Возвращение императора - Аллан Коул
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алекс вскочил и вытянулся по стойке «смирно». Стэн кивнул:
— Вот именно. Кроме того, император непременно пошлет по нашему следу своих псов. Тут нам нечего беспокоиться. Забирай половину бхоров и отправляйся на «Беннингтон». Убедись, что они не пытаются шутить с нами шутки.
— А если пытаются?
— Поступай, как посчитаешь нужным. Если это ловушка, сделай так, чтобы они заплатили за предательство. Я буду держать две установки «Кали» в боевой готовности, пока ты не дашь отбой, и еще эскадрилью боевых катеров.
— Меня уже нет, — сказал Килгур и исчез.
Стэну очень хотелось отдышаться и придумать какой-нибудь осмысленный план, но он едва успевал реагировать на происходящие события. Он вернулся к командору — теперь капитану — Фрестону.
— Ну, капитан, вы слышали, что мы собираемся сделать. Все три корабля будут управляться с капитанского мостика «Победы». Я хочу, чтобы вы задали навигационному компьютеру программу случайного выбора направления полета.
— Слушаюсь, сэр.
— И еще, пошлите эскадрилью боевых катеров к «Беннингтону», а другая… напомните, как зовут ее командира… должна находиться в одной световой секунде, защищая «Победу» с тыла. Каждый раз, совершая прыжок в гиперпространство, мы будем оставлять одну установку «Кали» с «Беннингтона» под управлением одного из офицеров Ренци. Мне не нравится, когда меня преследуют.
— Слушаюсь, сэр.
— А теперь свяжите меня с хондзо.
— Есть, сэр. А куда мы летим?
Стэн не ответил. Но совсем не потому, что не знал ответа, просто ему было известно: у заговорщика есть только одна возможность остаться в живых — никогда и никому не рассказывать заранее о своих планах. На самом деле он мог отправиться в два места… теперь, когда произошло настоящее чудо и вместо одного корабля у него появилось нечто похожее на флот.
Насчет первого Стэн сомневался, но оно отличалось выгодным расположением, поскольку все уважающие себя мятежники начинают с того, что разрушают свою Бастилию.
А второе?
Когда Махони арестовали, он прокричал: «Отправляйся домой».
Стэн наконец понял, что имел в виду Махони. Впрочем, некоторые сомнения на этот счет у него все-таки имелись.
Глава 2
Ранетт ткнула в бок заспанного клерка, наступила на ногу офицеру военно-морских сил и точно рассчитанным движением, но как будто совершенно случайно, подтолкнула какого-то бюрократа в бок так, что он вылил на свое толстое брюхо целую чашку дымящегося кофе.
Пробираясь сквозь толпу, она рассыпалась в извинениях: «Прошу прощения… Какая же я неловкая…»
Если бы в этот момент кто-нибудь пригляделся к ней повнимательнее, он, вне всякого сомнения, заметил бы, что Ранетт продвигается к намеченной цели с уверенностью человека, привыкшего к большим скоплениям народа. Она легко скользила между людьми, пробегала через открытые пространства, создавала себе проходы там, где их до сих пор и в помине не было, и все время не сводила глаз с огромной двери, ведущей в комнату для прессы замка Арундель.
Однако возле двери проход ей загородила черная гора в форме. На рукаве стражника причудливо переплелись золотые буквы ВБ. «Просто замечательно, — пронеслось в возмущенном сознании Ранетт, — не хватало только кретинов из службы внутренней безопасности». Она одарила стражника одной из своих самых ослепительных улыбок, которая была призвана растопить сердце любого дееспособного мужчины с нормальными сексуальными пристрастиями.
— Извините, пожалуйста…
Ранетт уже поднырнула ему под руку и почти проникла в конференц-зал. Изнутри доносился сухой голос какого-то официального лица, читавшего доклад. «Уже начали, ублюдки, — подумала Ранетт. — Я спущу шкуру с того, кто в этом виноват».
Однако стражник с нашивками на рукаве загородил ей дорогу.
— Только для прессы, — прорычал он.
Сладенькая улыбочка по-прежнему светилась на лице Ранетт.
— Вот-вот, для меня, значит.
Она выхватила свое удостоверение и твердой рукой поднесла его к глазам-пуговкам тупоголового громилы. Он внимательно изучил документ, потом посмотрел на Ранетт. Придурок из ВБ не спешил.
— Похоже, документы ваши, — наконец объявил он. А потом злобно ухмыльнулся.
«Вдвойне замечательно и необыкновенно любопытно, — подумала Ранетт. — Этот тип ненавидит средства массовой информации».
— А вы все равно войти не можете.
— Это еще почему, чертово кретинство?
Лицо Ранетт перестало быть соблазнительно нежным. Теперь от ее тона повеяло могильным холодом. Однако стражник был настолько глуп, что еще этого не понял.
— У меня приказ, вот почему, — рявкнул он. — Конференция началась. Никому не разрешается входить и выходить, пока она не закончится.
Всего через одну секунду самодовольное выражение на его лице сменилось неприкрытым ужасом — Ранетт позволила сдерживаемой до сих пор ярости вырваться на свободу.
— А ну-ка, проваливай с дороги, ты, вонючий раздутый член! — прошипела она. — Если ты меня не пропустишь сию минуту, я твои яйца зажарю себе на завтрак.
Она подождала целых полторы пронизанных ужасом минуты, чтобы до стражника дошел смысл ее слов. А потом окатила стражника и всю прилегающую территорию столь отборными ругательствами и невообразимыми угрозами, что по своей силе и изощренности они с легкостью могли бы поспорить со всем, слышанным до сих пор бравым представителем службы безопасности — включая обещание познакомить его со старшим палачом императора.
Девяносто секунд истекали, превратившись в целый мучительный год, когда в крошечном мозгу стражника наконец вспыхнуло имя, написанное на удостоверении. Женщина, готовая растерзать его собственными руками, была знаменитостью. Ранетт вела репортажи о Таанской войне прямо с линии фронта. Ей удалось выжить в те страшные годы, когда у власти стоял Тайный совет. Она выдавала блестящие документальные передачи, которые даже он смотрел, испытывая благоговение и ужас. Могущественные члены правительства и главы корпораций разбегались в разные стороны, как нашкодившие мальчишки, стоило ей только появиться со своей командой и аппаратурой.
Когда Ранетт замолчала на одно мгновение, чтобы перевести дух или в надежде, что ее посетят новые идеи, громила с золотыми буквами ВБ на рукаве поспешил убраться с ее пути. Он был готов дезертировать с поста — легче пережить гнев сержанта с голосом гиены, чем ярость этой женщины, — когда услышал, как огромная дверь с легким шорохом приоткрылась, а потом быстро закрылась снова. Его трясло. Ранетт уже была внутри — пока не закончится пресс-конференция, он в безопасности. И пусть приказы катятся ко всем чертям.
Адмирал Андерс, командующий военно-морским флотом его императорского величества, мысленно выругался, увидев, как Ранетт влетела в переполненный журналистами конференц-зал и, мило улыбаясь, вынудила какого-то юнца уступить ей место возле прохода.
До сих пор конференция проходила спокойно. Едва Андерс узнал про то, как повернулись события на Алтае, он дал офицерам, отвечающим за работу пресс-служб в кризисной ситуации, соответствующие задания, не дожидаясь приказов императора.
Противники адмирала, которые в данный момент помалкивали, считали, что он слишком молод, красив и обладает чересчур безукоризненными манерами для этой должности. Он сумел взобраться на самый верх только благодаря таланту политика, а не военного. По правде говоря, Андерс получил все свои медали за полеты на вражеские территории, которые были недавно освобождены и очищены от нежелательных элементов. Он много стрелял, впадая в ярость, зато к его отчетам для прессы и рапортам было невозможно придраться даже при очень сильном желании.
Став командующим военно-морским флотом, адмирал Андерс первым делом издал свод законов, касающихся кризисных ситуаций, в соответствии с которыми должны действовать и действовали собравшиеся в этом зале. Все было очень просто:
— только представители прессы, получившие соответствующие бумаги от его администрации, имеют право присутствовать на пресс-конференциях, посвященных той или иной кризисной ситуации;
— журналисты имеют право задавать вопросы, касающиеся лишь фактов, излагаемых во время конференции;
— журналисты имеют право задавать вопросы только тем официальным лицам, кто делал сообщение о возникшей ситуации;
— любое нарушение первых трех правил может рассматриваться как нарушение имперской безопасности, с обвинением виновных в государственной измене.
Тем не менее адмиралу приходилось считаться с определенными условностями, общаясь с представителями прессы. В этом зале были и звезды журналистики, известные во всех уголках империи. Они получали за свою работу такие огромные гонорары, что представляли собой целые корпорации в лице одного человека.