НА КАКОМ-ТО ДАЛЁКОМ ПЛЯЖЕ (Жизнь и эпоха Брайана Ино) - Дэвид Шеппард

В своей вышедшей в 1999 г. автобиографии Как будет по-валлийски дзен Кейл намекает и на другие тревожные инциденты (как, например, случай, когда он вернулся со своей игры в сквош и застал Ино на кухне «на месте преступления»[147]) — Ино же дипломатично предпочитает оставлять эти аллегории без внимания: «Я посмотрел её [книгу Кейла], когда она вышла; мне показалось, что там изложена некрасивая, а иногда прямо неправдивая версия происходившего во время записи этого альбома. Я не обращаю внимания на подобные вещи. Не хочу усугублять обиды, напоминая о них.»

В вышедшем одновременно с Wrong Way Up пресс-релизе, написанном Ино, содержались несколько «очевидных» вопросов, сопровождавшихся его обдуманными ответами. Среди них был и такой: «Собираетесь ли вы снова работать с Джоном Кейлом?» Ответ был: «Ни за что на свете.»

Ино позже признал, что антагонизм, присущий его отношениям с Кейлом, вероятно пошёл на пользу уместно названному альбому (Неправильный путь вверх): «У нас много времени ушло на споры. Но из этого трения временами рождалось что-то совсем другое — что-то такое, чего ни я, ни он не сделали бы в одиночку… Джон обожает отвлекающие факторы, он просто живёт ими. Он каждый день заказывал семь газет; рядом с ним были телевизор, телефон. Мой способ работы совершенно противоположен. У меня герметический подход к работе. Мне нужна гарантия, что никто не будет мне звонить, я не могу читать, не смотрю телевизор. Дело не в том, что я настолько «благороден» — просто так я сосредотачиваюсь, и если я буду думать о чём-то другом, то всё испорчу. А метод работы Джона очень безрассудный и бурный…»[148]

Как говорит Ино, у них с Кейлом никогда не бывало продолжительной вражды (позже они даже появились вместе на лондонской концертной сцене — правда, всего лишь как часть аккомпанирующей «группы знаменитостей» на одном скромном выступлении Марианны Фэйтфул). Ино (вместе со своими юными дочерьми) поучаствовал в альбоме Кейла Hobo Sapiens (2003). Кейл как-то зашёл в студию Ино в западном Лондоне, где они начали импровизировать на клавишах и новых «хаос-барабанах», которые Кейл принёс с собой, и которые стали новой звуковой игрушкой Ино — он, тем временем, предоставил Кейлу право распоряжаться получившейся музыкой по своему усмотрению.

После волнений Wrong Way Up Ино с головой ушёл в работу над своим новым открытием — американским философом Ричардом Рорти, чья книга Случайность, Ирония и Солидарность недавно вышла в свет. В ней Рорти (ещё один приверженец Набокова) выдвинул предложение о том, что философия должна стать, помимо всего прочего, орудием возрождения — средством создания собственной этики «личного обогащения» индивидуума. Прагматизм Рорти с тех пор продолжал затрагивать сокровенные струны иновской души, и в его более «учёных» интервью 90-х гг. регулярно появлялись рорти-образные суждения о «окончательной терминологии» и «изм-изме».

Раздумывая о Рорти (и, несомненно, о недавней смерти своего отца) Ино принялся за тихую методичную работу — он стал составлять собрание аккомпанементов к своим музыкальным инсталляциям прошлого десятилетия. Впоследствии они были выпущены в виде альбома The Shutov Assembly. Названия отдельных вещей — "Trienhalle", "Alhondiga", "Markgraph", "Lanzarote" и т.д. — имели отношение к конкретным выставкам или местам, где происходили данные события. Shutov — это некий Сергей Шутов, русский художник, как-то пожаловавшийся в письме на Opal на то, что в рушащемся Советском Союзе трудно достать музыку Ино[149]. Сам Ино, видимо вдохновлённый недавним опытом общения с музыкантами Гостелерадио, тоже задумал оркестровать свои пьесы и начал экспериментировать с Kreisler String Orchestra: «Мне казалось, что это будет интересным способом использования оркестра — вынудить его пользоваться своими инструментами как-то иначе.» Живший на Боннингтон-сквер композитор Джон Боннер действительно аранжировал одну вещь из альбома для последнего концерта Echoes From The Cross в 1991 г. (и дирижировал оркестром при её исполнении)[150], но в законченном альбоме, который вышел в 1992-м, были только жидкие мерцающие синтезаторные пейзажи.

Тем временем домашние обстоятельства Ино несколько изменились. Беременная Антея, неспособная справиться с лестницей в своей квартире на Роланд-Гарденс, переехала в удобно расположенную на первом этаже квартиру Ино на Лит-Мэншнс ещё в 1990-м. «Брайан часто оставался в Уилдернесс, когда работал там, и регулярно приезжал на Грэнталли-роуд», — вспоминает она. «Я никогда не жила в Вудбридже, хотя часто ездила туда на выходные, а когда у нас появились дети, стала ездить ещё чаще — т.е. уже после 1990-го. Но «домом» для нас с детьми был Лит-Мэншнс, с 1990-го по 1994-й, когда мы продали эту квартиру.»

Большая часть 1990 г. была зарезервирована для работы с U2. За годы, прошедшие со времени триумфа The Joshua Tree, группа головокружительным образом лишилась милости критиков — главным образом благодаря непродуманному альбому (и сопутствующему фильму) Rattle & Hum. Его целью было воссоединить группу с корнями американского рок-н-ролла, однако он был повсеместно осуждён за поверхностность, своекорыстность и чрезмерную нескромную серьёзность. Отсутствие Ино и Лануа тут же было замечено. В конце 1989 г. смущённый Боно объявил со сцены, что группа уходит, «чтобы выдумать всё по-новой». После этого U2 чуть не распались, но всё же собрались опять и стали писать песни, во многом основанные на тогдашних музыкальных течениях — это были танцевально-роковые гибриды манчестерской сцены, токсичных сэмплированных ритмов хаус-музыки и разрывающего гитары арт-рока таких групп, как My Bloody Valentine и Nine Inch Nails. Боно с опозданием открыл для себя иронию — как он утверждал, на новом альбоме должен был быть представлен «звук четверых человек, пытающихся повалить Дерево Джошуа». Никогда ещё им так сильно не нужна была художественная школа из одного человека, которым был Брайан Ино.

Для продюсирования и микширования нового альбома были собраны вместе Ино, Дэниел Лануа, Стив Лиллиуайт и Флад; работа над пластинкой заняла больше года. Некоторая её часть была записана в одном из старых излюбленных мест Ино — берлинской студии Hansa Ton, где группа старалась воссоздать богемный дух записей Дэвида Боуи и Игги Попа 70-х. Правда, в 1990-м Берлин был уже совсем другим городом. Стена рухнула в ноябре прошлого года; было неминуемо окончательное воссоединение Германии. Город переживал эпоху перемен. Группа прилетела одним из последних рейсов в Западную Германию, и по прибытии в Берлин втянулась в адреналиновый поток бурного уличного протеста, который, к их замешательству, оказался восстанием твердокаменных коммунистов против воссоединения. Всё это внесло свою лепту в настроение пластинки. Боно в сюжетных линиях своих песен отказался от высокопарных попыток обращения всех в свою веру и обратился к более неоднозначным экзистенциальным темам: неуверенности в собственных силах, упадку сил и сексу. Дух новой музыки был ближе к Low, чем к избитым эталонам Б.Б. Кинга и Элвиса, которыми был полон Rattle & Hum.