Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис - Питер Гуральник

1 февраля был единственным днем, когда можно было в последний раз на ближайшие два года записаться для RCA, и по мере того, как окончание отсрочки от призыва быстро приближалось, Стив Шоулз впадал во все большее отчаяние. Элвис отрепетировал две песни еще 23 января, но настаивал, чтобы в студии присутствовали Лебер и Стоуллер, неделей раньше вернувшиеся в Нью–Йорк после начальной сессии. Как обычно, Полковник попросил Тома Дискина проинформировать Шоулза, что требуется их присутствие, — Элвис считал, что они приносят ему удачу. Шоулз им писал, посылал телеграммы, пытался дозвониться, но все было тщетно — Стоуллер нигде не мог найти своего партнера, который, как оказалось впоследствии, лежал без чувств в гарлемской больнице с пневмонией.

«Никто не знал, где я, пару дней я и сам этого не знал. Когда я пришел в сознание, я отправился на поиски телефона. Я позвонил Майку, и тот отвез меня домой, и, когда я открыл дверь, под ней был целый ворох телеграмм с одним и тем же текстом: «Вы немедленно нужны в Лос–Анджелесе».

Я позвонил Абербахам, и к телефону подошел Джулиан. Он сказал: «Ты должен немедленно ехать в Калифорнию. Пресли готов записываться, но без вас в студию заходить отказывается». — «Не думаю, что я смогу приехать сразу, но постараюсь побыстрее», — ответил я. И позвонил врачу, который категорически запретил мне выходить из дома в ближайшие две недели. И когда я перезвонил Абербаху, они начали наезжать на меня по–настоящему. Наконец к телефону подошел Паркер и сказал: «Парень, тебе лучше приехать, иначе… Между прочим, разве ты не получил мой контракт на новые проекты?» — «Нет, — ответил я, — я прочитал только первые восемь телеграмм и не думал, что остальные чем–то отличаются». — «А ты глянь остальные», — посоветовал он.

Я просмотрел их все, и действительно — там был конверт от Паркера, на котором было написано: «Контракт внутри. Прошу подписать и отослать обратно». Я повертел в руках этот листок бумаги, абсолютно чистый, только в самом низу была строка для моей подписи. Я взял трубку и сказал: «Том, должно быть, тут какая–то ошибка. Это чистый лист с местом для моей подписи». — «Никакой ошибки нет, парень, ты его просто подпиши и отошли обратно». — «Но там же ничего нет». — «Не волнуйся, мы заполним его потом».

Больше мы с ним не работали и вообще никогда не общались».

Сессия прошла ужасно. Элвис и его музыканты провели в студии восемь часов и записали всего две песни, которые можно было хоть как–то использовать. Элвис был вымотан — словно его магия куда–то испарилась, — и Полковник впервые испытывал неловкость за своего подопечного — напрасно потраченное студийное время означало для RCA лишние траты (впрочем, это касалось и Полковника с Элвисом). Две недели спустя Элвис захотел вернуться в студию исправить ущерб, и этот вопрос обсуждался между всеми заинтересованными лицами, но это означало бы, что Полковник признает свою неудачу перед Стивом Шоулзом, о чем не могло быть и речи. В итоге тому пришлось иметь дело с ранее записанным материалом. Полковнику же этот случай помог сформулировать правило: не позволять никому, не говоря уже о композиторах, вмешиваться в свои дела. И строго наказал Битей Мотту на будущее — держать этих людей от Элвиса подальше, внимательно присматривать за всеми, кто вертится вокруг него, и еще раз — Бога ради — держать их подальше.

В конце февраля, буквально за день до того, как большей части актеров и съемочной группы предстояло на неделю выехать на натуру в Новый Орлеан, Долорес Харт устроила у себя дома день рождения для Джен Шеперд. Элвис тоже был в числе приглашенных, хотя никто не думал, что он приедет. Джен и так была удивлена, увидев большинство своих коллег да еще в компании с работавшим с «Парамаунт» по контракту актером Таем Хардином и помощником Эдит Хед Пэтом Ричардсом. «Но когда вошел Элвис с большим чучелом тигра на плечах, я была сражена наповал. Мы называли его Дэнни–бой, потому что он все время пел эту песню на съемках. По соседству со мной жило много маленьких ребятишек, которые хотели иметь его фото, и я все время его подкалывала: «Элвис, когда принесешь свои снимки для ребят?» Вторым подарком оказалась легкая ручная камера и три ролика пленки, и, вручив мне это, он сказал: «Вперед, делай свои снимки». И я стала снимать, хотя прежде никогда этого не делала.

Вечеринка удалась на славу. Все помогали готовить на кухне, а Тай Хардин, который учился на инженера, испек пирог, похожий по форме на кинотеатр — с вывеской и всем прочим. После ужина мы расположились в гостиной, Элвис сел за пианино, Тай притащил гитару, и они начали играть. Потом гитару взял Элвис, а Долорес принесла свой кларнет. Мать Долорес переоделась в карнавальный костюм и исполнила танец. Мог выступить любой желающий, мы очень повеселились, и Элвис пробыл до самого конца, что было удивительно. Это было просто здорово».

На следующей неделе на побывку из морской пехоты в Мемфис приехал Ред Уэст. Он нанес визит вежливости миссис Пресли, и та позвонила сыну. Элвис пригласил Реда прилететь к нему в Голливуд. «Когда я зашел попрощаться, — пишет Уэст в своей книге «Элвис: Что случилось?», — она пригласила меня заходить еще и сто раз повторила: «Боб, присмотри там за моим мальчиком». Приехав в Голливуд, Ред, «этот сукин сын в форме морского пехотинца с короткой стрижкой», появился на съемочной площадке «Парамаунта». Они с Элвисом не виделись больше года, и тот сразу спросил, не желал бы он через пару дней съездить в Новый Орлеан?

Несмотря на то, что большая часть группы полетела самолетом, Элвис и его друзья остались верны поезду. Его сопровождали Ред, Клифф, Джин и Алан, а также Кэролин, ее муж Аарон Спеллинг и Ник Адамс, с которым Ред только познакомился и который скрашивал всем скуку долгой дороги своими пародиями на известных актеров. В Новом Орлеане выяснилось, что Полковник, резко возражавший против съемок на натуре по причинам безопасности, оказался прав. «Хэл Уоллис любил натурные съемки, — рассказывал Алан Фортас, чье отношение к Полковнику стало намного лучше, чем вначале. — Он сказал: «У меня есть кадры с Дином Мартином и Джерри Льюисом в самом расцвете. У меня такая–то звезда и такая–то…» На что Полковник ему ответил: «Мне плевать, кто у вас был, Уоллис, у вас никогда не