Жизнь замечательных Блондей - Кира Измайлова

Над Танагурой пламенел закат — весной, пока песчаные бури еще не застлали небо песком, закаты особенно хороши, вот только… Слишком уж это огненное буйство напоминало пламя, в котором сгорел Бертран Уэйн…

Агнесса сморгнула слезы, подняла руку, чтобы вытереть лицо, за что-то задела. Оказалось, белая бабочка, подаренная ей Бертраном, все еще приколота к ее платью. Бабочка… Почему Бертран выбрал именно такую — траурного белого цвета, может быть, что-то предчувствовал?..

Девушка отколола брошь от платья. Тончайшие металлические нити — прочные кандалы для хрупкого тельца бабочки, — легко поддались ее пальцам. Бабочка сидела на ее ладони, неуверенно взмахивая чуть обтрепанными по краям крыльями. Потом вдруг легко поднялась в воздух и взмыла ввысь…

…Агнесса долго еще стояла, запрокинув голову, и смотрела, как белая бабочка ее мечты исчезает в оранжевом пламени заката…

Правдивая ложь

Кому-то особенно хорошо думается за рабочим столом, кто-то придерживается идеи о том, что истина рождается в споре, и обсуждает свои мысли с коллегами, а есть и такие личности, которые могут придумать что-то только на ходу. Вернер Дирк не относился ни к одной из перечисленных категорий — лучше всего ему думалось лежа. Вот и сейчас он возлежал на довольно неудобном диване в собственном рабочем кабинете и рассеянно гладил большого рыжего кота, удобно примостившегося на хозяйском животе. Кот довольно жмурился и урчал, как мощный мотор, недовольно посматривая на Вернера, если тому вдруг приходило в голову убрать руку.

В ранней юности Вернер не без удовольствия почитывал художественную литературу, посвященную великим сыщикам, и Эмиль Кан, зная об этом (черт же дернул Вернера проговориться!), иногда ехидничал, что Вернеру для полного сходства с каким-нибудь героем не хватает разве что трубки. К счастью ли, к несчастью, курить Вернер бросил тогда же, в ранней юности. Не потому, что был приверженцем здорового образа жизни, просто эта привычка очень мешала ему в работе. Отчего-то курить отчаянно хотелось именно тогда, когда нужно было сидеть тише мыши (скажем, в засаде), и ни звуком, ни движением не выдавать своего присутствия. Ну разве в такой ситуации можно закурить? А если не закурить, то думать будешь не о деле, а о сигарете. Испытав это на собственном опыте, Вернер без большого сожаления от курева отказался. Хотя, конечно, с трубкой он выглядел бы куда солиднее.

Повод для размышлений был серьезный, иначе бы Вернер ограничился бы обычным рабочим совещанием, а не стал бы прибегать к «медитации», как язвительно называл его размышления Эмиль Кан. Сам Эмиль мог размышлять о сколь угодно важных вещах, даже ведя непринужденную беседу, Вернер же, к несчастью, такими умениями не обладал. Зато обладал чутьем, без которого в его деле было никуда, и хваткой хорошей охотничьей собаки, что тоже не могло не пригодиться.

Итак, вот уже третий час Вернер размышлял на одну и ту же тему: кто же все-таки заказал убийство Бертрана Уэйна? Известный принцип гласит: «ищи, кому выгодно», вот Вернер и искал. Беда была в том, что таких вот, кому смерть Бертрана была очень выгодна, оказалось немало.

Исполнителя нашли быстро: служащий из гаража раскололся моментально и вывел следствие на некоего Мэдисона Ши, который, будучи знакомым означенного служащего, напросился к нему во время дежурства, напоил, а потом исчез. Работа была чудовищно дилетантской, и в другое время Вернер бы презрительно плюнул, если бы задумка проклятого дилетанта не увенчалась успехом. Громким успехом, аж стекла кое-где повылетали… (Шутить Вернер не очень-то умел, хотя считал себя записным остряком.)

Так вот, этого самого Мэдисона нашли очень быстро, буквально на следующий день. К несчастью, рассказать он уже ничего не мог, поскольку глотка у него оказалась умело перерезана от уха до уха, и был Мэдди Ши мертвее мертвого. Впрочем, связи исполнителя начали искать, этим занималось несколько сотрудников, однако надежды на то, что поиски увенчаются успехом, у Вернера не было. Очевидно, Мэдди подцепили на крючок и использовали, как одноразовый шприц. А после того, как он таки подорвал Бертранову машину, от него избавились. Только и всего.

Стало быть, надо искать именно того, кому выгодно. Вернер начал с ближайшего окружения. Итак, Агнесса Борги. Могла она заказать начальника? А почему бы и нет? (Вернер был не слишком хорошего мнения о людях вообще, поэтому спокойно занес Агнессу в список подозреваемых.) Но ей-то это как раз и невыгодно. Не могла же она, в самом деле, предвидеть, что после смерти Бертрана именно ее назначат исполняющей обязанности главы департамента! Такое и в кошмарном сне не приснится! Правда, Вернер признавал, что хотя Кристиан Норт на этот раз несколько перегнул палку, назначить Агнессу на руководящую должность стоило хотя бы ради того, чтобы плюнуть в рожу Федерации. А то вечно тамошние придурки в компании с «экспертами» из Лиги Объединенных миров вопят о дискриминации по половому признаку.

Так вот, Агнесса не могла не понимать, что новый начальник быстренько выкинет ее с работы, и останется ей только вернуться к папочке с мамочкой. Кстати о папочке. Вот у него-то как раз был огромный зуб на Бертрана! Другой вопрос, стал бы он так пачкаться? Поразмыслив, Вернер решил, что нет, не стал бы. Герман Борги придумал бы что-нибудь более замысловатое, он всегда предпочитал уничтожить противника морально или финансово, а не физически. Опять мимо… Хотя окончательно сбрасывать его со счетов не стоит. Кто его знает, может, выходка любимой дочурки расстроила его куда больше, чем могло показаться!

Вздохнув, Вернер перешел к следующим кандидатам на роль заказчика. Это вполне мог быть кто-нибудь из своих, из обитателей Эоса. Почему бы и нет? Зачастую здесь происходили такие столкновения интересов, что какой-нибудь мафии оставалось только грызть локти от зависти.

Ну и кому могла понадобиться смерть чересчур настырного Бертрана? Вернер серьезно задумался. Положим, не любили парня многие, мешал он тоже много кому, но чтобы заказать убийство… Отчего-то Вернеру на ум пришел Себастьян, видимо, из-за того, что сей достойный субъект вечно влипал в истории. Впрочем, поразмыслив, Вернер так и не решился пристегнуть его к делу: кто-кто, а Себастьян всегда относился к Бертрану неплохо, даже давал в долг без отдачи, а это, в понимании прижимистого Вернера, дорогого стоило. Да и вообще, насколько Вернер знал, Себастьян даже какие-то дорогущие медикаменты для любимых госпиталей Бертрана доставал по своим каналам (то есть контрабандно, без пошлин, налогов и прочих наценок). Нет, этому было совершенно незачем заказывать парня. Да и другим, в общем-то, тоже. Бертран был неудобен, но не до такой же степени! Всегда нашлось бы много других способов ограничить чрезмерное рвение молодого сотрудника. Впрочем, поскольку за него горой стоял сам Первый Консул, большинство предпочло плюнуть и забыть обо всех неудобствах.

Таким образом, внимание следовало переключить на внешних «кандидатов». Вернер тяжко вздохнул; кот, огорченный тем, что его перестали гладить, недовольно мявкнул и впился в хозяина когтями. Ощущения оказались не из приятных — Вернер прочувствовал остроту когтей своего любимца даже через плотную ткань костюма, подавил недостойное желание скинуть обнаглевшую тварь на пол и продолжил чесать паршивца за ухом. «Медитация» грозила затянуться надолго…

…Такое странное выражение — «быть на седьмом небе от счастья»… Что за седьмое небо, при чем тут оно — кто может сказать? Однако Джулиан Мей не задумывался над этимологией данного выражения, потому что оно вполне соответствовало его настроению. А все дело было в том, что у Джулиана появился… друг. Во всяком случае, Джулиану очень хотелось верить в это.

А личность эта появилась в его жизни совершенно неожиданно. Это не был никто из тех, с кем успел познакомить его Алистер на последнем приеме, да если честно, Джулиану как-то вовсе не хотелось сближаться со столь высокопоставленными личностями. Так вот, его новый знакомец подошел к нему сам в одном из залов отдыха и заговорил первым. Джулиан поначалу насторожился, но быстро оттаял. В конце концов, и ему хотелось хотя бы время от времени с кем-нибудь поговорить, а на эту роль его новый знакомый годился, как никто иной. Этот Блонди, довольно молодой, но все же изрядно старше Джулиана, был прирожденным собеседником. Он отлично умел слушать, а еще лучше — говорить. О, рассказчиком этот Блонди был просто превосходным! От него Джулиан узнал столько подробностей о скрытой от посторонних глаз жизни Эоса, что впору было только тихо ахать от изумления. Кто бы мог подумать, что под вполне благопристойной внешней оболочкой таится такое!..

С тех пор, как Джулиан стал проводить время с Клиффордом — а именно так звали его нового знакомого, — он стал поглядывать по сторонам не без опаски. Впрочем, он и раньше подозревал, что в высших эшелонах власти не все так чинно и благородно, как кажется, но благодаря Клиффорду убедился в этом окончательно. Словоохотливый Блонди, судя по всему, страдал от недостатка общения, а также от отсутствия новых слушателей, — прежние-то и так прекрасно знали, что и с кем происходит, — поэтому изъявил желание взять Джулиана под крылышко, чему тот особенно не препятствовал. В самом деле, все-таки приятнее, когда тебе кто-то составляет компанию за обедом, чем когда в одиночку молча давишься какой-нибудь питательной, но совершенно безвкусной дрянью в столовой Эоса.