Новый Михаил - Владимир Викторович Бабкин

Михайлович молча шагает позади и не отвлекает меня от моих тяжелых дум. Совершенно очевидно, что попытки удовлетворить всех и быть со всеми хорошим это прямой путь к катастрофе. Но и открытая борьба со всеми сразу имеет такие же шансы на успех, как пробежка через утыканное заграждениями и минами поле боя под пулеметным огнем противника. Причем бежать буду я один, а пулеметов будет множество.

Что из этого следует? А следует из этого вот что. Нельзя повторять собственных ошибок. Нельзя пытаться действовать в режиме размеренного правления, я не в своем старом офисе руководителя московского медиа-холдинга, здесь мне не дадут расслабиться! Как только я на несколько дней расслабился, то тут же получил мятеж. И что с того, что мятеж подавлен буквально вчера? Так я и на троне-то лишь неделю!

Только темп, только опережение противников, только неожиданные ходы, резкие движения, нестандартное мышление и игра не по правилам – вот составные части успеха. Тем более что мыслю я все же по стандартам своего 2015 года. Пусть в будущее у меня возврата больше нет, но весь мой опыт оттуда никуда не делся, верно ведь?

Петроград. Зимний дворец.

7 (20) марта 1917 года

Во дворце меня уже ждал премьер Нечволодов.

– Чем порадуете, Александр Дмитриевич? – спросил я после обмена приветствиями. – Хотя, судя по вашему хмурому виду, ничем вы меня радовать не будете.

Председатель Совета Министров поклонился.

– Да, государь, вести нерадостные. Выявлено отсутствие целого ряда ответственных чиновников разных министерств. Причем вместе с чиновниками исчезли и весьма важные бумаги. Я связываю это с подавлением вчерашнего мятежа. Вероятно, исчезнувшие чиновники были как-то связаны с мятежниками, и бог весть, где сейчас они сами и исчезнувшие бумаги. Я распорядился провести полную проверку наличия чиновников по всем министерствам, предположив, что это лишь вершина горы. Но не слишком верю в результативность этого.

– Позвольте спросить, почему?

Генерал пожал плечами.

– Чиновничья солидарность, государь, будь она проклята. Я для них чужак, военный, а они десятилетиями красовались в вицмундирах в коридорах министерств. Естественно, они будут покрывать своих. В лучшем случае я узнаю то, что скрыть никак невозможно.

Я прошелся по Золотой гостиной, хмуро оглядывая следы разгрома. Стекла уже вставили, но вынос мебели из бывших комнат Александры Федоровны не прошел бесследно. Во всяком случае, относительно уцелевшая мебель из моего пострадавшего от взрыва кабинета смотрелась тут как на корове седло, усиливая и без того гнетущую атмосферу. Дойдя до дверей в Малиновый кабинет, я не удержался и открыл двери.

– М-да, – сказал я, обозрев хаос. – Александр Михайлович, а какова ситуация в Военном министерстве?

Сандро развел руками.

– Да примерно такая же. Только исчезнувших с бумагами больше. Впрочем, тут, как я понимаю, еще рано подводить итоги, у кого больше таких исчезновений. Ясно одно – исчезли далеко не все, кто имел отношение к заговору.

– К заговорам, – поправил я его. – Именно к заговорам! Не стоит забывать, что февральские события, заговор против моего брата, заговоры против меня и прочие антидержавные поползновения – это лишь малая часть всего, что задействовано против нас.

– Да, государь, разумеется, заговоры. – Великий князь склонил голову. – Но суть не меняется, поскольку разгребать эти авгиевы конюшни мы будем очень долго. Как всегда, будут созданы комиссии, образуются комитеты, пройдут совещания, будут написаны отчеты, а в результате, как обычно, будет пшик, да простит ваше императорское величество мою вульгарность.

Кивнув, я повернулся к окну. Хорошо быть царем хотя бы в этом, не надо думать о том, что ты к своим министрам поворачиваешься спиной. А вот они так не могут сделать. Впрочем, царю нужно думать о других вещах, которые поважнее этикета, будь он неладен!

За окном все было как всегда. Острый шпиль Адмиралтейства подпирал хмурое небо. Через Дворцовую площадь на Дворцовый мост тянулись сани извозчиков, проехало пару грузовиков, честной люд спешил туда-сюда по своим делам, а на грязном льду Невы суетились люди, вокруг прорубей. И никому не было дела до моих проблем.

А проблемы весьма серьезные. Ведь я могу сколь угодно долго грозиться начать решительную борьбу и всячески проявлять активность, но все мои повеления будут просто тонуть в бюрократическом болоте, не встречая яростного сопротивления, но и не оказывая на окружающую действительность никакого влияния.

Эх, столица-столица, будь ты неладна! Как бороться с тобою? Министры, чиновники, столоначальники, генералы, придворные, аристократы, прочие кровопийцы! И борьба с ними по их правилам это все равно что борьба с ветряными мельницами – суета есть, а результата, кроме смеха окружающих, никакого! Как я порой понимаю большевиков, которые перестреляли всю эту братию к едрене фене! Впрочем, зачем мне себя обманывать? Перестреляли они их уже значительно позже, а на первых порах даже они были вынуждены сбежать в Москву от всей этой братии. И разве только они? Самые жесткие и крутые государи не смогли сломать инерцию аппарата, вынужденно перенося свою столицу в другое место, фактически создавая державный аппарат заново. Иван Грозный перебрался в Александровскую слободу, а тот же Петр Великий вообще предпочел основать себе новую столицу. Про большевиков я уж молчу.

– Александр Михайлович, очевидно, послезавтра я отбываю в Первопрестольную. Потрудитесь взять с собой Маниковского и Кутепова и отбыть вместе со мной.

Великий князь сдержанно поклонился, ничего не сказав. Я обратил взор на премьер-министра.

– Александр Дмитриевич, вас с собой пока не зову. Для Империи вредно, когда и государь и премьер-министр уезжают одновременно. Но готовьтесь. В ближайшие дни вы мне понадобитесь в Москве. Сегодня жду вас со Свербеевым, а вечером жду вас для определения тезисов программы правительства в свете новых веяний.

Усмехнувшись, я добавил:

– Готовьтесь к бессонной ночи, но чтобы завтра были как огурчик. Вам еще председательствовать. И, кстати, как Дроздовский?

– Входит в курс, государь.