Долгожданный любовник - Дж. Уорд

Мужской пол, Женский пол, мужчины, женщины, в различных комбинациях, временами на глазах у других, редко дома в кровати? Все это ни коим боком не относилось к Лукасу.

Когда перед ним появились третий и четвертый бокалы, «Эррадуры», он кивнул в знак благодарности.

Заглядывая вглубь себя, несмотря на то, что Куин ненавидел этот оборот речи так же, как и то, что он означал, парень попытался увидеть, было ли что-то еще в его нежелании говорить о своей жизни с оставшимся членом своей семьи. Хоть какой-то стыд. Смущение. Дьявол, может небольшой бунтарский бзик, которым он не хотел причинить боль своему искалеченному брату.

Куин поежился под одеждой.

Что ж. Одно ясно точно.

Сказал ли Куин горькую правду? Да, он был немного уклончив. Но это скорее из-за того, что парень не желал, чтобы по еще одной причине на него смотрели, как на фрика… поскольку его консервативный, стопудово девственный братец, без сомнения, так бы и посмотрел, если бы он рассказал о мужчинах и мужском поле в целом.

Вот и все.

Точно, и на этом точка.

«Не могу объяснить. Просто в будущем я вижу себя только с женщиной».

Он сказал это Блэю как-то давно, и был серьезен в каждом слове…

В глубине зародилась какая-то эмоция, начав все крутить, будто меняя местами кишки с печенью.

Он сказал себе, что виной всему выпивка.

Вот только, внезапно простреливший его страх, подтвердил обратное.

Куин заглотил третий стакан в надежде избавиться от этого ощущения. Затем четвертый. Между тем, перед глазами проносились лица, титьки, и лона тех женщин, с которыми он спал…

— Нет, — сказал он вслух. — Не-е-ет. Нет.

«О Боже…»

— Нет.

Заметив странный взгляд сидящего по соседству парня, он замолчал.

Потерев лицо, Куин собрался заказать еще один дринк, но передумал. Нечто сумасшедшее отчаянно пыталось вырваться на свободу; он чувствовал, как оно дрожит где-то в недрах его психики.

«Ты не знаешь, кто ты есть, и это твоя вечная проблема».

Пиздец. Если он выпьет еще текилы, если продолжит свое избегание, то, то что сказал о нем Блэй, так и останется правдой. Проблема в том, что ему не хотелось знать. Ему просто действительно, чертовски не хотелось… знать…

Боже, не здесь. Не сейчас. Никогда…

Ругаясь сквозь зубы, парень чувствовал как в нем и впрямь начал бурлить гейзер осознания, звучный и чистый, исходящий из центра его груди, грозящийся вырваться на поверхность… и он знал, что стоит тому освободиться, и ему никогда уже не загнать его снова обратно.

Проклятье. Тот единственный, с кем ему хотелось об этом поговорить, не разговаривал с ним.

И понимал, что придется мужаться и разбираться с этим самостоятельно.

На каком-то уровне мысль о том, что он был… ну, вы знаете, как назвала бы его мать… не должна была бы его задеть. Он был выше «глимерзкого» высокомерия и, дерьмо, он жил в окружении, где не имело значения гей ты или гетеросексуал. Пока ты справлялся на поле боя и не был полнейшей задницей, Братство оставляло тебя в покое. Бля, да гляньте на историю половых сношений Ви. Черные свечи, применяемые как нечто иное, чем источник света? Черт, то, что он просто был с мужчинами — пара пустяков в сравнении с этой херней.

Плюс, он больше не жил в доме своих предков. Это больше не его жизнь.

«Это больше не его жизнь».

«Это больше не его жизнь».

И пока он снова и снова говорил себе эти слова, ныне не существующее прошлое, стояло прямо позади него и заглядывало через плечо… судило и находило его не просто неполноценным и второсортным, совершенно и абсолютно никчемным.

Это было сродни фантомной боли конечности: гангрена исчезла, инфекцию вырезали, ампутацию завершили… но ужасные ощущения остались. Все еще, сука, болит. Тем не менее, ты уже хромоногий калека.

«Все те женщины… вообще женский пол… в чем заключается их истинный характер сексуальности, — внезапно задался вопросом он. — Что в них влечет?» Он трахал их, потому что хотел трахнуть. Он выбирал их в клубах и барах, черт, даже в том отделе в торговом центре, куда ребята отправились разжиться Джону Мэтью на какие-нибудь классные тряпки, после его изменения.

Он выбирал женщин, выделяя их из толпы, применяя что-то вроде фильтра данных, который отсеивал некоторых, а остальных подсвечивал. Раньше они ему отсасывали. Он им вылизывал. Нажаривал их сзади, сбоку, спереди. Хватал их за груди.

Он делал это все по собственному выбору.

Было ли с парнями иначе? А даже если и было, разве должен он вообще приклеивать на себя ярлык?

И если не шлепнул на себя бирку с определением, разве это означает, что он не является кем-то, кого его родители — которые, черт возьми, мертвы и все равно его ненавидели — не одобрили бы?

Пока вопрос выжигал Куину мозг, обрушиваясь на него именно с тем родом самоанализа, который парень всегда вырезал ножом из своего мыслительного процесса, он пришел к осознанию, которое потрясло его даже еще сильнее.

Каким бы важным не было все это дерьмо, открываемое им подобно Кристофору Колумбу, ничтоиз этого и близко не подходило к самому жизненно-важному вопросу.

Даже в самой гребаной малости.

Истинная обнаруженная им проблема, заставляла казаться всю эту чушь прогулкой по парку.

ГЛАВА 79

Эссэйл не потворствовал ругани. По его мнению, она была вульгарной и лишней. Но, даже не смотря на это, всю эту неделю не иначе, как просто хуевой, назвать было нельзя.

Внизу, в подземной части его дома, они с близнецами только закончили упорядочивать улов нескольких последних дней; купюры были сложены в пачки, пересчитаны машинкой, перетянуты резинкой, а затем разложены согласно эквиваленту ценности… и итог впечатлял, даже по его меркам.

Все указывало на то, что у них было около двухсот тысяч долларов.

Главный лессер и его веселая шайка убийц проделали неплохую работу.

И он должен бы быть счастлив.

Но не был.

На самом деле, он был жалким гребаным сукиным сыном… а поганое чувство юмора просто добавляло ему эксцентричности.

— Отправляйтесь к Бенлуису, — сказал он близнецам. — Заберите новую партию кокаина и возвращайтесь ее расфасовывать.

Близнецы мастерски бодяжили это дерьмо с добавками и расфасовывали его по пакетикам, что было на руку. Убийцы распространяли в три раза больше, чем продавалось прежде.

— Затем займитесь доставкой. — Эссэйл проверил свои часы. — Она назначена на три утра, так что времени у вас предостаточно.