Жертвы времени (СИ) - Евгения Федорова

Мрак пронес меня над лесами и равниной, вынес к предгорьям и устремился дальше, пропуская под брюхом заснеженные хребты дремлющих гор. Дракон мягко плыл к цели, но я не торопил его, сам опасаясь того, что ждало впереди. Так прошла ночь и начался день, когда мы увидел перед собой развалины.

Там дракон, — безошибочно определил Мрак.

Он уместился на небольшом осколке стены, который все еще торчал вертикально, словно насмешливое напоминание о том, каким был Форт до разрушений. Лесной дракон сидел, подобравшись, его сильный хвост оплетал мертвые камни, и неотрывно следил за нашим приближением. Когда Мрак приземлился, зеленый упал вниз, ожив, сделал изящный полукруг и мягко ступил на землю рядом с нами.

— Ты жив, — сказал я, но в голосе моем дракон, должно быть, почувствовал тревогу.

— Да, — подтвердил он, — но пришла пора действовать, мне претит прятаться и убегать.

— Думаю, я знаю, что делать, — стараясь говорить твердо, сообщил я, глядя на камни, в которые превратился город. Он словно бы еще постарел. Казалось, Форт уже давно, может быть даже вечность, лежит посреди равнины в руинах. Неизвестно откуда взялись молодые вьюны, охватившие своими крепкими объятиями стоящие нетвердо стены. Они стиснули их в своих ладонях с неожиданной силой, перетирая в пыль. Между обломками пробилась тонкая трава, ее яркие стрелки шевелились, касаясь мертвых развалин.

Я внезапно подумал о том, хотел ли по настоящему Хозяин города жизни, раз он встретил смерть так покорно, без явного сопротивления? Может быть, сам город уже давно устал возвышаться своими величественными стенами над вересковой пустошью, устал глядеть с высоты своих башен на восход и закат, встречать день за днем приход утра и наступление ночи. Может быть, город устал от магов, вечно творящих свои собственные судьбы под защитой его стен; от людей, которые суетно снуют туда сюда, окунаясь в собственные бессмысленные страсти. А, может, он просто уже не мог противиться подступившему дыханию времени и сдался безропотно, но с горечью…

— Боюсь, ты не знаешь, что делать, — покачал головой зеленый. — Ты ошибаешься с выводами. Это решение лишь для тебя.

Я нахмурился. Слова дракона заставили меня отвлечься от невеселых мыслей, и я резко спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что сказал, — дракон покивал увенчанной рогами головой и отвернулся.

— Я найду выход там, — отчаянно сказал я, надеясь, что дракон согласится со мной. Он был стар, дракон леса, он был умен и умел бороться. Ему наверняка понятна суть магии времени, в его силах заставлять крупицы его перетекать.

— Найдешь? Изменения для себя. И я не знаю, что лучше на самом деле. Маги хотят слить воедино миры, верно? Это то, что сделать необходимо. Смирись. Правильные решения не всегда самые лучшие.

Я стоял, как громом пораженный.

— И это говоришь мне ты?!

— Можешь попробовать что-нибудь сделать, никто не помешает тебе, но от этого ровным счетом ничего не изменится. Есть события, которые уже давно предопределены. Я вижу, должно быть, забавные вещи, но понимаю, что тебе это не по силам теперь — ты слишком долго ждал…

— Время можно победить только временем…

— Не думаю, что ты прав, — возразил древний.

— Я тебе не верю! — выкрикнул я, стараясь убедить не дракона — себя, стараясь разбудить обиду, горечь, разочарование, все, что угодно, лишь бы с этим пришла ярость. Та самая, которая сворачивала горы, сталкивая в беспощадном бою обстоятельства и поступки.

Я резко повернулся и побежал по руинам, перепрыгивая с камня на камень, стремясь пробраться вглубь развалин туда, где у безжизненного старого сада лежал под завалами вход в библиотеку. Со злостью я срывал с камней цепкие вьюны, обжигая ладони об их покрытые тончайшими колючками стебли, рвал стебли, давая камням свободу дышать, свободу глядеть в небо. Пытаясь найти вход, я старался в тончайших деталях представить себе, как выглядел город до разрушения.

— Здесь, где-то здесь, — сами шептали мои губы, но руки натыкались лишь на изломанный камень. — Призрак! Пусти меня, или я разобью эти камни! Я умру, но разобью их! — закричал я, но прежде, чем эхо затихло, земля под моими ногами обрушилась в пустую темноту.

Падение было коротким, оттолкнувшись от падающего обломка, я подался вперед и, перекатившись, встал. Рука коснулась стены, я тряхнул головой, избавляясь от каменной пыли, и шагнул вперед.

Хозяин города стоял там. Я заметил его и остановился, но призрак легким движением тонкой высохшей кисти поманил меня за собой. Как и Рене раньше, он зажег для меня свет, хоть я в этом уже не нуждался. Мы шли по гулким коридором в бесконечную глубину Святилища. Мне почудилось, я различил голоса, и от этого волосы зашевелились у меня на затылке. Скрипели ржавым железом залитые кровью пыточные механизмы, до меня донесся далекий отчаянный крик и громкий гогот палачей, глядящих на боль человеческую, как на забаву. Носа моего коснулся запах разложения, застоявшийся отголосок темницы, в которой не одно десятилетие провел человек. Запах испражнений, гниения, болезни и смерти. Я невольно прижал руку к носу, но ничего не изменилось, и перед моими глазами встали серые пролеты лестниц, ведущие в каменную глубину.

Факелы, вставленные в крепления над каждым пролетом, казались неживыми. Пламя застыло, словно боясь пошевелиться от ужаса, что пропитал воздух. Стены за факелами были покрыты неровными разводами черной сажи, будто прикосновения чьих-то ужасных рук оставили эти обугленные отпечатки.

Где-то надо мной открылась дверь, и я почувствовал едва уловимое шевеление затхлого воздуха, как мог почувствовать это человек, проведший в застенке долгое время. Качнули огненной головой в подтверждение догадки факелы, лизнули стены, оставляя на них свое обжигающее дыхание.

За мной пришли.

Я побежал по лестнице вниз, ища выход, пытаясь потеряться, спрятаться, забиться в самый дальний угол и остаться незамеченным беспощадными палачами, а слева и справа скользили ржавые решетки, перекрывающие выходы из длинных глухих коридоров. В их глубинах клубился мрак смерти, мрак погребенного человеческого разума, истосковавшегося по утренним, солнечным лучам. В них слабо плескалась боль разума, уничтожившего самого себя тщетными надеждами на спасение и глупыми мечтами.

Из всех коридоров тянуло гнилью и запустением, болью, страхом, ужасом перед чем-то неведомым, но властвовавшим здесь безоговорочно и всегда. Когда лестница кончилась и я оказался перед полуоткрытой решетчатой дверью, тело мое само остановилось, а разум в животном приступе страха воззвал о помощи.