Двадцатое июля - Станислав Рем

Во второй папке хранились фотографии самого Куркова. Вот он расстреливает политработника и двух солдат. На следующем снимке получает орден из рук Геринга. Газета. И опять же с его фотографией.

Мюллер, увидев, сколь брезгливо Курков взял в руки последний снимок, добавил:

— Кстати, есть еще и киносъемка данного события. Со всеми деталями.

Голос. Только бы не подвел голос.

— Что вы от меня хотите?

А в голове билась другая мысль: «Надо связаться с "Бертой”. Сказать, чтобы он срочно сообщил в Москву обо всем, что со мной произошло. И не дай бог, если с Кимом или Старковым что-то случилось за то время, пока я нахожусь в Германии. Один я никому не докажу, что выполнял приказ. Никто мне не поверит. Только бы Старик с Кимом были живы! А если нет? Вдруг они погибли при бомбежке?».

Холодный пот выступил на лбу Сергея. В таком случае ему конец.

— А теперь о том, чего мы хотим от вас, — невозмутимо продолжал между тем Мюллер. — Вы должны добраться до рижского берега. Вплавь. На той самой «торпеде», которую освоили в отряде Скорцени. Взять с собой обмундирование, оружие и все самое необходимое. Прибыть в Москву. Прийти по адресу, который вам укажут. Оружие, естественно, предварительно спрятать в укромном месте. И так, чтобы им можно было воспользоваться незамедлительно. Сразу после получения приказа.

О том, как Курков укротил торпеду, группенфюреру во всех подробностях доложил Литценберг. Именно ему принадлежала идея переправить диверсанта через линию фронта по воде.

Курков осушил второй стакан воды, любезно поданный ему хозяином кабинета, и со стуком поставил его на стол:

— Я должен совершить террористический акт?

Мюллер погрозил указательным пальцем:

— Всему свое время. Подробности узнаете там, в России. А сейчас готовьтесь к отъезду. Приведите себя в порядок. Примите пищу. Мы выезжаем через час.

— Я хочу увидеться с сестрой.

— Нет.

— Хотя бы издалека.

Мюллер думал буквально несколько секунд. Приняв решение, крикнул:

— Гюнтер! — В дверном проеме показался секретарь. — Сопроводи гостя вниз. Камера № 6. Пусть посмотрит на узника. В глазок. Никаких встреч. Никаких разговоров. Потом доставить ко мне. И позвоните на аэродром. Мне нужен самолет. Через час.

Когда русского увели, Мюллер набрал номер внутреннего телефона:

— Литценберг, перезвоните дяде. Пусть не беспокоится. Племянник возвращается. Передайте, что он посетит его с третьего по пятое августа.

К старушке гости нагрянули нежданно-негаданно. Открыв дверь отмычками, они в количестве трех человек прошли внутрь квартиры. Пожилая женщина сидела в кресле-качалке и дремала. На ее немощных ногах лежал старый кот. Один из вошедших схватил старушку за шею, а второй рукой зажал ей рот, чтобы не закричала. Двое других быстро осмотрели помещение, проверяя его на наличие свидетелей. Кроме старухи и кота, никого больше в доме не было.

— Мы не грабители, — зашептал женщине на ухо старший, — нас интересует только один вопрос: по какому номеру вы передавали информацию тому мужчине, который вам заплатил? Я сейчас уберу руку от вашего рта, и вы тихонько назовете номер его телефона. Кричать не надо. Иначе будет больно. Очень больно. — Мужчина чуть разжал пальцы. — Вы меня хорошо поняли? — Женщина утвердительно затрясла головой. — Я убираю руку. — Пальцы разжались.

Старушка нервно вдохнула воздух. И назвала номер телефона.

— Благодарю вас за сотрудничество. — Мужчина галантно улыбнулся и сдавил горло хозяйки квартиры обеими руками.

Через два часа молодой человек интеллигентной наружности стоял перед пожилым метрдотелем в парадном престижного съемного дома.

— Простите, мне нужен господин… — молодой человек поднес пакет к «близоруким» глазам, — Бонхоффер. Ему посылка. — И доверительно улыбнулся.

— Вы очень приятный юноша, — расплылся старик в ответной улыбке. — В наши дни большая редкость — встретить такого интеллигентного молодого человека. Но, к сожалению, господин Бонхоффер съехал от нас.

— И когда? — безмерно «огорчился» посетитель.

— Вчера утром. Довольно неожиданно. Сказал, что у него заболел родственник и ему срочно нужно ехать к нему.

— Как обидно! Мне профессор Валленштейн поручил срочно передать ему этот злополучный пакет, — потряс юноша зажатым в руке конвертом. Попрощавшись, он направился было к выходу, но вдруг обернулся и, снова невинно улыбнувшись, поинтересовался: — А может, он все-таки оставил свой новый адрес? Или какие-то другие координаты…

— Нет, к сожалению. — сокрушенно покачал головой метрдотель. — А впрочем, господин Бонхоффер оставил письмо. Для своего друга. Если тот, конечно, за ним зайдет, как он сам выразился.

— Так, может, письмо это адресовано как раз моему профессору Валленштейну? — Улыбка заиграла на лице юноши еще ослепительнее. — Они с господином Бонхоффером давние друзья! Давайте, я его передам по назначению.

— А почему бы и нет, — крякнул польщенный приятным знакомством старик. Потом наклонился, достал из ящика стола конверт и вручил его визитеру. — Если будете писать письмо господину Бонхофферу, непременно передайте привет от старого дворецкого. Ему, надеюсь, будет приятно знать, что мы о нем помним.

— Конечно, передадим! — воскликнул юноша и со всех ног бросился на улицу. К стоявшему в пятидесяти метрах от подъезда авто.

В машине письмо вскрыли. На белом листе бумаги четким смелым почерком было написано: «Готовьте для порки жопы, засранцы».

Сталин набил трубку табаком, раскурил ее и, заложив левую, малоподвижную руку за спину, принялся привычно мерять кабинет маленькими ножками в яловых сапогах.

— Лаврентий! — Берия прислушался. В кабинете они находились вдвоем, и все, что сейчас говорил Сталин, касалось только его. — Я хочу, чтобы ты взял под свой контроль дело Жукова. Не мне тебя учить, как и что делать. Учить надо Абакумова. Он не выполнил в полной мере того, что ему вменялось. Это очень нехорошо, Лаврентий. Плохо, когда подчиненные не выполняют своих обязанностей так, как им предписано.

«Что им может быть предписано?» — мелькнуло в голове Лаврентия Берии, но вслух он, естественно, произнес совсем другое:

— Я поработаю с «Танцором». — Так за глаза окрестили Абакумова чекисты.

— Поработай. — Иосиф Виссарионович неглубоко, жалея легкие, вдохнул ароматный дым. — Жукова нам следует остановить именно сейчас, в данный момент, пока он не возомнил о себе слишком много. Долго мы терпели его выходки, помогая подниматься по служебной лестнице. Но всему есть предел. В том числе и нашему терпению. Что сообщает твой человек?