Освободитель (сборник) - Рэй Олдридж

Как сказал двойник, мертвый – это мертвый.

Руиз помог Олбени снять неповрежденные детекторы с Хаксли и повесил большую их часть поверх своей собственной брони.

– Мне кажется, что пока я должен буду перенять работу покойного Хаксли, – сказал он.

Олбени устало поднялся.

– Угу. Твоя армия редеет помаленьку, Руиз.

Прошла минута, и затем еще один взвод охранников-Дирмов вбежал в комнату трусцой и остановился, чтобы сообразить, что за резня тут произошла. Они схватились было за энергометы, которые были у них на груди, но Юбере резко заговорил.

– Подождите! – сказал он, властно подняв руку. – Это друзья. Они спасли меня от предательства. Вы должны провести их через шлюз безопасности нижнего уровня, потом вернуться сюда и убрать эту грязь. И присмотреть за тем, чтобы коммуникационный центр был бы снова укомплектован подходящими людьми. Защищайте жизнь этих людей до последней капли крови. Мы им многим обязаны. И мы собираемся отплатить им. – Зловещий блеск снова вернулся в глаза Юбере.

– Благодарим вас, – сказал Руиз для эффекта. – Мы были счастливы вам помочь. Кстати, знали ли вы, что жизнь – словно кинжальная лоза, которая цветет только один раз?

Когда он сказал кодовую фразу, которую генч оставил в мозгу двойника, Юбере слегка обмяк, и огонь в его глазах потух. Он не сможет принять никакого решения, даже самого ничтожного, до тех пор, пока Руиз не произнесет контрфразу. Этой фразой генч связал волевую нейронную сеть дублета. Он не сможет даже решить, следовать ли ему приказам Публия. Если почему-либо Руиз не скажет эту контрфразу, Юбере останется тут сидеть и помирать с голоду, если, конечно, кто-нибудь из его людей не осмелится отнести его в медицинский отсек, чтобы его там кормили внутривенно.

– Ну что же, – сказал Руиз, – до свиданья и удачи.

Дирмы отконвоировали Руиза и Олбени до шлюза, глаза их дико вращались от с трудом сдерживаемой паники. Казалось, они приняли нового Юбере без малейших сомнений и вопросов. Однако они вообще считались весьма доверчивой расой – вот почему они были весьма популярным пушечным мясом. Они с поклоном провели Руиза и Олбени в шлюз и убежали рысью.

Когда закрылась внутренняя дверь, Олбени сказал:

– Пока что все неплохо. Что ты сделал с марионеткой?

– Подрезал его ниточки, пока мы не сможем отсюда выбраться. Это дает нам возможность торговаться с нашим работодателем.

– Эх, хорошо бы ты сделал это немного раньше.

– Я мог сделать это только один раз. Извини, пожалуйста.

Олбени пожал плечами.

– Что делать, работа эта жестокая и грязная, и я знаю, что ты о нем жалеешь, о Хаксли. Что теперь?

– Бежим, – сказал Руиз и быстро зашагал по длинному коридору.

Куски разнесенного взрывами Мокрассара все еще шевелились, когда они добрались до платформы поезда десять минут спустя. Руиз посмотрел на это и передернулся. Лицо трупа Дурбана приобрело грязно-голубой оттенок. Мертвые глаза все еще смотрели в потолок, но тускло и невыразительно. Руиз почувствовал укол непривычной брезгливости при мысли о том, что ему придется ехать в обратную дорогу с трупом, но не было никакой возможности убрать его из сцеплений путанки.

Руиз обезвредил заряд взрывчатки в рюкзаке, и потом они аккуратно забрались на поезд. Руиз уселся в сиденье водителя. Ему понадобилась только пара секунд, чтобы разобраться в рычагах и кнопках, и поезд пополз по рельсам обратно вниз.

Чтобы убить время, он старательно занялся детекторами Хаксли, устанавливая их так, чтобы в любой момент выследить постороннюю активность на их трассе, особенно внизу. Это нужно было на всякий случай: вдруг кто-то из инопланетных обитателей туннелей решит наконец отомстить за гибель своих соплеменников проклятому поезду, или – мысль и вовсе неприятная – Публий подстроил им какую-нибудь ловушку к их возвращению. Ему пришло в голову, что он не отдал недвусмысленного приказа сестрам с мира Ях смотреть в оба за обоими концами туннеля, на тот случай, если опасность появится с той стороны, откуда они пришли. У него возникло очень неприятное чувство. Он стал беспокоиться, что сестры, когда он уходил, были слишком озабочены тем, чтобы убраться подальше от того ужаса, какой в них вселяла глубина дыры, чтобы обращать серьезное внимание на то, что могло твориться за их спинами.

Возможно, сказал он себе, у него просто развивается паранойя. С другой стороны, Публий, человек с колоссальным талантом наживать себе врагов, все еще был жив после стольких лет омерзительного поведения, что говорило в пользу того, что он ведет себя последовательно и хитроумно.

Опасность состояла в том, что Публий мог решить убить Руиза, прежде чем тот смог бы открыть ему то, как он обошелся с его, Публия, марионеткой. Руиз хотел надеяться, что, услышав, что произошло с двойником, Публий станет выбирать между своим бешенством и своей жадностью и скупостью, и что жадность победит.

– Что-то случилось? – спросил Олбени.

– Наверное, ничего, – ответил Руиз.

– Не очень мне нравится такой ответ, – сказал Олбени.

Руиз улыбнулся ему.

– Что же, я на тебя за это не в обиде. Мне очень неприятно, что я впутал тебя в такую кашу, Олбени.

– Не ври, пожалуйста, – ответил Олбени, но тоже ухмыльнулся.

Путешествие продолжалось без происшествий, хотя Руиз несколько раз замечал крадущиеся движения в различных туннелях, словно обитатели их с любопытством пытались выяснить, почему происходит столько необычной деятельности в привычном поезде. Никто, однако, не появился в открытую, и Руиз устоял перед искушением воспользоваться своим телескопом – он не хотел показаться чересчур заинтересованным тем, что его напрямую не касалось.

Когда они оказались всего в нескольких сотнях метров над входом в их туннель, Руиз вынул телескоп и стал всматриваться вниз, в противоположную от них сторону стены, где и находился вход. Он подстроил фокус и увидел Чоу, которая стояла у края туннеля с легкомысленно откинутым забралом шлема и приветственно махала рукой. Разрешающая способность телескопа была слишком невелика для Руиза, чтобы он мог разобрать, какое выражение лица было у нее.

Руиз свернул телескоп и повесил его на комбинезон.

– Дерьмо собачье! – сказал он.

– Что?

– Мне кажется, сестер нет в живых – а это означает, что нас поджидает Публий. Но, по крайней мере, он не убил нас, как только завидел. Он любит смотреть на мучения жертв. Это одна из его самых больших слабостей, и в один прекрасный день она приведет его к гибели, как я надеюсь.