Смерть и солнце - Линн Рэйда

Да… коадъютор не обманывал ее. Во всяком случае, осознанно.

Следя за тем, как в трюм "Крылатого" заносят бочки с солониной, Айя думала о том, что не видела рыцаря уже неделю - с того дня, как император приезжал на верфи посмотреть, как спустят на воду новые корабли. За это время Ирем ни разу не появлялся в гавани и не приезжал в "Морской петух". По слухам, коадъютор вообще почти не выходил из Адельстана, где допрашивали арестованных сторонников Дарнторна. Если Ирем и ходил куда-нибудь развеяться, то он едва ли удалялся от дворца и государственной тюрьмы. Порой Айе хотелось отправиться в Верхний город и пойти обедать в "Черный дрозд", где шансы встретить Ирема были бы всяко выше, чем в порту. Но она этого не делала. Во-первых, ей и без мессера Ирема хватало, чем себя занять - необходимо было осмотреть новые корабли и подготовить их к отплытию, набрать недостающих членов экипажа и заполнить трюмы всем, что может им понадобиться в Серой крепости. А во-вторых, если бы каларийцу в самом деле не хватало ее общества, он бы выкроил время и спустился в Нижний город сам. Она, во всяком случае, не собиралась придавать особого значения его отсутствию.

И все-таки, когда она увидела у кораблей оруженосца коадъютора и Нойе Альбатроса, повсюду таскающегося за Риксом, сердце Королевы сжалось от необъяснимого волнения. Мгновение спустя Айя презрительно скривилась. Дожили! Еще чуть-чуть - и она уподобится рыбацким женкам, которые с утра до вечера таращатся на море, с напряжением высматривая лодку мужа… а за их замызганный подол цепляются несколько ребятишек. Последнее - это уж непременно. Сколько Айя себя помнила, рыбачки с Дальних островов рожали каждый год, и к двадцати, самое позднее - двадцати трем годам каждая из них превращались в этакую тостую, бесформенную тушу с колоноподобными ногами и визгливым, как у чайки, голосом.

На острове Зеленых скал, где Айя прожила первых двенадцать весен своей жизни, большая часть взрослых женщин были именно такими, и ее саму наверняка ждала бы та же участь, если бы Хейнар, родившийся тремя минутами позже нее, не появился бы на свет беспомощным калекой. Или если бы их мать не умерла на следующий год, а все-таки успела бы родить отцу здорового наследника. Но так уж получилось, что единственный брат Айи не способен был наследовать семейный промысел - спина у него была слабая, а левая нога нелепо вывернута, так что ходил он всегда как будто враскорячку. Да впридачу к этому Хейнар еще и простужался от самого крошечного сквозняка и большую часть времени страдал то от одной, то от другой болезни.

По обычаю, таких детей сразу же после их рождения дарят Морскому змею, но отец не одобрял этой традиции, так что Хейнар остался жить.

Наверное, поэтому отец так и не смог жениться снова. Всем хорошо известно, что больной с рождения ребенок приносит своей семье несчастье. Никакая женщина в поселке не хотела получить такого пасынка - вдруг Морской змей рассердится на то, что его лишили подношения, и не позволит ей родить здоровых сыновей?.. Отец в конце концов смирился с положением вдовца, а Айя была только рада, что у них не появилось мачехи. Во-первых, во всех сказках мачехи любили только своих собственных детей, а пасынков всячески изводили и тиранили. Во-вторых, если бы новая жена отца сумела родить ему сына, то отец бы сразу перестал брать Айю в море, и она лишилась бы всего, чем дорожила в жизни. Ей льстило, что с ней обращаются так, как если бы она родилась мальчиком и будущим главой семьи. Отец учил ее ставить паруса и обращаться со снастями и не обращал внимания на то, что она лазает за чаячьими яйцами на скалы и дерется с деревенскими мальчишками. Последние, кстати сказать, быстро уразумели, что любители швырять в Хейнара грязью или же дразнить калеку будут иметь дело с ней - и после нескольких расквашенных носов оставили в покое их обоих. Правда, друзей у нее было немного, но Айя не чувствовала себя обделенной. Ей вполне хватало общества Хейнара.

Одним словом, первые десять или одиннадцать весен Айя считала свою жизнь вполне счастливой. Но потом отец решил, что они с братом уже достаточно взрослые, чтобы вести хозяйство в его отсутствие, и поступил гребцом и свежевальщиком на один из промысловых кораблей, идущих к Кривому рогу за ворванью и тюленьим мясом. Судно, называвшееся "Вьюрок", разбилось в шторм, а в осиротевшем доме вскоре появилась их дальняя родственница, взявшая на себя роль опекунши Айи и Хейнара. Айя, впрочем, полагала, что ее интересуют вовсе не они, а дом и крепкая парусная лодка, оставшаяся им в наследство от отца. Новоявленную родственницу полагалось называть "тетушкой Эдой", но Айя возненавидела ее с первого дня, и в разговорах с Хейном называла опекуншу не иначе, как "эта жирная корова".

"Жирная корова" требовала, чтобы Айя надевала юбку и сидела в четырех стенах, а еще она заставляла ее прясть и шить. Но наибольшее негодование у Айи вызывало то, что эта женщина распоряжается в их доме, словно полновластная хозяйка. Она совершенно не заботилась о здоровье Хейнара и заваливала его кучей мелких поручений, многие из которых требовали от него подолгу находиться во дворе. Айя пыталась объяснить, что все эти дела обычно поручались ей, а Хейн тем временем делал дела по дому, но Корова даже слышать о подобном не желала. Чинить одежду или мыть посуду - это женская работа, а собирать хворост или ставить рыбные садки - мужская. Точка. Когда Хейнар все-таки простудился и надолго слег в постель, Корова легкомысленно отмахивалась от упреков Айи - "пустяки, скоро он встанет на ноги. С ним слишком много нянчились, вот он и вырос таким хилым. Мальчику не помешает стать немножечко выносливее". Даже когда стало ясно, что Хейну становится все хуже, тетка явно не казалась слишком удрученной этим обстоятельством.

Единственное, что сказала опекунша по поводу его смерти - "Наконец-то отмучался, бедный калека. Для него так будет лучше". Айя тогда промолчала - ей казалось, что, если она откроет рот или хотя бы шевельнется, то не выдержит и вцепится Корове в горло. На смену ее прежней полудетской злости пришло давящее чувство настоящей ненависти. Она перестала спорить с опекуншей и, не пререкаясь, выполняла все ее распоряжения. Корова, кажется, была довольна - своевольная девчонка стала просто шелковой и разговаривала с "тетей", скромно глядя в пол. А Айя просто-напросто боялась, что, если Корова лишний раз посмотрит в глаза "племяннице" - она поймет, до какой степени та ее ненавидит.

Как бы там ни было, в ту зиму Айя сделалась единственной наследницей парусной лодки, дома и клочка земли на берегу - словом, всего того, чем когда-то владел ее отец. До совершеннолетия ей оставалось еще три весны, но Айя скоро поняла, что просто подождать три года и избавиться от опекунши не получится. В их доме, который казался ей таким пустым и ненавистным после смерти Хейна, появился сын Коровы - уже совсем взрослый парень с масляными глазками, не упускавшей никакой возможности облапать "родственницу" за спиной у матери, а иногда и прямо на ее глазах. Айя сообразила, что Корова вознамерилась выдать ее замуж за своего отпрыска, чтобы таким способом присвоить ее дом и лодку. Осознав это впервые, Айя задалась вопросом - да уж не нарочно ли Корова уморила Хейна, мешавшего этим планам?.. Примерно тогда же она окончательно решила, что дождется лета и сбежит. Вытащить лодку из сарая в одиночку было невозможно, поэтому ей пришлось плыть на самодельном, расползающемся прямо на глазах плоту. В конце концов никчемный плот действительно разрушился, и последнюю часть пути она преодолела вплавь. Когда Айя выбралась на берег, ноги у нее дрожали, а с одежды и волос ручьем текла вода - но зато она была свободна и могла распоряжаться собой так, как посчитает нужным.