Как написать сочинение. Для подготовки к ЕГЭ - Виталий Ситников

Правда, автор либо избегает открытой героизации и слишком торжественного пафоса, либо нейтрализует их композиционными средствами. В этом отношении характерна глава «Поединок», построенная на перекличках с былинным эпосом. В этой главе Теркин вступает в единоборство с сильным, физически превосходящим его противником:

Теркин знал, что в этой схваткеОн слабей: не те харчи.

Уже это вводное замечание настраивает читателя на то, что следующую картину надо воспринимать без всякого пафоса. С одной стороны, эпизод единоборства выделен и укрупнен автором:

Как на древнем поле боя,Грудь на грудь, что щит на щит, —Вместо тысяч бьются двое,Словно схватка все решит.

Предельной обобщенности эпизода служит красноречивая метонимия: «Бьется Теркин, держит фронт». Вполне соответствует этой заявленной широте масштаба финальное авторское обобщение – торжественно звучащие строчки, которые станут рефреном книги:

Страшный бой идет, кровавый,Смертный бой не ради славы,Ради жизни на земле.

Однако былинная торжественность сцены уравновешивается щедро рассыпанными «технологическими» подробностями теркинской смекалки и самой идиоматической лексикой, использованной в главе («хрястнул немца промеж глаз», «в санки сунул», «с испугу… дал леща» и т. п.). Тем самым эпизод поединка, не утрачивая символического смыслового потенциала, «заземляется», бой приобретает характер отчаянной драки. Самое же главное в том, что, как только тональность рассказа достигает высот открытой героики, Твардовский немедленно пускает в ход своеобразный прием поправки масштаба, «скромного» уточнения. Вот как он использован в анализируемом эпизоде:

Бьется насмерть парень бравый,Так что дым стоит горой,Словно вся страна-державаВидит Теркина:– Герой!Что страна! Хотя бы ротаВидеть издали могла,Какова его работаИ какие тут дела.

Сходный прием лукавой поправки масштаба использован в эпизоде рассказа Теркина о «сабантуе» и в главе «О награде».

Такое совмещение масштабов стало возможным благодаря тому, что Теркин в книге – не только общенациональный тип «русского чудо-человека», но и личность. Уникальность героя Твардовского – в сочетании в нем «всеобщего» и индивидуально-неповторимого. Фольклорные герои, проявляя себя в поступках, одинаковы в начале и в конце рассказанной о них истории. Не таков Теркин: эволюция его образа проявляется в смене основной эмоциональной тональности рассказа по мере движения сюжета: чем ближе к концу, тем все сдержанней проявления его веселости, все больше печальных раздумий.

В первых главах (напомним, они появились во время тяжелейших боев осенью 1942 г.) герой демонстрировал неиссякаемый оптимизм – ту бодрость духа, которая была всего нужнее в этой сложной фронтовой ситуации. Напротив, в главах, материалом которым послужили события переломных сражений и уверенного наступления нашей армии, Теркин – этот балагур и заводила – все чаще задумывается о цене этих побед, вспоминает об утратах, скорбит о погибших товарищах. В финале главы «На Днепре» Теркин остается в стороне от радующихся товарищей, «не встревает» в шутки, молча курит:

И молчал он не в обиде,Не кому-нибудь в упрек, —Просто больше знал и видел,Потерял и уберег…

Последние строчки главы показывают Теркина с неожиданной стороны:

– Что ж ты, брат, Василий Теркин,Плачешь вроде?..– Виноват…

Теркин в кругу персонажей книги. Обобщение и индивидуализация – два взаимодополняющих принципа изображения героя. Точно выверенный баланс в использовании этих принципов позволил Твардовскому создать образ, вобравший в себя и «персональные», индивидуально-неповторимые черты, и то, что было свойственно многим людям. Будучи яркой личностью, Теркин тем не менее неотделим от солдатской массы и от всего воюющего народа. Особенно интересно сведены вместе обобщение и индивидуализация в главе «Теркин – Теркин».

Оказывается, Теркиных в книге двое. Это, соответственно, Василий Иванович (главный герой) и его однофамилец Иван. С одной стороны, двойничество Теркиных подчеркивает обобщающий характер образа главного героя (сходный по функции прием использован в главе «Два солдата», где использован рефрен «Вот что значит мы, солдаты», уравнивающий Теркина с дедом-ветераном). С другой стороны, это двойничество неабсолютно: второй Теркин оказывается рыжим, он, в отличие от Василия, не курит, и его фронтовая профессия – бронебойщик. Разрешается ситуация «строгим старшиной»:

Что вы тут не разберете,Не поймете меж собой?По уставу каждой ротеБудет придан Теркин свой.

Синтетическая характеристика обобщенного и одновременно отличного от других Теркина – его «свойскость». Притяжательные местоимения «свой» и «наш» почти всегда сопровождают упоминания о герое. Вот почему так естественно «перетекают» узнаваемые черты главного героя к другим, второстепенным персонажам книги. «Своими» оказываются в поэме дед-ветеран, его поначалу прижимистая супруга, экипаж танкистов, молоденькая медсестра, даже усатый генерал, обнимающийся с Теркиным как с «любимым сыном». Лексика родства вообще чрезвычайно органично использована в «Теркине», она поддерживает важнейшую в книге идею народного единства.

Образ автора. Помимо Теркина и второстепенных персонажей книги чрезвычайно важную роль в «Книге про бойца» играет образ автора. Кроме «эпических» глав, героем которых является Теркин, «Книга про бойца» содержит «лирические» главы «От автора». В первой из таких глав автор представляет читателю своего героя, во второй – делится с читателем «профессиональными» размышлениями о специфике содержания и сюжета самой книги; в третьей – дает еще одну характеристику герою, на этот раз прямо указывая на национальный масштаб обобщения в его образе («Он идет, святой и грешный, / Русский чудо-человек»). Наконец, в последней, завершающей книгу главе «От автора» дистанция между автором и героем почти исчезает: «мы с тобой» – обращается к Теркину автор.

Кроме четырех глав «От автора» лирическими по характеру являются еще несколько глав и фрагментов («О себе», «О любви»), в которых автор указывает на собственные общие с Теркиным черты. В целом фигура автора в поэме оказывается чрезвычайно близкой Теркину по жизненным оценкам и фронтовому опыту.

Однако дистанция между автором и героем не является одинаковой на всем протяжении книги. Поначалу герой раскрывается по большей части в действии, о его внутреннем состоянии говорится мало, и эту «недостачу» психологизма автор восполняет «от себя» – в лирических по характеру фрагментах, где обобщаются чувства всего воюющего народа. Дело не столько в разнице мироощущений автора и героя (они очень близки), сколько в композиционном распределении функций: герой действует, автор размышляет и эмоционально «подсвечивает» сюжет.

Это заметно, например, в главе «Переправа», где общий тон авторского отношения к происходящему определяется сдержанной скорбью:

И увиделось впервые,Не забудется оно:Люди теплые, живыеШли на дно, на дно, на дно…

Появление Теркина вносит перелом не только в саму драматическую ситуацию, но и в ее эмоциональную оркестровку: глава завершается шутливой просьбой находчивого героя о «второй стопке». После этого звучит авторское обобщение о «святом и правом» бое, вновь напоминающее о драматизме происходящего.

Ощутимая поначалу граница между эпической и лирической сферами по мере движения сюжета постепенно стирается, между автором и героем возникают диалогические контакты, дистанция между ними сокращается. В главе «Теркин ранен» автор обращается к герою так, что почти сливается с ним:

Теркин, стой. Дыши ровнее.Теркин, ближе подпусти.Теркин, целься. Бей вернее,Теркин. Сердце, не части.

Тем самым создается основа для взаимозаменяемости образов автора и героя. Предельно сближаются их высказывания, демонстрируя и общность судьбы (герой и автор – земляки), и близость самих речевых манер. В главе «О себе» автор не оставляет читателю сомнений относительно этой близости:

И скажу тебе, не скрою, —В этой книге, там ли, сям,То, что молвить бы герою,Говорю я лично сам.Я за все кругом в ответе,И заметь, коль не заметил,Что и Теркин, мой герой,За меня гласит порой.

Однако полного слияния автора и героя так и не происходит. Твардовскому важна общая перспектива восприятия событий, важна сама возможность итоговых оценок. Во второй половине произведения сюжет все чаще осложняется лирико-философскими фрагментами, в которых суть происходящего рассматривается в категориях судьбы всего народа. Автору важно не только подвести итоги народного бедствия, но и заглянуть в будущее страны. Вот почему появляется глава «Про солдата-сироту», самая трагическая в книге. В этой главе Теркина нет, а рассказ ведется о человеке, который в ходе войны потерял всю семью. Образ воюющего народа, представленный в начале книги именно Теркиным, к концу поэмы заметно расширился. Теперь в него органично включены и главный герой, и множество эпизодических персонажей, и лирическое «я», и адресат книги – ее читатель («друг и брат», по словам автора). Важно и то, что книга завершается вовсе не оптимистическими здравицами: в финале выражено чувство вины, и сама книга посвящается памяти павших: