Александра - Олег Ростов

Боярыня Вяземская и другие женщины ехали в карете.

Перед тем, как закрыть крышку гроба, Ивана поцеловали близкие родственники в лоб. Я же поцеловала его в губы, прощаясь с ним. А потом, сама не знаю, но я тихо запела:

Мне кажется порою, что солдаты,

С кровавых не пришедшие полей,

Не в землю эту полегли когда-то,

А превратились в белых журавлей.

Они до сей поры с времен тех дальних

Летят и подают нам голоса.

Не потому ль так часто и печально

Мы замолкаем, глядя в небеса?

Сначала на меня с удивлением смотрели те, кто стоял рядом. Но я не обращала внимания. Я смотрела на усыпальницу. И пела. Елена стала мне подпевать. А потом, все те, кто прощался с моим мужем просто слушали нас, каждый задумавшись о своём.

Летит, летит по небу клин усталый —

Летит в тумане на исходе дня,

И в том строю есть промежуток малый —

Быть может, это место для меня!

— Хорошая песня, Александра, душевная. А может и правда, вои, что легли в землю на поле брани за свою отчину, превращаются в белых журавлей? — спросил князь Воротынский.

— Превращаются, князь. — Ответила ему. — И для каждого из нас в этом небесном строю есть своё место. Присмотрись, князь к клину журавлиному, когда увидишь его. Если заметишь небольшой промежуток в их строю, знай, это место для тебя.

— Если это так, то лучшего и желать не стоит. — Сказал он.

После похорон мужа я бросила все силы на то, чтобы организовать карательный поход в устье Дона, на земли бея Мурада. Я знала, что успокоюсь тогда, когда самолично увижу, как он умрёт. И не только он. Но и вся его семья, весь его род будет уничтожен. Не просто уничтожен, а уничтожен показательно. Наверное, меня назовут слишком жестокой. Как так, я же женщина, мало того, сама мать. Да, наверное, я жестокая. Но само время, в котором я оказалась было жестоким и кровавым. Тем более я мстила за мужа, которого, я посчитала убили подло. Одно дело пасть в честном бою. Другое дело, когда ты умираешь от, по сути, отравленной стрелы. За это скотство бей должен был ответить.

— Скажи, дядька, — обратилась я, спустя неделю после похорон мужа к Евсею, — ты знаешь поселения казаков на Дону?

Он почесал затылок. Посмотрел на меня удивлённо.

— Есть одно. В Усть-Донце. Там, где Раздорский юрт. А зачем тебе, дочка, эти разбойники?

— Не разбойники, дядька. Может и были разбойниками, да только мы будем лепить из них воинское служивое сословие. — Слышать о своих предках, донских казаков, что они разбойники и тати, было как-то не очень приятно.

— Из кого воинское сословие? Из этих?

— Из этих, дядька. Других у нас нет. А они живут практически в условиях тотальной войны. А значит прирождённые всадники и воины. Сама жизнь заставляет их такими быть. И трусов там мало, так ведь? Трусы там долго не живут.

— Твоя правда, дочка. Уж кто-кто, а трусов там нет.

— Ты знаешь точно, где этот Раздорский юрт?

— Сам я там не был, но найдём. А что ты хочешь там?

— Мне туда нужно съездить.

— Уверена?

— Уверена. И это не обсуждается.

В своё время я бывала в станице Раздорская. Одной из самых старейших казачьих станиц на Дону, известная ещё со второй половины 16 века. Может это и есть станица Раздорская? Я не знала. Но дядька назвал её Раздорским юртом. На татарский манер. Слово станица тут ещё не говорили.

— И когда ты хочешь ехать?

— Как только поговорю с Государём.

Мне сшили траурную одежду. Она не отличалась от той, в которой я ходила. Исключение цвет, он был чёрный. Черная чоба, ниже колен, с небольшими разрезами по бокам. Да и чоба ли это уже была? Скорее всего нет. Но я по привычке продолжала её называть чобой. Черная нательная рубашка. Матушка Евпраксия тогда удивилась.

— Зачем тебе, Ляксандра, чёрная нательная рубаха?

— Надо, матушка. Я чёрный цвет носить буду, пока убийцы мужа моего по земле ходят. Жрут, пьют, испражняются, радуются, ублюдков плодят. Сниму тогда, когда последний из них на колу сдохнет.

Евпраксия Гордеевна тогда только перекрестилась, шепча молитву. Такие же чёрные шаровары. Сапоги до колен, ботфорты, они изначально чёрные были. Чёрный платок, закрывавший мои волосы и чёрная кубанка. Единственно у неё верх был кроваво-красный.

На следующий день, после разговора с Евсеем, я поехала в Кремль. Мне нужно было встретиться с Василием. А заодно проведать Великую Княгиню Соломонию, в девичестве Сабурову. Соломония действительно оказалась беременной, что было нонсенсом. Ведь в моей истории у них с Василием так детей и не получилось. Легенда о том, что Соломония была беременна в момент её развода с венценосным мужем, так и осталась легендой. Никаких документальных подтверждений этому нет. А здесь, Соломония беременна. Я, если честно, была за неё очень рада. В какой-то момент я поняла, колесо истории, которое перемалывало в прах целые империи и народы, сделало свой новый оборот вокруг своей оси, но этот оборот, колесо сделало перескочив из той колеи, по которой оно катило, на другую. И что там должно было произойти дальше, как будет формироваться будущее, я уже не знала. Знала одно, по прежнему уже не будет. А как будет? Хуже или лучше? Ответа пока не было.

Я шла по Грановитой палате вслед за провожатым. Мои шаги отдавались под сводами Великокняжеского дворца. Каблуки стучали по каменному полу.

— Проходи, Александра. — Поприветствовал меня Василий. — Мне сказали, что ты просишь принять тебя.

— Да, Государь. — Я села на свой стул с высокой спинкой, на котором всегда сидела в наши с ним встречи.

— Поснедаешь?

— Благодарю. Но я не хочу. Скажи, Василий, можно найти человека, который хорошо знает монгол?

— Монгол?

— Да. Не ногаев. Не татар Казани, Астрахани или Крыма. А именно монгол. Они себя ещё называют ойратами. Те, кто когда-то сюда пришёл с темником Субедеем, Джебе Нойном и ханом Бату.

Василий задумался. Посмотрел на меня.

— Зачем они тебе, Александра?

— Мне нужен бей Мурад. И весь его клан.

— Хочешь отомстить за смерть мужа?

— Да.

— Александра, ты хоть понимаешь куда хочешь сунуться, какое осиное гнездо разворошить? У нас нет столько сил, чтобы пригнуть степь. Сунешься туда, сгинешь.

— Не сгину. Вот поэтому мне и нужны ойраты. По другому, мусульмане-тюрки зовут их калмыки или хальмгуд.

— Хочешь их привести сюда?

— Да.

— Уверена? Приведёшь одних хищников против других?

— Именно. — Я кивнула. — Сейчас идёт исход части ойратов из Джунгарии. Они движутся в Сибири.

— А ты уверена, что они начнут воевать со своими сородичами — ногаями и татарами?

— Они не считают ногаев и татар своими сородичами. А татары никогда монголами не были. Это другой народ, когда-то покоренный Чингизханом и который он погнал впереди своего войска, как он делал часто с другими народами. По сути даже тех изначальных татар, что пришли с Субедеем и Бату уже не осталось. Нынешние народы, живущие в степи, это потомки разных народов и в большей степени потомки половцев. Тем более, ойраты исповедуют другую веру в отличии от казанцев, крымчаков и ногаев. Они буддисты. И считают себя истинными монголами.

— А не получится ли, как при Чингисхане и хане Бату, что они опять пойдут на нас?

— Не боюсь. Время не то. Русь уже не та. Да и среди ойратов нет нового Темуджина, коего знают как Чингисхана. И не будет. На их вражде с ногаями и татарами я хочу и сыграть. И постепенно присоединить их к Руси. Они идеальное оружие против наших кочевников.

— Надо поспрашать посольских. Может у них кто знает. Федька! — Крикнул Василий. В комнату заглянул боярин. — Найди мне Тучкова-Морозова.

Пока боярин искал Морозова-Тучкова я закинула удочку насчёт казаков.

— Василий, я хочу съездить в Раздорский юрт.

— Зачем?

— Мне нужно переговорить со старшинами казаков в Раздорском юрте.

— Александра. Это тати и разбойники.

— Я уже говорила с тобой, что не надо причислять их к разбойникам и татям.

— Я знаю. Это опасно, Александра.

— Не опаснее, чем всё остальное, что я делаю.

Начала доказывать Государю, что казачество очень нужное для Руси дело. Он всё же не хотел отпускать меня на Дон. Вот упёртый. Наш разговор прервал пришедший боярин Тучков-Морозов.

— Звал, Государь?

— Проходи, боярин. Вот Царевна хочет поговорить с тобой.

Боярин прошёл и сел рядом со мной. Посмотрел на меня вопросительно.

— Михаил Васильевич, знаешь ли ты среди