Жертва вторжения (сборник) - Кир Булычев

В тот самый день, когда нашествие единоплеменников на Россию было в полном разгаре, профессор Минц стоял в хвосте длинной очереди за молоком. Ведь магазины Гусляра, как вы сами понимаете, не справлялись, и в городе начались случаи нападения на огороды, хотя до дистрофии дело пока не дошло.

Минц в те дни, не обращая внимания на прибавление числа жителей в городе, занимался уже другой, вполне специальной математической проблемой, когда к нему, протиснувшись по улице, наполненной народом, приблизился Миша Стендаль.

– Лев Христофорович, – сказал он, – народ в ужасе. Из Москвы идут факсы. Что будем делать?

– Я сделал все, что положено сделать патриоту, – отрезал Минц. – Потерянные соотечественники возвратились. Теперь дайте им смысл в новой жизни, а то уедут.

– Как так уедут? – всполошился Стендаль. – Я ведь завтра в кино иду с Алиной и Энди.

– Кто такой еще Энди?

– Первый муж Алины, – ответил Миша. – Темнокожий боксер. Алина подает на развод, чтобы соединить свою судьбу с моей. Она уже провела последнюю ночь у моего небольшого телескопа.

– Ничего не выйдет, – сказал Минц. – Разве вы не знаете, что жизненный цикл у всей колонии популяции вируса – сорок дней? А потом он исчезает. Полностью.

– И что же?

– А то, что у тебя четыре дня, чтобы завоевать сердце твоей Алины. А то улетит.

Минц отвернулся от Стендаля, потому что мысленно вновь погрузился в свои вычисления, а Стендаль, узнав, что у него осталось всего четыре дня, забыл о своем журналистском долге. Ну что бы заранее предупредить общественность. Он свое сделал, невесту для Стендаля вытребовал, а побочные эффекты… на то они и побочные эффекты, чтобы о них забыть. Великим людям свойственна рассеянность.

Совершенно неожиданно, утром в пятницу, миллионы вернувшихся на родину граждан пробудились ото сна и от наваждения.

Они посмотрели вокруг и на окружающих.

Они сказали себе и окружающим:

– А какого черта я здесь делаю, если мой бизнес в Детройте без меня погиб, а на мое место в вертепе Лас-Вегаса уже взяли Ханку из Катовиц!

И все эти люди, за малым исключением, ринулись к автобусной станции. Но тут же выяснилось, что все они в знак примирения с Россией порвали в клочья свои американские паспорта и внесли свои наличные доллары в Фонд защиты матерей-одиночек.

Несчастные эмигранты стояли толпами на автобусной остановке, и многие рыдали. А коренные жители Гусляра, которые туда-сюда через океан не шастают, стояли вокруг и сочувствовали.

– Допрыгались, – с добрыми улыбками говорили они.

– Ни себе, ни людям…

– Привет звездно-полосатому флагу!

И прочие фразы.

В этот момент мимо проходил Ходжа Эскалибур. А может, он проходил не случайно.

Он остановился на краю толпы, от которой исходило напряженное гудение взрослых голосов и писк детских, и стал смотреть на людей любовно, как и положено основателю секты.

– Домой хотите, болезные? – спросил он.

– Разве не видишь? – послышался в ответ общий крик.

– Значит, так, – сказал прорицатель. – Желающие улететь бесплатно в Соединенные Штаты сдают мне по обручальному колечку либо по бранзулетке соответствующей стоимости.

И оказалось, что у каждого нашлось что-то ценное.

Помощницы Ходжи Эскалибура стояли за ним и собирали подношения в корзины.

И надо сказать, что во всех других российских городах, где скопились эмигранты, голограммы Ходжи Эскалибура повторяли его слова и жесты.

Ровно в двенадцать часов Ходжа Эскалибур взмахнул руками, и все россияне, живущие в Америке, превратились в больших морских птиц типа альбатрос.

Ходжа махнул им, и птицы косяками, стаями, а то и полчищами поднялись в небо и взяли курс на Запад.

А в это время Гаврилов с товарищами возвращались с неудачной утренней охоты.

Шум сотен тысяч крыльев как ураган несся над ними.

– Гуси! – закричал Гаврилов и принялся палить по птицам.

К счастью, Ходжа издали увидел, как он поднимает ружье, и навел на него временную слепоту.

Американцы улетели. Без потерь.

Минц этого почти не заметил, потому что был углублен в новую проблему.

«Почти» не означает – «совсем».

Все же Минц спросил у Корнелия:

– Куда все американцы делись?

– Их Ходжа в птиц превратил, – сказал Удалов.

– Ну вот! – рассердился Минц. – Это же совершенно антинаучно. А потому импоссибль. Гнать таких жуликов!

Ходжа Эскалибур все слышал и загадочно улыбался.

Пока неизвестно, волшебник он или инопланетянин. А может, и то и другое. Но людей любит и человечеству помогает.

ХРОНОСПАЙ

Максим Максимович, внук Корнелия Удалова, школьник десяти лет от роду, был недоволен содержанием учебника истории. Об этом он сообщил профессору Минцу.

– Дедушка Лева, – сказал он, – у меня масса сомнений. А у Валентины Семеновны – ни одного.

– Объясни, друг мой, – попросил профессор Минц, гениальный ученый, давно уже проживающий в достойном уединении городка Великий Гусляр.

– Я ее спрашиваю, а правда Иван Сусанин завел в лес целый польский полк интервентов? Она говорит – нет сомнений. А я думаю, чего ж это поляки по собственным следам обратно не вернулись? Тайна? Историческая загадка?

– А в самом деле… – произнес Лев Христофорович. – Что им помешало?

– Ничего!

– Может, вечер наступил? – сказал Минц. – В темноте они и погибли.

– Хорошо, – сказал юный скептик, – но сомнения остаются?

– Остаются.

– Другой пример, – сообщил Максимка. – Татаро-монгольские захватчики завоевали Русь. А Новгород не завоевали. Тоже в лесу заблудились?

– Ну, тому много причин, – сказал неуверенно Лев Христофорович.

– Вечер наступил? – Глаз у школьника был хитрый и даже насмешливый. И ясно – детям порой надоедает, что взрослые имеют право их учить, хотя сами учились паршиво. Каждый взрослый дурак выпячивает пузо и начинает вещать, как телевизор.

– И много у тебя сомнений? – спросил Минц. Он был поумнее многих взрослых, иначе Максимка и не стал бы с ним советоваться.

– Миллион, – сказал Максимка. – И не знаю, что делать.

– Что же у тебя намечается в четверти по истории? – догадался спросить Лев Христофорович.

– Не исключено, что натяну на трешку, – ответил Максимка. – Но я ни в чем не виноват. Я даже книги исторические читаю. И если бы не было у меня сомнений, мог бы рассчитывать на четыре-плюс.

– И чего ты от меня хочешь?

– Говорят, что вы большой ученый.

– Я с этим не спорю.

– Вам даже Нобелевскую премию обещали.

– Но, к сожалению, не решили, по какому разряду мне ее дать. Физики, химики и биологи передрались за право выдвинуть меня на эту премию.