Ведьмы Алистера (СИ) - Шатил Дарья

Хотелось Мегги очень многого, но умом она понимала, что у неё есть лишь два шанса на спасение: Марта и магия, которая всё-таки решит проснуться в ней. Мегги же видела магический след Вивьены — тогда почему она не могла направлять магические потоки сама?

Девочке хотелось вновь зажечь маленькую сферу, что дала ей Кеторин, но она не решилась, помня о словах Клементины, да и боясь разочароваться, что хрустальная бусина не загорится.

Когда первые волны страха и паники отступили, забрав с собой истерику, Мегги поняла, что находиться в плену — скучно. Ни тебе танцев с бубнами, ни угроз, ни пыток, ни допросов — о ней все словно забыли. И это страшило, вызывало постоянное чувство напряжения. Мегги не знала, что может произойти в следующую секунду, и время, казалось, растягивалось, становясь вязким, как мёд. Мегги тонула в нём, толком не понимая, сколько времени прошло с момента её похищения.

Клементину забирали ещё несколько раз и каждый раз приносили обратно чуть живую.

— Они вас пытают? — тихо спросила Мегги, когда охранник находился на другом конце коридора, и девочка надеялась, что он не услышит, о чём они говорят, а если и услышит, то не разберёт.

— Ага, — уставшим и ослабевшим голосом ответила Клементина. Разговаривать через стенку было крайне неудобно: Мегги не видела её глаз и не могла понять по мимике, что женщина чувствует и о чём не хочет говорить.

По голосу Мегги могла понять только две вещи — Клементина устала и больна, и, даже если в девочке проснётся магия, ведьма никак не сможет помочь ей бежать, а скорее окажется тем самым балластом, который потянет их на дно. Но даже так Мегги знала: она не оставит маму Джуди.

Раздумывая об этом, девочка вспоминала, как даже думать боялась о побеге из-за рун на руках, но со временем — Мегги не знала, сколько его прошло: возможно, пара дней, а, может, пара часов, — они начали ослабевать. Во сне она неосознанно повредила одну из них, и та перестала работать вовсе. Это дало Мегги надежду на то, что сила Вивьены не безгранична.

Вскоре после того, как Клементину в очередной раз забрали, и охранник, стороживший их, ушёл вместе с теми, кто пришёл за ведьмой, у Мегги были посетители.

Мегги не поверила своим глазам, когда увидела лицо Джона за металлической решёткой. Потом не поверила своим глазам ещё раз, заметив на его лице ободряющую улыбку. Не ту отвратительную улыбку-ухмылку, от которой у Мегги мороз по коже бежал, а улыбку обычного человека с налётом грусти и сострадания.

В других обстоятельствах его улыбка могла бы даже расположить к нему, но сейчас Мегги боролась с желанием вцепиться Джону в лицо, как дикая кошка, и исцарапать глаза в кровь. Девочка даже подивилась тому, сколько в ней необузданной кровожадности. Заслуженной, но всё-таки кровожадности. И Мегги не хотела быть такой.

В руках Джон держал большое металлическое ведро и губку-мочалку.

— Как ты тут? — спросил он, и Мегги выпучила глаза.

Ей так и захотелось съязвить и сказать, что она сейчас выбирает книги для своей личной библиотеки и что с радостью бы послушала совет от Джона, но девочка сдержалась и просто промолчала, смотря на мужчину исподлобья. Ей показалось, что он всё понял по её взгляду, потому что на секунду его улыбка дрогнула, а во взгляде появилось нечто похожее на жалость.

Мегги задумалась, жалел ли он её только потому, что не знал, что она ведьма, и продолжит ли он это делать, если узнает, что она может видеть магические потоки? Мегги почему-то казалось, что, узнай он об этом — в первых же рядах понёс бы её к костру.

— Я подумал, что тебе захочется умыться, — так и не получив ответ на свой вопрос, произнёс Джон, показывая на ведро в своих руках. — Но забыл, что она здесь колдовала.

Мегги заметила, что он не произнёс имени Вивьены, так ещё и брезгливо поморщился, словно само упоминание магии устраивало ему заворот кишок.

Мегги упорно молчала. Разговаривать с этим человеком ей не хотелось. И Джон это явно понимал. Поставил ведро возле решётки и опустил туда губку. Мегги следила за ним хмурым взглядом, гадая, был в его действиях подвох или же нет. Если он пытался расположить её к себе, принеся ведро воды, то сильно просчитался. Мегги привыкла к взяткам уровня повыше, да и не собиралась принимать от него никаких подачек.

Джон ещё некоторое время постоял — наверное, думал, что Мегги кинется к ведру, и хотел посмотреть на это зрелище. Однако, так и не дождавшись от девчонки никакой реакции, Джон тяжело вздохнул.

— Когда я только начал жить с отцом, мы не особо ладили, — произнёс он, и Мегги навострила уши, стараясь внешне никак не выдать того, что внимательно слушает его. — Временами он запирал меня в этой камере — наверное, думал, что одиночество и теснота способны переломить несносный характер. Но я был мальчиком упорным и не любил ни одиночества, ни тесноты. А отец мой всегда был и остаётся человеком привычки. Он сажал меня в одну и ту же камеру. В эту.

Джон провёл рукой по прутьям решётки, и в его взгляде промелькнуло нечто, похожее на тоску.

— После третьего или четвёртого раза, когда я пересчитал уже все трещины на стенах и полу, я понял, что попаду сюда ещё не раз и что мне нужно развлечение получше. Тогда-то я и подгадал время, когда в карцере никого не будет, и проник в свою камеру, чтобы организовать тайник. Охранники никогда за мной особо не следили, так что, думаю, он всё ещё здесь.

Закончив свой рассказ, Джон развернулся на пятках и ушёл, оставив ведро у решётки. Мегги дождалась, пока его шаги стихнут вдалеке, прежде чем подойти к воде. Она наскоро умыла лицо ладонями и, стараясь не думать, что и зачем делает, смыла с запястий остатки крови, которая всё ещё немного жгла, и натянула рукава кофты до самых пальцев, чтобы скрыть следы. Оставалось только надеяться, что Вивьена не придёт и не захочет проверить свои руны.

«Руны», — Мегги мысленно протянула это слово. Да, она называла знаки на своих запястьях рунами, но они явно не имели ничего общего с теми рунами, которые она знала. Это было нечто словно из другого мира. Знаки древнего языка ведьм? Или это один из мёртвых языков, которые девочка не знала?

Мегги досадливо фыркнула, возвращаясь к своему тюфяку. Ей не нравилось чего-то не понимать. Она считала себя тем человеком, который способен докопаться до сути проблемы. Методы у неё были самыми разными: от рационального подхода до театральных слёз и истерик. И если второе отлично работало в семье, то в нынешних обстоятельствах она могла положиться только на рациональность и хитрость — хорошо хоть, что и первого, и второго у Мегги было в избытке.

В какой-то момент девочка заснула и потому не заметила, как убрали ведро и как привели Клементину. Проснувшись, она снова услышала слабое свистящее дыхание и эти болезненные хрипы, одновременно успокаивающие и пугающие Мегги. Так она понимала, что не одна, но по этим же хрипам было понятно, что с каждым разом Клементине становится хуже. Мегги мысленно содрогнулась, представляя, как ей придётся рассказывать Джуди о том, в каких страшных мучениях умерла её мать.

Мысли, что она не сможет вернуться домой, Мегги даже не допускала.

— Вам сюда нельзя! Глава не разрешал вам общаться с пленниками, — раздался хриплый голос охранника.

— Ой ли? — послышалось ехидное восклицание Вивьены. — Что-то мне он ничего подобного не говорил. Да и чем я могу навредить нашим милым пленницам? Я же всего лишь посол доброй воли…

От того, сколько яда была в её словах, Мегги прошиб озноб. Захотелось забиться в угол, спрятаться от глаз злобной ведьмы, но прятаться было негде — вся её клетушка была как на ладони, стоило лишь подойти к решётке. А потому Мегги осталась сидеть на тюфяке, сжимая в карманах кристаллы с родительскими воспоминаниями, неосознанно ища в них поддержку.

Удивительное дело, но шагов Вивьены Мегги не слышала; лишь по голосу поняла, что та теперь стояла напротив камеры Клементины.

— И как ты тут поживаешь? Смотрю, оценила уже все прелести местного гостеприимства, — обратилась она к Клементине, и слова её сопровождались ритмичным стуком. Так стучали ногти по металлу.