Москва-Лондон - Ефим Лехерзак

— Верно… Помню… Ан народ вологодский быстрее царя на суд сей решился. Урок нам горький… Ан полезный! Слушай дальше, князь, обвинения себе!

Адашев читал громко, внятно, каждое слово отчетливо отделяя от другого.

Князья слушали с напряженным, сосредоточенным вниманием. Они, разумеется, отлично понимали, что часы «бешеного князя Бориса», как звали его между собою почти все, кто его знал, сочтены, и думали они сейчас вовсе не о том, чтобы найти какой-либо способ спасения князя, а о тех последствиях, которые эта казнь неминуемо вызовет. Все многочисленное и многосильное русское боярство и княжество может так взроптать на казнь эту скоропалительную, тайную и самолично царем приговоренную, что и трон зашататься может… Ведь вокруг Москвы войска сейчас немалые стягиваются, а при них воеводами все те же князья да бояре. Брось в эту сухую солому искрицу малую — такого пожара наделать можно, что не дай и не приведи господь!.. Не дома гореть станут — царство целое! И — дотла… Неужели царь не понимает этого? Как его понять сейчас? Куда он ведет? А не дать людям острастки, не выдать им князя головою — народ за вилы возьмется, что не раз уже бывало в прошлом… И еще неизвестно, что легче окажется — тот пожар или эти вилы… Ну и монах Левкий! И где только выискивает он всю эту тухлятину? И почему, собственно, он? От всех этих загадок голова пухнет да кругом идет… А тут еще вонища — не продохнешь… Уж и трупом засмердело…

Левкий из глубины темной своей ниши неотрывно смотрел на князя

Бориса, но перед взором его постоянно был не этот старый, лохматый, грязный и ополоумевший от ненависти и горя полутруп в жестком, высоком и тяжелом железном ошейнике, с цепями на руках и ногах, стоявший сейчас на коленях у ног царя неподалеку от страшного трупа любимого сына своего, а тот, совсем другой, давний, из жизни, которая ушла уж более тридцати лет тому назад…

…Еще дед нынешнего царя, великий князь Московский Иван III, пожаловал одному из ближних и любимых воинов своих и охранников Тимофею Любимову достоинство дворянское и немалый земельный надел

в земле Ярославской. Так уж случилось, что надел этот большим и широким клином врезался в земли большого, знатного и могущественного княжеского рода, главою которого был тогда князь Агафон Васильевич. Он, как и его предки, считал эту землицу своею, и хотя она всегда была большой пустошью, чувство обладания единым неоглядным полем приносило ему большое удовлетворение и согревало княжескую гордость. Но приехавший из Москвы дьяк, ведавший при великокняжеском дворе делами поместными и землеустроительными, без особых усилий доказал, что надел, данный дворянину Любимову, никогда княжескому роду не принадлежал, а был выморочным участком после естественного угасания одного из ветхих боярских родов, даже в родстве с родом Агафона Васильевича не состоявшего. Зная крутой и беспощадный нрав великого князя Ивана Васильевича, князь Агафон, скрипя зубами, вынужден был смириться с потерей того, что ему не принадлежало, и Тимофей Любимов, новоиспеченный дворянин ярославский, начал хозяйничать на своей земле. Дело вел он широко, с умом и смекалкой, а земля, истосковавшаяся по плодоношению, давала такой урожай, о каком и мечтать-то не смели соседние землевладельцы. К тому же и землю свою он не отдавал

в аренду крестьянским общинам чуть ли не на столетие, как это делали многие другие помещики, а обрабатывал ее сам, ежегодно нанимая до двадцати — двадцати пяти работников за натуральную или, значительно реже, денежную оплату.

Словом, преуспевал дворянин Тимофей Любимов на зависть и злобу единственному соседу своему, князю Агафону Васильевичу, и всему семейству его…

После смерти этого князя поместье его досталось сыну, Борису Агафоновичу, человеку неукротимой злобы, спеси и всепоглощающей алчности. Он решил во что бы то ни стало отобрать облагороженную землю с богатым дворянским поместьем у своего ненавистного соседа, для чего выдал замуж одну из засидевшихся и перезрелых сестер своих за некоего своего человека, которому раздобыл грамоту о том, что он-де является прямым потомком и наследником того самого боярина, род которого ошибочно считался угасшим, а его земля — выморочной.

Далее князь Борис действовал с решительностью воеводы. Однажды он явился в поместье Любимовых, сопровождая наместника ярославского (своего дядю по материнской линии) и архиепископа (своего дядю по отцовской линии). Вместе с ними прибыл какой-то другой дьяк из Москвы и, разумеется, отыскавшийся наследник угасшего боярского рода. Наместник объ-

явил, что Любимов занял чужую землю, дьяк подтвердил это заявление

авторитетом двора великокняжеского, архиепископ благословил нового помещика, а дворянин Тимофей Любимов сел на коня и поскакал в Москву,

к сыну благодетеля своего, великому князю Василию Ивановичу. Тот, хорошо зная старого заслуженного воина, велел продажного дьяка наказать пятьюдесятью батогами, наместнику ярославскому пригрозил опалой и казнью, если и впредь будет судить подобным образом, а Тимофею Любимову дал новую грамоту на вечное владение своим поместьем и землею с правом наследования всего этого имения и дворянского достоинства его потомками.

Но не таким человеком был князь Борис, чтобы смириться перед чьей бы то ни было волей, хотя бы она исходила от государя или от самого Господа Бога. Однажды люди княжеские засеяли овсом большой клин земли дворянской. Тот собрал своих работников и вновь перепахал свою же землю по-своему. Тогда князь приказал запахать другой клин дворянской земли. Дворянин с сыновьями и работниками своими дубьем прогнали захватчиков. Для вящей убедительности добавили пострадавшим увечий уже

в самом поместье князя, погрузили их на телеги и повезли в Москву, по дороге рассказывая о бесчинствах государева любимчика, дворянина некоего, что посягнул на жизнь людей княжеских, а теперь задумал расправиться

с самим князем и всем семейством его…

Князь Борис обошел и объездил почти всех князей и бояр русских, обливаясь слезами гнева праведного из-за теснений, чинимых людишками подлыми родам знатным. Понимая, что вопрос перерастает из пустячного хозяйственного в перспективно-политический, бояре, всегда недовольные ущемлением их прав и привилегий государственной властью, все как один встали на защиту «обездоленного» князя Бориса. Воспользовавшись занятостью великого князя Василия Ивановича важнейшими проблемами престолонаследия, разводом со своей бесплодной супругой Соломонидой

и предстоящей в недалеком будущем женитьбой на княгине Елене Глинской, ближние великокняжеские бояре да князья в обход самого государя