Возрождение - Уильям Джеймс Дюрант

Романье и Марках и восстановить лишенных власти лордов. Это был грозный заговор, успех которого должен был поставить крест на самых смелых планах Александра и его сына.

Заговор начался с блестящих побед. При поддержке народа были организованы восстания в Урбино и Камерино; папские гарнизоны были изгнаны; Гвидобальдо вернулся в свой дворец (18 октября 1502 года); повсюду павшие владыки поднимали головы и планировали вернуться к власти. Цезарь внезапно обнаружил, что его лейтенанты не хотят ему подчиняться, а его силы сократились до такой степени, что он не мог удержать свои завоевания. В этот кризисный момент кардинал Феррари умер; Александр поспешил присвоить 50 000 дукатов, оставшихся после него, и продать некоторые из кардинальских бенефиций; вырученные деньги он передал Цезарю, который быстро собрал новую армию в шесть тысяч человек. Тем временем Александр вел индивидуальные переговоры с заговорщиками, давал им честные обещания и вернул к повиновению стольких из них, что к концу октября все они заключили мир с Цезарем; это был удивительный дипломатический подвиг. Цезарь принял их извинения с молчаливым скептицизмом; он отметил, что, хотя Гвидобальдо снова бежал из Урбино, Орсини все еще удерживали крепости герцогства своими войсками.

В декабре лейтенанты Цезаря по его приказу осадили Сенигаллию на Адриатике. Город вскоре сдался, но правитель замка отказался сдавать его иначе как самому Цезарю. В Чезену к герцогу был послан гонец; он поспешил вниз по побережью, за ним следовали двадцать восемь сотен солдат, особо преданных ему. Прибыв в Сенигаллию, он с видимым радушием встретил четырех лидеров заговора — Вителлоццо Вителли, Паоло и Франческо Орсини, а также Оливеротто. Он пригласил их на совещание во дворец губернатора; когда они пришли, он приказал их арестовать, и в ту же ночь (31 декабря 1502 года) Вителли и Оливеротто были задушены. Двух Орсини держали в тюрьме до тех пор, пока Цезарь не смог поговорить с отцом; очевидно, взгляды Александра совпали с мнением сына, и 18 января обоих мужчин предали смерти.71

Цезарь гордился своим умным ударом в Сенигаллии; он считал, что Италия должна благодарить его за то, что он так аккуратно избавил ее от четырех человек, которые были не только феодальными узурпаторами церковных земель, но и реакционными угнетателями беспомощных подданных. Возможно, он чувствовал себя не в своей тарелке, поскольку оправдывался перед Макиавелли: «Уместно ловить тех, кто доказал, что уже давно стал мастером в искусстве ловить других».72 Макиавелли был полностью согласен с ним и считал Цезаря в это время самым храбрым и мудрым человеком в Италии. Паоло Джовио, историк и епископ, назвал четырехкратное уничтожение заговорщиков bellissimo inganno- «прекраснейшей уловкой».73 Изабелла д'Эсте, играя в безопасность, послала Цезарю поздравления и сотню масок, чтобы развлечь его «после усталости и борьбы этой славной экспедиции». Людовик XII приветствовал переворот как «подвиг, достойный великих дней Рима».74

Теперь Александр мог в полной мере выразить свой гнев по поводу заговора против его сына и отвоеванных городов Церкви. Он утверждал, что у него есть доказательства того, что кардинал Орсини вместе со своими родственниками замышлял убийство Цезаря;75 Он приказал арестовать кардинала и еще нескольких подозреваемых (3 января 1503 года); он захватил дворец кардинала и конфисковал все его имущество. Кардинал умер в тюрьме 22 февраля, вероятно, от волнения и истощения; в Риме предполагали, что папа отравил его. Александр посоветовал Цезарю полностью искоренить Орсини из Рима и Кампаньи. Цезарь не был столь озабочен; возможно, он тоже был измотан; он откладывал возвращение в столицу, а затем с неохотой отправился в путь.76 осаждать могущественную крепость Джулио Орсини в Цери (14 марта 1503 года). В этой осаде — а возможно, и в других — Борджиа использовал некоторые из военных машин Леонардо; одной из них была подвижная башня, вмещавшая триста человек и способная подниматься на вершину вражеских стен.77 Джулио сдался и вместе с Цезарем отправился в Ватикан просить мира; папа даровал его при условии, что все замки Орсини на папской территории будут переданы церкви; так и было сделано. Тем временем Перуджа и Фермо спокойно приняли губернаторов, присланных им Цезарем. Болонья все еще оставалась неискупленной, но Феррара с радостью приняла Лукрецию Борджиа в качестве своей герцогини. Если не считать этих двух крупных княжеств, которые будут занимать преемники Александра, отвоевание папских земель было завершено, и Цезарь Борджиа в двадцать восемь лет оказался правителем королевства, равного по размерам на полуострове только Неаполитанскому королевству. По общему мнению, теперь он был самым выдающимся и могущественным человеком в Италии.

Некоторое время он оставался в Ватикане в непринужденной тишине. Мы должны были ожидать, что в этот момент он пошлет за своей женой, но он этого не сделал. Он оставил ее с семьей во Франции, и она родила ему ребенка во время его войн; иногда он писал ей и посылал подарки, но больше он ее не видел. Герцогиня де Валентинуа вела скромную и уединенную жизнь в Бурже или в замке Ла-Мотт-Феуи в Дофине, с надеждой ожидая, что за ней пришлют или что ее муж приедет к ней. Когда он был разорен и покинут, она пыталась прийти к нему; когда он умер, она завесила свой дом черным и оставалась в трауре по нему до самой смерти. Возможно, он послал бы за ней позже, если бы ему дали больше нескольких месяцев покоя; скорее всего, он рассматривал этот брак как чисто политический и не испытывал никаких обязательств по нежности. По-видимому, в нем была лишь малая толика нежности, и большую ее часть он хранил для Лукреции, которую любил так сильно, как только можно любить женщину. Даже когда он спешил из Урбино в Милан, чтобы обойти своих врагов с Людовиком XII, он значительно отклонился от своего пути, чтобы навестить свою сестру в Ферраре, которая в то время была опасно больна. Возвращаясь из Милана, он снова остановился там, держал ее на руках, пока врачи пускали ей кровь, и оставался с ней до тех пор, пока она не вышла из опасности.78 Цезарь не был создан для брака; у него были любовницы, но недолго; он был слишком поглощен волей к власти, чтобы позволить какой-либо женщине войти в его жизнь.

В Риме он жил уединенно, почти скрытно. Он работал по ночам, а днем его редко видели. Но он много работал, даже в этот период кажущегося