Слуги Темного Властелина - Р. Скотт Бэккер

– Вот почему мы – нечто большее, – говорила она. – Больше чем наложницы, больше чем жрицы, больше чем жены, и даже побольше иных королев. Может, нас и угнетают, Эсми, но запомни, девонька, навсегда запомни: нами никто не владеет!

Ее тусклые глаза вспыхивали дикой страстью, которая казалась чересчур сильной для старческого тела.

– Мы выплевываем их семя обратно им в лицо! Мы никогда, никогда не взваливаем на себя их ноши!

Эсменет перекатилась на спину, провела запястьем по глазам. Уголки глаз по-прежнему жгли слезы.

«Мною никто не владеет! Ни Сарцелл. Ни Ахкеймион».

Она медленно встала с земли, словно пробуждаясь от забытья. Тело окоченело.

«Стареешь, Эсми!»

Для шлюхи это очень плохо.

Она побрела прочь.

ГЛАВА 19

MОMЕМН

«Несмотря на то что несколько шпионов-оборотней были разоблачены в самом начале Священной войны, большинство винили в этом не Консульт, а кишаурим. В том-то и беда со всеми великими откровениями: люди по большей части недооценивают их значения. И только потом мы все понимаем, только потом. Даже не тогда, когда уже слишком поздно, а именно оттого, что уже слишком поздно».

Конец весны, 4111 год Бивня, Момемн

Скюльвенд истерзал ее своей алчной похотью. Лицо его было яростным и голодным. Серве ощутила содрогание самца, точно сквозь камень. Она тупо наблюдала, как он, удовлетворив свое желание, слез с нее и откатился в сторону, в темноту шатра.

Она повернулась к нему спиной, к дальнему углу похожего на пещеру шатра, который дал им Пройас. Келлхус в простом сером халате сидел, скрестив ноги, рядом со свечой, склонившись над толстым томом – его им тоже дал Пройас.

«Ну почему ты позволяешь ему так мною пользоваться? Ведь я же твоя!»

Ей отчаянно хотелось выкрикнуть это вслух, но она не могла. Она чувствовала, как скюльвенд смотрит ей в спину, и была уверена, что если обернется, увидит, что глаза его горят, точно глаза волка в свете факела.

За прошедшие две недели Серве быстро пришла в себя. Непрерывный звон в ушах утих, синяки из багровых сделались желтовато-зелеными. Глубоко дышать было по-прежнему больно, и ходила она прихрамывая, но это было скорее неудобство, чем серьезная травма.

И она по-прежнему носила его ребенка… ребенка Келлхуса. Вот что было главное.

Врач Пройаса, разукрашенный татуировками жрец Аккеагни подивился этому и дал ей небольшой молитвенный колокольчик, чтобы его звоном благодарить Бога.

– Чтобы показать, как ты благодарна за силу твоего чрева, – сказал он.

Но Серве знала, что ей не нужны колокольчики, чтобы быть услышанной Вовне. То, Что Вовне само вошло в мир и сделало ее, Серве, своей возлюбленной.

Накануне она почувствовала себя достаточно здоровой, чтобы сходить к реке постирать. Она поставила на голову корзину с бельем, как делала еще в те времена, когда жила в доме отца, и похромала через лагерь, пока не встретила человека, который явно направлялся в нужную ей сторону. Где бы она ни проходила, Люди Бивня нагло пялились на нее. Хотя Серве привыкла к подобным взглядам, они возбуждали, сердили и пугали ее одновременно. Так много воинственных мужчин! Некоторые даже решались окликнуть ее, зачастую на языках, которых она не понимала, и всегда очень грубо, отчего их приятели разражались заливистым ржанием: «Эй, телка, хромай сюда, мы тебя живо вылечим!» Когда ей хватало духу взглянуть им в глаза, она думала: «Я – сосуд, принадлежащий другому, куда более могущественному и святому, чем вы!» По большей части этот яростный взгляд отпугивал наглецов, как будто они ощущали справедливость ее мыслей, но некоторые продолжали пялиться в ответ, пока она не отводила глаза. Брошенный ею вызов только распалял их похоть – как у скюльвенда. Однако прикоснуться к ней ни один не решился. Серве поняла, что она слишком хороша, чтобы не принадлежать кому-нибудь высокопоставленному. Если бы они только знали!

Размеры лагеря поразили ее с самого начала, но лишь влившись в массу народа, собравшегося вдоль каменистых берегов реки Фай, она полностью осознала, сколь огромно Священное воинство. В обе стороны, насколько хватал глаз, теснились по берегу женщины и рабы – и все они полоскали, терли, колотили мокрыми тряпками о камни. Пузатые бабы заходили в бурую воду по пояс, наклонялись, зачерпывали воду, мыли себя под мышками. Небольшие группки мужчин и женщин болтали, хохотали или распевали простенькие гимны. В толпе носились голые ребятишки, вопя:

– Ты! Нет, ты!

«И я – тоже часть всего этого», – думала она.

А теперь вот они завтра утром выступают в земли фаним. Серве, дочь нимбриканского вождя, платившего дань империи, отправляется на Священную войну с кианцами!

Для Серве кианцы всегда были одним из множества загадочных, грозных имен – примерно тем же, чем и скюльвенды. В бытность наложницей ей случалось слышать, как сыновья Гаунов говорили о них между собой. В их тоне звучало пренебрежение, но временами проскальзывало и восхищение. Они обсуждали неудачные посольства, которые падираджа отправлял в Ненсифон, дипломатические ухищрения, мелкие успехи и серьезные провалы. Жаловались на бестолковую политику, которую проводил император в отношении язычников. Все люди и края, о которых они упоминали, казались ей какими-то ненастоящими, как жутковатое и чересчур суровое продолжение какой-нибудь сказки. Вот болтовня с рабами и прочими наложницами – это было настоящее. Что старую Гриасу высекли накануне за то, что она пролила лимонный соус на колени Патридому. Что Эппальтр, красавец-конюх, пробрался в спальню наложниц и трахнул Аэльсу, но на него кто-то донес – неизвестно кто, – и конюха казнили.

Однако этот мир исчез навеки. Пантерут и его мунуаты развеяли его без следа. И в тесный кружок ее жизни водопадом хлынули ненастоящие народы и края. И вот теперь она вместе с людьми, которые запросто беседуют с принцами, императорами – даже с богами! Еще немного – и она увидит великолепных кианских вельмож, выстроившихся перед битвой, увидит, как несутся над полем брани развевающиеся знамена Бивня… Она как наяву видела Келлхуса в гуще сражения, великолепного, непобедимого, сражающего неведомого ей падираджу.

Келлхус будет главным героем этой еще ненаписанной саги! Она это знала. Она знала это с неизъяснимой уверенностью.

Но теперь, сидя при свете свечи над древним текстом, он выглядел таким мирным…

С отчаянно бьющимся сердцем она подползла к нему, закутавшись в одеяло и спрятав под ним свои груди.

– Что ты читаешь? – хрипло спросила она. И заплакала – слишком свежо еще было воспоминание о скюльвенде между ее ног.