Вечный. Тетралогия - Роман Злотников

Стоило только старшему произнести это имя — «Остан», как Корн почувствовал, что его челюсти непроизвольно сжимаются. Однако он постарался не выдать себя. Судя по тону, каким было произнесено это имя, «хозяин Остан» не только был здесь большой шишкой, но и держал в страхе даже своих подчиненных. Наверное, на лице Корна все-таки что-то отразилось, потому что старший вдруг посмотрел на него несколько неприязненно и заговорил более строгим тоном:

— А вы, как я вижу, приезжий. И позвольте спросить — по какому делу?

Не выказывая ни малейшей нервозности, Корн, кстати вспомнив вывеску, попавшуюся ему на глаза в припортовом тупике, ответил:

— Да так, был здесь проездом года три-четыре назад и присмотрел в припортовом ломбарде одну интересную вещицу. Тогда купить не смог, денег не хватило. А сейчас слегка разбогател, да и был здесь неподалеку. Вот по пути завернул, решил себя побаловать.

— Дак портовый ломбард эвон где, — недоверчиво сказал старший.

Корн слегка забеспокоился. Не хватало ему еще проблем с местным вариантом ребят Эрнста Рема. Надо было срочно разрядить обстановку, поэтому он широко улыбнулся и пояснил: — Там написано, что ломбард закрыт до пяти, вот я и отправился погулять. — Он наклонился к старшему, в глазах которого все еще не растаяло сомнение, и, понизив голос, заговорил доверительным тоном: — Знаете, я просто не узнаю Варангу. Раньше это была настоящая клоака, шагу нельзя было студить, чтобы у тебя не попытались что-нибудь стянуть, а сейчас…

Он рассчитал верно. Все трое расплылись в улыбке, а старший приосанился и важно кивнул:

— Это точно. Когда продажных полицай-премьеров отправили туда, куда они отправляли добрых людей, господин шериф набрал из самых достойных отряд мулинеров. Так что теперь мы следим за порядком в Варанге и округе и никому не позволяем безобразничать.

Корн усмехнулся про себя. Ну еще бы. Темные, забитые крестьяне, получившие возможность не надрываться, как прежде, от зари до зари, мало того — наделенные толикой власти и слышащие подтверждение собственной значимости из уст тех, кого привыкли считать выше себя…

— Благодарю вас, господа мулинеры, однако мне уже пора возвращаться. — Он сделал многозначительную паузу и спросил: — А не скажете ли вы, где можно промочить горло, да так, чтобы не нарваться на какую-нибудь шваль?

Старший блеснул глазами (любой нормальный представитель мужского пола, как бы он ни был туп и забит, способен мгновенно уловить завуалированное приглашение к выпивке) и гордо заявил:

— Да где угодно, благородный господин. При нас никакая шваль носа не кажет. Что же до нас, то мы предпочитаем таверну «Бигайский конь».

Корн уважительно выслушал его.

— С удовольствием воспользуюсь вашей рекомендацией.

Старший нерешительно кивнул и, бросив начальственный взгляд на свою команду, важно двинулся дальше, высоко держа голову. Нищий злобно следил за ними, пока их прямые спины не скрылись за углом, потом со злорадной улыбкой повернулся к Корну:

— Вот тупицы, господин. Им и в голову не пришло, что вы над ними смеетесь. — Нищий хитро сощурился, — А вам что-то надо на Варанге? Как я понял, что-то такое, что может очень не понравиться этим ребятам.

Корн отрицательно покачал головой:

— Нет. Я собираюсь взять кое-что в местном ломбарде и тихо-мирно улететь с этой планеты ближайшим кораблем.

Нищий, как видно, не поверил:

— Да простит меня благородный господин, но вы не выглядите как человек, который может спокойно смотреть на все это безобразие. — Он пожевал губами и раздумчиво добавил: — Скорее, как тот, кто способен все это прекратить.

Корн не нашелся, что ответить. Он лишь пожал плечами, озадаченно глядя на нищего, повернулся и зашагал в ту сторону, где находился ломбард. Ведь старший мулинеров вполне мог забрести и туда, подталкиваемый желанием проверить показания подозрительного иностранца, а еще больше — жаждой еще раз насладиться чувством власти над жителями этого городка. К тому же Корн напомнил ему о существовании этого заведения.

Хозяин ломбарда, нагловатого вида пучеглазый молодой хлыщ со слащавой улыбкой на устах, был на месте.

— Что угодно господину?

Корн небрежным жестом вытащил из кармана дорожного костюма кредитную карточку и заговорил этаким лениво-независимым тоном, который, как он знал, лучше всего действует на подобных людей:

— Лет пять назад я видел у вас в ломбарде один заинтересовавший меня раритетный предмет. Надеюсь, вы помните, о чем идет речь? — Он ловким движением пальцев выудил из-под кредитной карточки, лежавшей на ладони, несколько золотых соверенов и принялся небрежно позванивать ими, как бы давая понять, что если ломбардщик окажется ему полезен, то получит это СВЕРХ официальной платы.

Вообще-то с подобными типами это был не самый удачный ход, во всяком случае для экономного человека, но Корну уж очень не нравилась Варанга. Да, он нащупал некоторые ниточки, но чувствовал, что пока не готов идти дальше. И что, если он сегодня же не уберется отсюда, обстоятельства затянут его в свой круговорот и заставят погрузиться по горло во все те мерзости, что, судя по всему, творились в этих местах. А ему страсть как этого не хотелось.

Лупоглазый растянул губы в своей приторной улыбочке:

— Прошу простить, господин, но я здесь недавно. Наверное, вы имели дело со старым хозяином.

— Ну так где он? Лупоглазый взмахнул рукой:

— А-а, не поладил с господином бароном, ну тот и загнал всю их семью в «морозильную камеру». Теперь, если не сдох, портит атмосферу на каком-нибудь орбитальном каронитном заводе, а то и… — Он запнулся и с подозрением посмотрел на Корна. — Имейте в виду, что ежели у вас были с ним какие-то дела по поводу «тавки» или «жемчужных колец», так за это сейчас можно прямиком угодить в «морозильную камеру».

Корн засмеялся:

— Ну что вы? Я же вам сказал — мне понравился один раритет, который мне предложил старый хозяин. Но тогда я был не при деньгах. А сейчас, случайно оказавшись поблизости от Варанги, решил сделать крюк и заскочить за ней. Впрочем, — Корн изобразил разочарование, — похоже, что моя поездка окончится ничем. Ну что ж… — И он убрал руку со стойки.

Глаза лупоглазого блеснули жадностью и сожалением об упущенной выгоде. Он откинулся на спинку стула, но в следующее мгновение его осенила какая-то мысль, он дернулся и вскинул руку:

— Прошу простить, господин. По-моему, я знаю, что вам нужно. — Он вскочил со стула и рысью унесся куда-то в глубь темного помещения.