Свора - Зов крови - Юлия Колесникова

Разувшись, я ступила на холодную мокрую гальку, ее гладкая поверхность показалась мне приятной, и нежной, словно мое тело было той же температуры. Море призывно нахлестывало на берег, и было тяжело не уступить его мольбе, искупаться в нем. Не подозревала, что море может стать таким искушением. Я больше не человек, мне нечего бояться его тяжести, холода, глубины, отливов и приливов.

Сняв одежду, но оставив белье, я без страха ступила в воду, очень надеясь, что Грем видит меня из окна. Все это было разыграно только для него. Нырнув в воду, я по привычке задержала дыхание, вскоре поняв, что это вовсе не необходимо. Вода казалась холодной всего миг, и все же поплавав я вернулась к берегу. Возле моей одежды поджидал Грем, пригласительно раскрыв полотенце. Я же не спешила выходить, подозревая, что белые лифчик и трусики, намокли, почти ничего не скрывая, и при этом я вовсе не ощущала стыда. Это было явно не свойственно мне. Что же еще изменилось в моем теле и сознании?

Грем терпеливо ждал меня, стараясь не смотреть, и все же удавалось ему это с трудом. Он даже и не мог подозревать, как его глаза горели при каждом взгляде кинутом украдкой, пусть и нехотя.

— Поплаваешь? — я предложила это, уже подозревая, каким будет ответ. Или точнее отказ.

— Слишком… мокро, — отозвался он, явно теряя терпение. Или же Грем нервничал?

— Так и бывает на море, — я улыбнулась, неожиданно понимая, что смех и веселье это так просто, но еще недавно я не могла понять причин радости.

Грем нахмурился, совершенно до смешного становясь похожим на проповедника. Он даже внешне чем-то был похож на служителя церкви — статный, немолодой, с благородными сизыми волосками в густой шевелюре. Только вот его глаза и внешность были слишком красиво грешны для такой роли.

— И все же думаю, не стоит.

— А я думала, ты меня за этим привез сюда?

Я специально провоцировала его, удивляясь сама себе, застыв на расстоянии вытянутой руки. Меня волновало то, как его глаза следуют за каплями воды, медленно скатывающимися по моему телу вниз. Кажется, я выбрала очень удачное месторасположение.

— Я привез тебя отдохнуть. Например, от Прата — мне не нравиться, какие мысли он тебе внушает порой. Но если хочешь купаться, это твое дело, — Грем пожал плечами, очень стараясь казаться равнодушным. Что это за чувство только что промелькнуло в его голосе — я готова была поверить, что ревность, когда он говорил о Прате.

Потянув из его рук полотенце, я уронила его на землю, и тут же всем телом прижалась к нему, зная, что теперь и он станет мокрым. Потянув непреклонную голову Грема к себе для поцелуя, но не такого детского, какими он награждал мои холодные губы, а действительно страстного. Будто бы нехотя Грем стал отвечать, но почти тут же отстранился.

— Ева, ты уверена? Ты понимаешь, что делаешь? Помнишь хоть что-то о нас? — его голос сел от волнения, глаза испытующе смотрели на меня. Но я уже ощущала, как его руки теплели на моей талии. Он не был готов терпеть мой натиск.

— Это снова я и я все помню, — тихо отозвалась я, разглядывая любимые черты лица. Как подтверждение я потерлась бедрами о его ногу, и в ответ услышала стон, который Грем видимо очень давно сдерживал.

Обхватив мое лицо, Грем излил в поцелуе всю страсть, что я едва смогла устоять под таким натиском. Не было больше трясущихся колен и томления, был всепоглощающий огонь, какого раньше мне не приходилось испытывать. Все воспоминания по сравнению с этим меркли. Под тяжестью его тела я осела на землю, не отрываясь от губ Грема — если бы мое сердце могло стучать как раньше, оно бы не выдержало такого адреналина.

Кожа будто бы превратилась в скопление нервов — каждое прикосновение к телу взрывало во мне фейерверк чувств, и я не могла им сопротивляться. Галька скользила под нашими сплетенными телами, и переворачиваясь бесчисленное количество раз, я перестала понимать где море, а где небо, и все что было важно, так это Грем и его тело рядом с моим. Море постепенно накатывало на наши ноги, добираясь до колен, волоча за собой камни и песок. Вскоре оно дошло до пояса, и мне казалось, что это руки Грема скользят, охватывая всю меня, потому что я не отличала теперь море от нас, словно оно стало продолжением наших тел.

Мне хотелось смеяться и плакать, от новых незнакомых ощущений, подаренных Гремом, и все это отступало каждый раз, когда мы соприкасались. Грем поглощал мои эмоции словно губка, заставляя направлять их на сплетение тел. Только его тяжесть и плотность кожи, напоминала о том, что я не растаяла в море, поглощенная его тяжестью и его зовом.

Небо. Грем продолжал лежать на мне, я же смотрела в небо, зачарованная им, не понимая, почему раньше не видела его красоты. Дыхание Грема возобновилось, он ожил, перекатываясь на колючие камни и увлекая меня на себя.

— Неужели ты все помнишь?

— Я помню тебя, и мне большего не надо, — я приподнялась над ним, рассматривая контуры его лика. Прямой нос несколько наморщился, услышав эти слова, но губы тщетно пытались скрыть триумфальную улыбку. Неужели он мог сомневаться в моей любви к нему? Такой долгой, мучительной любви, которая прошла несколько стадий развития, как куколка, которая внезапно обрела крылья. Моя любовь оживала с памятью, но даже тогда, когда я впервые проснулась, и увидела Грема, я хотела быть с ним все время. Мое тело и сознание помнило то, чего не помнила душа — что я хочу быть с ним одним.

— Это еще не все, что нужно для жизни, — отозвался Грем, подавляя тяжелый вздох, его глаза потеплели став того же цвета, что и море.

— Я ведь лишь начинаю жить. Расскажешь мне, как это начинать все с нуля?

— Все не так просто, — Грем улыбнулся, но его лицо стало тревожно жестким. Я попыталась проигнорировать это, но мои чувства дали сигнал тревоги. Грем переживал, но почему?

Мы поднялись, и я пошла за ним, увлеченная его руками, вовсе не такими холодными, как мне казалось когда-то. Даже не одеваясь, мы побрели к дому. Я не чувствовала твердости камней, и меня не раздражал песок или трава, ничего такого, что было бы неприятно моему телу когда-то.

Не осматривая дом, я тут же подтолкнула Грема к дивану.

Через несколько часов я проснулась одна, а рядом никого не было. Непривычный сон, почти без сновидений, к которому я еще так и не успела привыкнуть, все же сделал меня сильнее. В фильмах после подобных сцен, что были между нами с Гремом, он должен был готовить еду, но на кухне я нашла нечто иное.

Грем смотрел по телевизору спортивный матч, рядом на столике лежали уже знакомые мне медицинские пакетики с кровью. Проследив за моим взглядом, Грем улыбнулся: