Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру - Неизв.

При желании получить представление о богатстве и могуществе духовенства в России нужно попасть в Переславль. Город всегда с двумя тысячами жителей располагает 25-ю церквями, стиль одной из них, Преображения, замечательный. В ней хранятся реликвии св. Николая Стилита, которой после его смерти оставили цепи, что святой носил при жизни.

Мы шли в виду Ярославля, где семь российских лицеев, когда пароход остановился, чтобы принять на борт двух дам; я уже видел себя без каюты, когда капитан пришел сказать, что дамы, узнав обо мне, просили меня остаться на месте, желая лишь одного - разделить общество со мной. Я спросил, кто они, такие гостеприимные дамы. Капитан ответил, что это - княгиня Долгорукая со своей компаньонкой. Как все изысканные русские женщины, Анна Долгорукая чудесно говорила по-французски.

Это в Ярославль, откуда ехали дамы, был определен на жительство Бирон, помилованный Павлом I, после возвращения из Сибири.

Ярославль славится красивыми женщинами и исключительными страстями: за два года пять молодых людей там сошли с ума от любви. Не менее интересно для путешественников, что Ярославль располагает, говорят, лучшим в России отелем и единственным, может быть, вне обеих столиц, где встретишь настоящие кровати. По имени владельца, он называется гостиницей Паструкова [l’h;tele Pastroukoff]. Этот собственник - дважды или трижды миллионер, чем и знаменит; но разбогател не кроватями отеля, а благодаря широкой торговле железом, в зависимость от которой попала вся Россия. Он делит эту монополию с другим торговцем металлом по имени Барков. Все железо, что продается в Нижнем на ярмарке, - собственность двух этих беспримерных спекулянтов.

Княгиня, женщина 30-32 лет, очень образованная. Вообще в России, как ни покажется необычным, на первый взгляд, женщины более образованы, начитаны и говорят по-французски лучше, чем мужчины. Это объясняется тем, что женщины, находясь совершенно вне дел и политики, распоряжаются всем своим временем и, отлично зная французский, читают почти все, что публикуется во Франции. Княгиня была одной из таких женщин: коренная русская, как все, кто носит от рождения или в результате союза фамилию Долгоруких, то есть одно из старейших имен в России, она знала назубок свою древнюю московскую историю. Она же предупредила, что сейчас мы прибудем в Кострому, что в Костроме будет остановка на час, и мы должны употребить это время, чтобы посмотреть монастырь св. Ипатия, дом Романовых и памятник Сусанину.

Тотчас, как пароход встал, мы соскочили в лодку и добрались до берега. Россию отличает то удобство, что у капитанов требуют справки о состоянии здоровья пассажиров не чаще, чем их паспорта. Сходят с парохода, поднимаются на борт, осматривают города и окрестности; никто не спрашивает, ни кто вы, ни чего вы хотите.

Мы вскочили на дрожки, которые крутым склоном вывезли нас наверх. Так как монастырь св. Ипатия был наиболее удаленным пунктом в нашей экскурсии, начали со св. Ипатия. Среди монастырей России он то же самое, что одна из гор Швейцарии, одно из озер Финляндии, один из вулканов Италии. Приходит время, когда горы, озера, вулканы становятся лишь уделом сознания, не более того; их постоянно посещают, но больше не описывают. Пусть читатель успокоится, он почти избавлен от описания всех тех монастырей, какие нам осталось еще посмотреть, включая монастырь св. Ипатия.

Что касается дома Романовых, то это другое дело; история пробует на нас такие чары, что невозможно пройти мимо исторического места, чтобы там не задержаться.

Мы видели смерть малолетнего Дмитрия [Dmitry], смерть Федора, обоих наследных принцев рюриковой крови; видели смерть узурпатора Бориса, самозванца  Димитрия [D;m;trius].

Как-то Мирабо в одном из своих великолепных порывов вдохновения, присущих только ему, сказал:

- Умирая, Кай Гракх взял горсть окровавленной пыли, на которой лежал, и метнул ее в небо. Из этой пыли родился Марий.

Тот же эффект был от пушки, заряженной пеплом лже-Димитрия, из которой выстрелили в сторону Польши, чтобы вернуть мертвую пыль туда, откуда принесло пыль живую. Из этого праха родились пять-шесть других лже-Димитриев и 15 лет гражданских и с иноземцами войн. В течение этих 15 лет, пучиной грязи и крови разделяющей династии Рюрика и Романовых, все стремятся на трон России, десяток или дюжина дотрагиваются до него, трое-четверо окрашивают его кровью. Но те же 15 лет, период позора для старой и новой знати, позволившей взять полякам Москву, шведам - Новгород, - самая блестящая эпоха русского духовенства.

Клир, единственный класс государства, который своей сплоченностью противостоит  всякого рода развалу, что столько тираний кряду обрушил на Россию, клир не только остается на ногах и сильным, но еще национальным; среди всеохватной коррупции религиозный дух есть особая атмосфера, которая окружает его и которой он жив, следуя долгу и храня свою веру; лишь он сопротивляется домашнему предательству, иностранному нашествию, лишь он, его герои и мученики, и он утверждают великую социальную правду, тогда как партийность и сословность никогда не способны отказаться от сектантства.

В I6I2 году, в период, когда все кажется безнадежным в России, на сцену выходят трое: Минин для народа, Пожарский для знати, Романов для клира. Мы набросали эскиз служения, отданного России первыми двумя, говоря по поводу памятника на Красной площади в Москве. Что касается третьего, то есть метрополитена [патриарха, архиепископа] Романова, дважды плененного поляками, исповедующего свою родину и религию перед лицом  казни, то он так представляет русскую национальность, что вокруг него объединяется все, что остается от русских, из его семьи Россия выбирает своего суверена. И однако этот суверен был иноземного племени. Преданию угодно, чтобы стебель Романовых пророс не на земле России. В 1350 году один безвестный пруссак эмигрирует и приезжает обосноваться на берегах Волги. Его сын роднится с семьей Шереметевых, одной из самых знаменитых в России. Другой [из Романовых] - брат императрицы Анастасии, матери Федора, последнего царя рюриковой крови. Наконец, единственный уцелевший в бойне из его семьи и сосланный, преследуемый Борисом Годуновым, кажется, способный провидеть предначертанное ему будущее, Романов становится монахом в Архангельске под именем Филарета и дает жизнь тому Михаилу, которого Россия избирает в I613 году своим царем.

Он был в Костроме, когда узнал о своем избрании. Фамильный дом, где он тогда жил, цел и как объект почитания русских рекомендуется ими любопытству иностранцев.

Что же до Сусанина, памятник которому был третьим объектом нашей высадки в Костромe, то это еще и памятник русской признательности не просто человеку из народа, но крестьянину. Взятый в качестве проводника поляками при их проходе через деревушку Карабаново, вместо того, чтобы вывести армейский корпус, что ему доверился, на Московскую дорогу, о чем он получил приказ, он увлек его на проселки и завел в глубину одного из этих огромных русских лесов, где, раз заблудившись, чужеземец, как и в девственных лесах Америки, не отыщется, если не чудо.

Забравшись в лесную глушь, Сусанин признался полякам, что не просто заблудился, но сбился с дороги в намерении всех погубить. Ни угрозы, ни побои не могли с тех пор принудить его вернуть врага на дорогу. Сусанин пал под ударами, но его не смогли заставить сдвинуться с места. Его последний вздох отнял у поляков их последнюю надежду. После бесплодной попытки выбраться на большую дорогу этот армейский корпус, сознавая, что действительно по-настоящему заблудился, погибает от голода, почти погребенный снегом, рассыпается на ищущих случайного спасения; но никто не выходит из леса. Все, кто в него вошел, там и остались, и тела трех тысяч поляков стали кормом для волков.

Деревня Карабаново, где родился Сусанин, царем Михаилом Романовым навсегда была освобождена от подати и призывов в армию мужчин. Злые языки утверждают, что это благо сделало деревню самой беспутной в России.

Памятник Сусанину - круглая колонна из розового финляндского гранита, увенчанная бюстом великого князя Михаила Романова; барельефы пьедестала рассказывают всю историю самопожертвования крестьянина из деревни Карабаново.

Мы возвращались к пароходу не без боязни. Мы вышли за разрешенные нам пределы на три битых четверти часа; но княгиня обещала употребить все свое влияние на командира судна, который, впрочем, принимая меня за крупную политическую фигуру, не требовал от меня особой пунктуальности. Прибыв на берег Волги, заметили, стало быть, пароход покачивающимся на том же месте, где его оставляли, и княгиню Анну на палубе, поджидающую наше возвращение и делающую все, что бы капитан набрался терпения.