боли.

Странно, но он поймал себя на тайной мысли, что именно здесь ему хотелось оказаться. Он чувствовал себя дома, в безопасности, хотя и говорил, что у него есть новый дом.

Кирилл слышал собственное неровное дыхание, он не хотел стонать или жаловаться, но пульсирующая давящая боль не давала ему молчать.