Противостояние - Афанасьев (Маркьянов) Александр

Свободу…

Как то некстати вспомнился анекдот - говорили что Леонид Ильич хохотал над ним громче всех, несмотря на то что тема цыган была для него больной темой**. А анекдот был про то, как дорогой Леонид Ильич, уходя в отпуск, оставил вместо себя цыгана - и вернувшись не узнал родной страны. В церковь никто не ходит, потому что там портреты Леонида Ильича поставлены, а в Израиль никто не едет, потому что разрешен беспрепятственный выезд. Вот ему бы как раз сейчас… беспрепятственный выезд… да нет же, не дадут, гады, родина-мать не забывает своих детей… предатель…господи, это кто предатель, да он самый малый предатель из всех остальных, просто все в мыслях предают, а он…

Секретарь ЦК остановился, аккуратно подергал выросшую по волшебству на верхней губе щеточку усов. Потом - прошел в ванную, посмотрел в зеркало… кажется, нормально. Достал из кармана паспорт, посмотрел сначала на паспорт, потом на зеркало… точно нормально… сойдет. На паспорте длиннее - но может ведь человек сменить форму усов, ведь так?

Нормально.

Пройдя в прихожую - большую, роскошно обставленную, Яковлев подхватил небольшой чемоданчик, надел кожаные, привезенные из ФРГ туфли, накинул легкий плащ - совсем не для зимы, но нормально. Он чувствовал себя сейчас так, как личинка, которая скидывает опостылевший и давно тесный ей кокон, ему было омерзительно все вокруг - свет ночника в прихожей обои, которые давно надо было поклеить, бубнеж радио, которое должно быть в каждой квартире, московская зима, слякотная, со снегом и дождем, алая кровь лозунгов на каждом шагу. Все вокруг было чужое, все раздражало - с этим чувством он жил после того как посмотрел США и ему пришлось вернуться после практики в собственную, опостылевшую и тайно ненавидимую им страну. Про себя он решил, что попросит поселить его где-нибудь в теплом, солнечном месте, где он никогда за всю свою оставшуюся жизнь - не увидит снега.

Надо идти.

Выходя, Яковлев сильно хлопнул дверь, чтобы автоматический замок закрыл ее, на второй ключ закрывать ее не стал. Даже если и ограбят - черт с ним. Ему теперь - все равно, пусть хоть подожгут.

На пути ему попалась Мария Ивановна - супруга персонального пенсионера, некогда грозного наркома, похоронив мужа много лет назад теперь тихо доживала свой век в их подъезде, в огромной, принадлежащей государству квартире. Ее редко кто-то навещал, и е единственной компаньонкой в этой жизни осталась собака - жирная, коротконогая, с глазами навыкате, с какой-то редкой шестью, звали ее Жуля. У старухи был пронзительный, властный голос и когда она звала свою Жулю - у людей начинали болеть зубы…

- Александр Николаевич, вы… - старуха до преклонных лет сохраняла ясный и острый ум, впрочем многие женщины умнее своих мужей - как хорошо что я вас встретила… А то вся испереживалась… Что происходит, вы уж поделитесь со старухой…

Старуха не успела перегородить ему путь - он успел проскочить.

- Не волнуйтесь, все учтено… - отделался он фразой, которая по сердцу как раз именно этому поколению. Все учтено…

Еще не рассвело, в мутном, сыром сумраке декабрьской московской улицы тусклыми светляками горели фонари, хлюпал под ногами снег, который не успели убрать, и который за ночь успел подтаять - потеплело. Где то рядом гудел силовой линией стальной поток улицы - движение не прекращалось даже ночью, хотя и затихало - Москва жила круглые сутки. Нахохлившись, подняв повыше воротник плаща, Яковлев двинулся к улице.

Почти сразу он засек опасность. Мрачной глыбой среди припаркованных на ночь к тротуару машин стояла КПМ - контрольно-проверочная машина. КУНГ на базе Урала-375 - обычная машина, которой пользуется КГБ - там, в этом КУНГе стоит аппаратура, чтобы улавливать и записывать разговоры. Там может быть и группа захвата, уже приехали за кем-то, возможно даже за ним. Нет, не за ним, если бы за ним - из дома бы не выпустили, даже из квартиры бы не выпустили, эти скорохваты дело свое знают. Он пока еще секретарь ЦК, и пусть попробуют - руки коротки, тем более - в таком бардаке. И с этой мыслью, Яковлев прошмыгнул мимо по узкому тротуару, по хлюпающей плод ногами каше, прибавляя шаг.

На Фрунзенской было меньше машин как обычно - только колонны снегоуборщиков, посыпающие тающий снег смесью соли и песка, фургоны, развозящие в московские булочные свежий, с пылу с жару хлеб, да припозднившиеся автолюбители. И ГАИ - чуть в стороне стояла, приткнувшись к тротуару, прямо под фонарем, желто-синяя "канарейка" - но рядом с ней никто не стоял, видимо объявили усиленный режим, но сил у личного состава не было, гаишники заняли предписанные им позиции и уснули. Может быть - один спит, один бдит на случай проверки постов начальством - но не стоит на улице, какой смысл стоять на сырости, под дождем. Но он все же решил не рисковать - и медленно побрел по тротуару, бросая взгляды на проезжую часть в поисках такси или частника - бомбилы. Он уже сколько лет ездил на персоналке, и сейчас ловить машину было мерзко и непривычно. Как выпрашиваешь что-то.

Повезло - не успел он окончательно промочить ноги, как в сыром сумраке показалась Волга. Белая? Желтая! Желтая!!! Секретарь ЦК выскочил тротуара, поднял руку - и Волга резко, через полосу подкатила к нему.

- Шереметьево-два. Как можно быстрее.

Водила - кавказец, золотозубый, в дефицитной кожаной куртке улыбнулся

- Э… какой вопрос дорогой. Есть деньги - садыс!

В машине было тепло, уютно, по новой моде таксистов - на приборной панели один рядом с другим приклеены три календарика с голыми бабами - это сейчас называется "Антиспид". Руль обмотан какими-то разноцветными резиновыми жгутами, из нештатной, японской магнитолы льется Пугачева - Арлекин.

- Сколько?

- Э… дорогой… за двести - доедем, за триста - долетим!

Яковлев достал из кармана свернутую пачку денег, перехваченную резинкой, отсчитал двенадцать сиреневых двадцатипятирублевок. Бросил из рядом с рычагом переключения передач.

- Хоп! - кавказец моментов сгреб своей беркат***- подожди немного, дорогой, сейчас поедем…

Кавказец вылез из своей "ласточки", огляделся по сторонам - и ловким движением, сунув руку обратно в салон, погасил зеленый огонек, надев на него специально для этой цели сшитый колпачок. Все правильно - днем он работает на государство, а ночью - для себя. Ночью - тариф двойной, а то и тройной, бензин за счет государства, несколько сотен в день - это самый минимум, дурак тот кто тысячу не привезет с ночи. У каждого есть такой колпачок, дело в том что машина оборудована приборами учета, и если включить красный - занято - начинает тикать счетчик. Рублей сто с ночи придется отдать диспетчеру, за то что она поставит в путевом листе, будто ты ночью никуда не катался, а сдал машину вовремя и пошел домой спать. Еще столько же - бухгалтеру таксопарка, за то что спишет бензин и амортизацию машины. Рублей сто придется отдать и начальнику смены, за то что закроет глаза. Во всех таксопарках стоят автоматические часы с печатающим устройством, отмечающие на путевых листах время прибытия-убытия - но только дурак ими пользуется, если время за сотню может поставить диспетчер. Еще сколько-то - ну рублей двести, триста, придется отдать национальной общине - фактически преступной группировке, которая крышует тебя. Остальное - твое, каждую ночь - до пятисот рублей выходит, люди за эти деньги целый месяц работают.

Вот так все и работают. А вы говорите - коммунизм. Да какой ко всем чертям коммунизм - капитализм за счет государства!

Рыкнув двигателем, Волга понеслась по Москве, сумрачной, зимней, холодной. Опытный водила избегал больших улиц, правил переулками, чтобы лишний раз не рисковать нарваться на машину линейного контроля, да и вообще не светиться. Лишь в одном месте, где они проскочили несколько сот метров по Арбату - Яковлев увидел у тротуара темную, угловатую глыбу БТР.

- Что в городе то делается? - спросил он

- Вах, беда… - пустился в объяснения водитель - не заработаешь, такая беда. Все было тихо-тихо и тут вах… Стрельба, эти - на улицах. Документы проверяют.

- Стрельба?

- Стрельба, дорогой стрельба. Сам не слышал, врать не буду, дорогой, но Гиви, он дорогой, женился удачно, квартира в самом центре… так вот, он на Денежном живет, вот он говорит - там стреляли, потом всю ночь машины ездили, потом утром людей вывозили и хоронили… там тоже бронетранспортер стоит, Гиви сунулся, - так его чуть дубинкой не отходили… беда… Все злые как собаки…

Яковлев моментально прикинул, где могла быть стрельба и кого могли убить - как секретарь ЦК он знал все адреса, где управделами ЦК КПСС дома строит или построило… На Денежном дом такой был.

- А что говорят - кто стреляет то?

- Аллах знает, дорогой. Говорят - порядок наводить будут, как при Сталине - вот и стреляют. Я хоть и не грузин, дорогой, но был бы грузином - гордым бы был.

Вот… Опять - неискоренимое рабство, даже на Кавказе. Каждый холоп, каждая собака нуждается в миске похлебки и палке, в карающей руке хозяина. Даже этот, которому мы али возможность зарабатывать на государственном имуществе и не сильно то бояться - твердой руки ждет. Холопы, страна рабов.