Волк с Уолл-стрит - Джордан Белфорт

Один из них — высокий блондин лет сорока — не представившись, спросил:

— Чего от тебя хотел Даг Тэлбот?

Другой, очень красивый парень, тоже вмешался:

— А ты откуда вообще знаешь Дага Тэлбота?

Я улыбнулся им обоим и ответил:

— Ага, я тоже очень рад познакомиться, ребят.

А потом прошел мимо них, не говоря больше ни слова, зашел в спальню и закрыл дверь. Внутри было три кровати, одна из них не заправлена. Я бросил свой чемодан рядом с кроватью и сел на матрас. У противоположной стены стоял простенький телевизор на дешевой деревянной подставке. Я включил телек и нашел новостной канал.

Уже через минуту оба соседа явились по мою душу.

Блондин сказал:

— Смотреть телевизор днем нам не рекомендуют.

— Он подпитывает болезнь, — добавил красивый. — Это считается неразумным.

«Рекомендуют»? «Неразумным»? Святый Боже! Если бы они только знали, на какую степень неразумия способен мой разум!

— Ценю вашу заботу о моем здоровье, — отрезал я, — но я не смотрел телевизор почти неделю, поэтому — если вы не против, конечно, — почему бы вам не оставить меня в покое и не заняться своими собственными чертовыми проблемами? Если уж мне приспичило вести себя неразумно, я буду делать это так, как считаю нужным.

— Что ты за врач такой вообще? — спросил блондин с осуждением.

— Я не врач! А что это у вас там за телефон стоит? — Я указал на бежевый телефонный аппарат на деревянном столике, прямо под небольшим прямоугольным окном, отчаянно нуждавшемся в том, чтобы его помыли. — Им можно пользоваться, или это тоже считается неразумным?

— Нет, пользоваться можно, — сказал красивый, — но он только для звонков за счет абонента.

Я кивнул.

— А ты сам что за врач?

— Я был офтальмологом, но потерял лицензию.

— А ты? — спросил я блондина, который в детстве явно был членом гитлерюгенда. — Ты тоже потерял?

Тот кивнул.

— Я стоматолог и лишился лицензии заслуженно, — говорил он совершенно как автомат. — Я страдал от страшной болезни, и мне нужно было лечиться. Благодаря персоналу «Тэлбот Марш» мое выздоровление идет очень успешно. Как только мне будет сообщено, что я полностью излечился, я попытаюсь вернуть себе лицензию.

Я покачал головой, словно его слова бросали возмутительный вызов логике, а потом поднял трубку и начал набирать Олд-Бруквилл.

Стоматолог заметил:

— Разговоры дольше пяти минут не рекомендуются. Это вредно с точки зрения реабилитации.

Офтальмолог добавил:

— На тебя будет наложен штраф.

— Да неужели? И как, черт их дери, они узнают?

Оба они переглянулись, затем подняли брови и невинно пожали плечами.

Я изобразил на лице улыбку.

— Что ж, прошу меня извинить, но мне нужно сделать пару звонков. Освобожусь примерно через час.

Блондин кивнул и бросил взгляд на часы. Потом они оба вернулись в столовую и снова принялись усиленно выздоравливать.

Через пару секунд Гвинн подняла трубку. Мы тепло поздоровались, и она прошептала:

— Я отправила вам тыщу баксов в носках. Получили уже?

— Пока нет. Наверное, завтра получу. Но это не так важно, Гвинн, я другое хочу сказать — я больше не буду мучить тебя вопросами о Надин. Я знаю, что она дома и что она не хочет со мной говорить. Ничего страшного Ты даже не говори ей, что я звонил. Просто сама бери трубку и зови детей к телефону. Я буду звонить по утрам, около восьми, хорошо?

— Ладненько, — сказала Гвинн. — Надеюсь, вы с миссис Белфорт помиритесь. В доме теперь уж очень тихо сделалось. И очень как-то грустно.

— Я тоже на это надеюсь, Гвинн. Очень надеюсь.

Мы поговорили еще несколько минут, а потом распрощались.

Вечером того же дня, чуть раньше девяти, я впервые получил свою персональную дозу безумия местного розлива. В гостиной устроили собрание для всех обитателей коттеджей, на котором нам предстояло поделиться всем негодованием, которое накопилось в нас за день. Это называлось «встречей десятого шага», потому что как-то соотносилось с десятым шагом по системе «Анонимных алкоголиков». Но, взяв в руки книгу и прочитав, что такое десятый шаг — он заключался в постоянном самоанализе и признании собственных ошибок, — я так и не понял, каким образом эта встреча могла к нему относиться.

Так или иначе, мы уселись в круг. Всего нас оказалось восемь. Первый пациент, лысый мужик лет сорока, судя по виду — тряпка, сказал:

— Меня зовут Стив, и я алкоголик, наркоман и сексоголик. Держусь уже сорок два дня.

Остальные шестеро сказали: «Привет, Стив!», причем так правдоподобно изобразили заинтересованность, что если бы я уже не разбирался немного в здешних обычаях, то мог бы поклясться, что они видят Стива впервые.

— Меня сегодня расстроил только один из нас. Это Джордан!

Я моментально проснулся!

— Я? — воскликнул я в изумлении. — Да мы же с тобой двух слов не сказали, дружище. Что я тебе такого сделал?

Мой знакомый Автоматический Стоматолог бесстрастно произнес:

— Защищаться не разрешается, Джордан. Смысл собрания заключается не в этом.

— Извините, пожалуйста, — как можно более язвительно сказал я. — А в чем же тогда смысл этого долбаного собрания? Потому что я, хоть режьте меня, никак не могу этого понять.

Все семеро в унисон покачали головами, будто я был совершенным идиотом.

— Смысл собрания, — объяснил Автоматический Нацист-Стоматолог, — заключается в том, что скрываемые обиды могут помешать выздоровлению. Поэтому мы каждый вечер собираемся и озвучиваем все, что нас расстроило за день.

Я оглядел остальных: все до единого опустили уголки губ и глубокомысленно кивали.

Я с отвращением тряхнул головой.

— Ну что ж, могу я по крайней мере услышать, почему старый добрый Стив на меня обижается?

Все опять закивали, и Стив сказал:

— Мне досадно, что ты дружишь с Дагом Тэлботом. Все мы пробыли здесь многие месяцы, а некоторые уже почти год — но ни один из нас даже не разговаривал с ним ни разу. А тебя он привез сюда на собственном «мерседесе».

Я рассмеялся Стиву прямо в лицо.

— И поэтому ты на меня обиделся? Потому что он подвез меня в своем гребаном «мерседесе»?

Стив кивнул и с безнадежным видом понурил голову. Через несколько секунд заговорил следующий пациент; он представился точно таким же дебильным образом, а потом добавил:

— Мне обидно, Джордан, что ты прилетел сюда на частном самолете. У меня денег иногда даже на еду не хватает, а тут собственный самолет…

Я оглядел комнату: все сочувственно кивали в знак согласия.