Вторая радуга - Ким Сатарин

— И что ты думаешь?

— Разве дело во мне? Речь идёт только о тебе. Ты или сможешь попасть в Материнский Мир, или нет.

— А ты? Останешься здесь одна, или воссоединишься? Для тебя это будет означать смерть здесь, не так ли?

— Не думай обо мне. Решай сам, — с застывшим лицом повторила дочь шамана.

Странно, но он в этот момент её совсем не чувствовал. А решать вот так, только для себя, он не мог. Ему требовалось чётко знать, что произойдёт с Олей, с Аней и её сыном, и он даже представить не мог, как об этом рассказывать родителям. Ольга сказала, что она сама с ними поговорит. И с Аней тоже. А он пусть не откладывает — его развитие достигло той точки, после которой избежать перехода в Материнский Мир можно было, только умерев.

Она ничего больше не объясняла, а то чувство, которое связывало их между собой, изменилось настолько, что он воспринимал только эмоции. Оля была расстроена, она печалилась — но печаль эта была светлой, без горя. Она верила в Ермолая. Он смотрел вслед супруге, выходящей из комнаты, и чувствовал, как на глазах наворачиваются слёзы. Она не оглянулась. Он догадывался, чего ей это стоило.

Болели теперь не только руки и ноги, усиливалось чувство удушья. Так плохо ему бывало всего несколько раз в жизни. Наверное, Лёня был прав. Возможно, не ошибалась и Оля, когда утверждала, что выбора у него уже нет. Он утрачивал одну паранормальную способность за другой. Прямое чувствование, кинетика, мыслезащита, теперь и способности слышащего сократились до возможностей начинающего. Что ещё? Оставалось потерять способности оператора миров — он догадывался, что они останутся с ним до последнего — и всё. Конец.

С расщепом его больше ничего не связывало. Он не подозревал, насколько быстро всё может произойти. Даже с родителями не успел попрощаться. Его ноги подломились, едва он попробовал встать. Лёжа на полу, Харламов осознал, насколько был преступно легкомысленен. Вот оно: то ли конец, то ли величайшее свершение, к которому он стремился всю свою жизнь. А он оказался абсолютно не готовым…

Здешнее, принадлежащее Гволну тело, прекрасно ему подчинялось. Не болели ни руки, ни ноги, крылья исправно то поднимали его к потолку пещеры, то опускали вниз. На краю Песочницы стояли двое псевдо-гномов, молча наблюдавшие за его полётом. Для них это было необычно: молчать при виде зловещего демона их страшных преданий. Неужели и они что-то чувствовали?

Он присел, прислонясь спиной к стене, сосредоточился. На краю сознания внезапно появились щекочущие ощущения в бёдрах. Мастер уже понимал, что вернуться в расщеп ему не суждено. Некий процесс, предусмотренный правилами Большой Игры, шёл своим чередом. Выбора не было. Ермолая Харламова, обитателя миров Края, ожидала неминуемая смерть. Он вздохнул и представил себе извергающийся в туманную пустоту водопад мира Севего.

Ощущение погружения мелькнуло мимолётной тенью — в следующую секунду он ощутил, как бьёт и треплет его беззащитное тело напор воды, затем он почувствовал, что падает. Ермолай, в чётко ощущаемом физическом теле, летел вниз в плотной водной массе и не мог даже вздохнуть…

Эпилог

Полнеющая молодая девушка в белом халате спустилась со стремянки, держа кучу папок под мышкой и прикрыла за собой дверь архива. В ординаторской сидевшая за столом пожилая докторица подняла глаза на неё и спросила:

— Ну, Лиза, сколько историй подобрала?

— Двенадцать, Эльвира Михайловна. И ещё одну взяла из любопытства, просто посмотреть.

— И кто тебя заинтересовал? — невысокая женщина нацепила на тонкий нос очки. — А, потеряшка…

— Тут в скобочках фамилия указана: Харламов, — возразила Елизавета.

— Помню я его, как же, это всё в моём отделении происходило. Могу рассказать, чтобы тебе мой почерк не читать. Ты ведь его не всегда разбираешь, верно?

Девушка присела напротив, на потёртый диванчик и кивнула.

— Ну, что такое биографическая амнезия, ты знаешь. Полная потеря памяти о своей личности. Человек знает, как одеваться, пользоваться вилкой, ложкой, умеет читать, довольно много знает об окружающем мире — но не может сказать, кто он, где и как жил, не помнит родственников и друзей. При каких психических расстройствах встречается такой симптом, тоже знаешь?

— Расстройства истерического круга, — несмело произнесла Елизавета.

— В основном — да. Возможны такие состояния и после черепно-мозговых травм. Ходят всякие слухи о психоактивных препаратах, дающих такой побочный эффект, о процедурах психоблокировки — но это пока только слухи и предположения. В общем, объявился этот больной на станции Рыбинск-товарная и обратился к дежурному по станции. Надо сказать, что потеряшки очень часто объявляются вблизи железных или шоссейных дорог. Как будто ехали куда-то и вдруг цель поездки забыли и сошли, где попало. Там, кстати, пригородные поезда останавливаются. Вот. Ну, а дежурный нам позвонил: у них за последние десять лет уже третий такой случай. Его к нам и привезли.

— Не сопротивлялся? — поинтересовалась Лиза.

— Нет. Хотя, надо сказать, что он сразу сообразил, что очутился в психбольнице. То ли раньше бывал, то ли прекрасно понимал, куда его с такими жалобами привезут. И согласие на госпитализацию подписал без вопросов.

— И на лечение тоже? — оживилась Елизавета.

— А какое в таких случаях лечение? — строго посмотрела на неё Эльвира Михайловна. — Других жалоб у него не было, так что и лечения ему не предлагали. Осмотрели, конечно: соматическое состояние удовлетворительное. На бёдрах, правой руке и кисти левой руки — кольцевые шрамы. Как будто конечности отрезали и потом снова пришили — это он сам так сказал. В виде предположения, конечно — о происхождении шрамов пациент не помнил…

Разговорившись, пожилая докторица уже не смотрела на Елизавету, листавшую историю болезни. Она рассказывала, как применили к потеряшке метод компьютерного психоанализа, разработанный когда-то для спецслужб и заключавшийся в подпороговом предъявлении различных слов и образов с последующей фиксацией непроизвольных реакций.

— Я всё это знаю, Эльвира Михайловна, нам читали теоретические основы.

— Ну, а здесь использовали специально для таких случаев переработанную программу. Но мы просили его, сверх того, как можно больше спонтанно рисовать, раскрашивать контурные карты, подробно записывать сны. В общем, работали интенсивно: и персонал отделения, и интерны, даже консультант из области у нас целую неделю сидел. В итоге выяснилось, сильнее всего потеряшка реагировал на мужское имя — Ермолай. И на фамилию — Харламов. Что не было доказательством, конечно — ему же предъявлялись только распространённые имена и фамилии. Это могли оказаться имена и фамилии его друзей. А лучше всего он представлял следующую местность: юг Красноярского Края и Хакассию. Их карты он вообще по памяти рисовал. Туда мы запросы и отправили, вкупе с его фотографией. Заметь, с полного его согласия…