Красный лик: мемуары и публицистика - Всеволод Никанорович Иванов

В то время как Москва была в кипении, когда она присягала и Владиславу, и ворам, Поволжье никому не присягало, держалось в стороне и, в отчаянии от происходящего, возжелало сепарации; и оттуда же, с этой Поволжской Украины, изошло движение, объединившее Русь – не лозунгами, но силой, вдохнувшее новое содержание в московскую форму.

Не из-за дождей долго стояло поволжское ополчение, но из-за несогласия по выработке именно этой новой тактики.

Таким образом, просеки, осветляющие огромное царство Руси, мало-помалу проясняются и располагаются по этнографическим и историческим границам русского населения. И думается, мы не ошибёмся, если скажем, что они идут ещё и по другим линиям:

– По сословным…

* * *

Интеллигенция русская жила в столицах, городах и изображала собой культурную силу, соль земли… Но соль земли потеряла свою солёность и не осолила в один прекрасный день государства… Говоря старым языком, «приказ умер, а осталась земщина».

Крестьянство – земщина, земля – вообще было не в фаворе чиновного приказа. Когда стараются как можно сильнее обругать Распутина за то, что он советовал то же, что советовал Бисмарк, а именно – не воевать с Германией, то наиболее выразительное словцо для этого выбирают – «мужик».

И в подвале, убранном персидскими коврами и серебряной старинной утварью, князь Юсупов, последний боковой отпрыск древнего татарского рода, травит цианистым калием, потом решетит из револьвера – кого же?

Посмотрите его только что вышедшие записки – и вы увидите то же сакраментальное слово:

– Мужика!

– Убита собака! – захлёбываясь, писали газеты.

А образ мужика Распутина своей тенью накрыл Россию; пули, которые летели в его широкую спину, – летели в спину символического мужика. Только мужик Распутин не дал себя обмануть в той свистопляске, которая поднялась в вихре международной политики, в котором очумела чиновная Россия, – и в него стали стрелять, его стали травить…

Есть от чего в отчаяние прийти!

Последующие события вымели высшие классы и то же дворянство из России – и если кто и остался теперь в России не тронутый революцией, прошумевшей в «столицах» и в «городах», то это только мужик.

Ещё Чаадаев говорил, что катаклизм может произойти только там, где есть строение высокое; где стоит деревянная и соломенная Русь – никакого разрушения, катастроф быть не может. Русь может только сгореть, а там быть снова построенной из вековечного материала.

И мужик, действительно, уцелел. Нужна революция, чтобы русская интеллигенция почувствовала так ярко, какая сила – мужик. И пройдёт немного времени, да и теперь уже это ясно видно, и будет ясно новое объективное сознание – достижение:

– В мужика стрелять не годится!.. На него надо ровняться!..

В чём растёт значение мужика? Да в том, что он начинает мало-помалу понимать, что тот, кто кормит страну, тот в ней хозяин… Он кормит её настолько изобильно, что у царей хватало денег ещё на постройку столиц, этих великолепных каменных снов итальянских, французских, русских зодчих… А у нынешних коммунистических мещан, покамест правящих Россией, хватает денег на эстетические постройки разных фабрик… Эстетических – потому что практического значения в них мало…

Новая Россия будет думать мыслью мужика, практичной, ясной и простой, и она отринет всякие театральные представления в столицах, хотя бы построенных из гранита и порфира или же, по-современному, из железобетона…

* * *

Зрелище мужика, становящегося хозяином своей земли, готовит ещё новое откровение старым интеллигентам, любителям старых лозунгов. Оказывается, у этого мужика есть и своя культура, и своё миросозерцание!

А именно – Церковь.

Несмотря на все распоряжения из новых столиц – мужик не отменяет Церковь… Он не устраивает, правда, боёв за неё; на несчастья и гонения священников он смотрит довольно спокойно, как он вообще смотрел всегда на действия власти – молча. Но, тем не менее, православие – стоит…

Это тоже объективная истина, и только самые шальные умы хотели бы выкорчевать все церквушки, в которых висят старые чудотворные иконы… Бесполезное занятие! Вера – легка, как воздух, которого нет как будто под рукой и который, в то же время, объективно давит с силой тысячи пудов на человеческое тело…

Мы становимся свидетелями любопытнейшего зрелища:

– К вере православной начинают подходить, правда, очень осторожно, разные старые политические грешники, вроде Брешко-Брешковской. Пройдёт немного времени, и мы увидим пункт о православии включённым именно в народнические и социалистические эволюционистские программы… Это ли не объективность?..

А принятие этого пункта в число пунктов программ необычайно тактически сильно:

– Ведь оно снимет главнейший пункт расхождения между правыми и левыми.

И если Хувер, вступая на президентское кресло, произнёс присягу, положив руку на Библию, почему не произнесёт присяги будущий президент России – положив руку на Евангелие и крест?

Подражать Западу, так подражать во всём!..

* * *

Президент?

– Может быть!

– А может быть и царь?..

– Может быть!.. Очень может быть… Но пока неизвестно, в какие одежды оденется русская мысль, объективная народная мысль, одежды, которые теперь хранятся в древних расписных укладах…

Мы жаждем только одного:

– Для того чтобы прекратилась революция, необходимо, чтобы народ получил то, что он сам хочет… Это главное.

Думается, что со смертью великого князя Николая Николаевича положение большевиков несколько ухудшилось в смысле возможности неожиданных политических течений:

– Дело в том, что покойный главнокомандующий, сохраняя свою военную организацию и говоря от имени её, – всё время напоминал всей России эпоху гражданской войны и непримиримость этого остатка белой армии.

Этим и пользовались коммунисты, указывая на эту непримиримость. А со смертью двух вождей, великого князя и Врангеля, – уж новых подобных опасностей не создашь!.. И тут в народе начнёт действовать всесильный дух объективности… Постепенно. Ведь – всё течёт, – возглашал Гераклит…

– К новой России!

Гун-Бао. 1929. 15 марта.

К новой России. Диалог о старом и новом

– Что за чепуху пишете вы? – встречают меня мои добрые друзья. – Что Россия была неизвестна, что ли, как Центральная Африка, что ли?.. Стэнли Ливингстонов вам надо, Грум-Гржимайло, Пржевальских, Куков? Лес, лес! Но ведь в лесу-то жили… И в тайгах живут люди, для которых тайга – не тайга, а открытая книга. Почитайте прекрасную книгу Арсеньева, про его изумительные странствования по Сихотэ-Алиню, чудесному приморскому заповедному таёжному урману – разве не изумительна фигура его вожатого – Дерсу Узала?

– Правильно, – отвечу я на эти буквальные замечания, – всё правильно… Правда, подобные таёжные следопыты были в русской жизни, и знали они лес тем внутренним нюхом, которым обычно люди постигают природу… Но – знание знанию рознь…

Эти следопыты были единственными в своём роде, индивидуальными; их круг