Сан-Феличе. Книга вторая - Александр Дюма

Молодой генерал назвал себя.

— Ах, любезный друг, — сказал Николино, — только вам я могу простить, что вы оторвали меня от такого упоительного сновидения. Вообразите, мне снилось, будто я прекрасный пастух Парис и только что отдал яблоко, будто я пью нектар и вкушаю амброзию в обществе богини Венеры, а она похожа как две капли воды на маркизу Сан Клементе. Если вы что-нибудь знаете о ней, расскажите поскорее.

— Я ничего не знаю. Откуда мне знать что-нибудь о маркизе?

— А почему бы и нет? Ведь было же у вас в кармане письмо от нее в тот день, когда вас пытались убить.

— Довольно шутить, друг мой, нам надо поговорить о серьезных делах.

— Я серьезен, как святой Януарий… Чего вам еще надо?

— Ничего. Найдется у вас для меня лошадь и сабля?

— Лошадь? Мой слуга должен сейчас находиться на берегу моря с моим конем и еще с одним запасным. Что до сабли, то среди моих людей имеется несколько раненых достаточно тяжело, чтобы не обидеться, если вы возьмете их оружие. А пистолеты, полностью заряженные, вы найдете в кобурах. Вы же знаете, что я ваш поставщик по части пистолетов. Если вы эти пустите в ход так же ловко, как прежние, я возражать не стану.

— Ну что ж, дружище, раз все улажено, я сяду верхом на одну из ваших лошадей, пристегну саблю одного из ваших людей, возьму половину ваших гусаров и двинусь вверх по улице Фориа, вы же тем временем подниметесь по площади Кастелло, а когда мы окажемся на обоих концах улицы Толедо и пробьет полночь, каждый начнет стрелять со своей стороны, и, бьюсь об заклад, дела у нас хватит.

— Я вас не совсем понимаю, но это неважно. Если замысел принадлежит вам, значит, он превосходен. А уж я буду рубиться от души. Итак, считайте, что мы условились.

Николино приказал привести обеих лошадей; Сальвато взял саблю одного из раненых; молодые люди вскочили в седла и, согласно уговору, разделив поровну отряд гусар, поскакали к улице Толедо: один по улице Фориа, другой по площади Кастелло.

CLI. НОЧЬ С 13 НА 14 ИЮНЯ (Окончание)

Пока друзья пытаются запереть лаццарони-санфедистов не только меж двух огней, но и, так сказать, меж двух клинков, мы, читатель, перейдем мост Магдалины и проникнем в небольшой домик, довольно живописный на вид, расположенный между мостом и Гранили. В наши дни его показывают любопытным как резиденцию Руффо в период осады (дом полностью сохранился); это была главная ставка кардинала.

Здесь он находился на расстоянии ружейного выстрела от республиканских аванпостов, однако под рукой у него — не только на мосту Магдалины, но и на площади Понте — была часть санфедистской армии. Его сторожевые отряды растянулись до улицы Габелла. Они состояли из калабрийцев, а калабрийцы были разъярены до крайности.

В ожесточенной битве этого дня, главным эпизодом которой был взрыв форта Вильена, калабрийцы не были разбиты, но и не могли считать себя победителями. Ими были те, кто героически принял смерть, а побежденными — те, кто четырежды безуспешно шел на приступ, кому понадобились русские и их пушки, чтобы пробить брешь в стене форта.

Поэтому, видя в пятидесяти шагах от себя форт дель Кармине, калабрийцы задумали овладеть им, не спрашиваясь у начальников. Этот замысел вызвал такое воодушевление, что турки, чей лагерь находился по соседству, стали требовать, чтобы и им тоже позволили участвовать в операции. Их предложение было принято, и роли распределили таким образом: калабрийцы должны захватить один за другим все дома, отделяющую улицу Габелла от улицы, примыкающей к замку дель Кармине. Последний дом на этой улице своими верхними этажами возвышался над крепостной стеной, так что защитники форта были оттуда видны как на ладони. Калабрийцы должны были расстреливать тех, кто приближался к стене, а турки тем временем, взяв в зубы свои кривые сабли, — вскарабкаться на стены по плечам друг друга.

Как только план был составлен, принялись за его осуществление. День был нелегким, и защитники крепости думали, что солдаты кардинала так же утомлены, как они сами; они надеялись, что ночь пройдет спокойно. Те, кто занимал ближайшие к крепости дома — иными словами, входил в состав республиканских аванпостов, — были зарезаны во сне, и уже через пятнадцать минут полсотни отборных калабрийских стрелков засели на третьем и четвертом этажах и на террасе дома напротив fiumicello 60, то есть едва ли не в тридцати шагах от стены форта дель Кармине.

Когда раздались первые крики, затрещали первые ворота, часовые подняли тревогу и патриоты бросились к бойницам, считая себя укрытыми каменными зубцами стен; но тут сверху загремели выстрелы, и на них обрушился свинцовый ураган.

Тем временем турки в несколько прыжков достигли основания стен и начали карабкаться наверх. Осажденные не могли остановить их, не обнаружив себя, а каждый обнаруженный человек был все равно что мертв.

Такая борьба не могла тянуться долго. Патриоты, оставшиеся на усеянной трупами крепостной площадке, бросились к задним воротам, выходившим на площадь Меркато, побежали по улице Кончерия, кинулись кто в сторону набережной, кто в сторону улицы Сан Джованни, и рассеялись по городу.

Заслышав страшную ружейную стрельбу калабрийцев, кардинал подумал, что это республиканцы пошли в наступление; он приказал бить сбор и всем находиться в боевой готовности, а также разослал скороходов, дабы выяснить, что означает весь этот шум. Но тут появились опьяненные успехом турки и калабрийцы и доложили, что они овладели фортом.

То была важная новость. Теперь кардинал мог не опасаться нападения со стороны Маринеллы или Старого рынка, ведь пушки форта господствовали над ними; как раз в это время возвратился Фра Пачифико, весь день ездивший со своей хоругвью по улицам и оставивший за собой город в огне. В награду за такие заслуги кардинал назначил монаха командующим артиллерией форта и отправил его туда с дюжиной капуцинов.

Не успел Руффо отдать этот приказ, как ему доложили, что захвачена лодка, отчалившая от Кастель Нуово и двигавшаяся, по-видимому, по направлению к Гранателло.

У того человека, кому, по-видимому, принадлежала лодка, был найден и изъят какой-то пакет.

Кардинал прошел в свои комнаты и велел ввести пленного. Но на первые же обращенные к нему слова тот ответил словами пароля, известного лишь членам семейства Руффо, их слугам и их приспешникам и служившего своего рода охранным знаком в крайних случаях: «La Malaga es siempre Malaga» 61.

По этому паролю был уже однажды опознан повар Кошиа, когда в русском лагере его привели к кардиналу.

Странно было уже то, что хозяин лодки, вместо того чтобы проплыть подальше от санфедистов, вне поля их зрения (это не представляло труда), приблизился к берегу, где его безусловно должны были заметить, и, наконец, вместо того чтобы направиться в сторону Гранателло, которого он мог бы достигнуть раньше своих преследователей, взял курс в открытое море, где шлюпка с шестью гребцами легко догнала его.