Слуга Империи - Раймонд Фейст

Кевин досадливо сжал губы. Ведь Мара не могла не помнить: Аракаси в его присутствии говорил, что Куганхала осаждают двоюродные братья, подкупленные семействами Экамчи и Инродаки и несомненно получившие наказ прикончить новоиспеченного властителя, если его действия хоть в чем-то пойдут вразрез с интересами двух влиятельных домов. Кевин тогда еще заметил, что и без того найдется немало желающих отправить юного правителя в чертоги Красного бога. Накойя тоже сказала свое слово: владения Куганхала — все равно что змеиное болото, а Мара не желает поостеречься и не слушает никаких резонов.

Когда носильщики в очередной раз завернули за угол и яркий солнечный свет ударил сквозь занавески паланкина, Кевин заметил, что госпожа не сводит с него взгляда. У него и прежде возникало чувство, что она способна читать его мысли.

— Члены семейства Джинеко догадываются, что мы постараемся расшатать их союзнические отношения, — с оттенком вкрадчивости произнесла Мара. — Экамчи стоило немалых трудов переманить на свою сторону родичей Куганхала, а Инродака взял на себя все расходы. Если Акома останется в стороне, все будут разочарованы. Но мы не замедлим появиться, чтобы дать им то, чего они ожидают, — уверения в их могуществе. Пусть Инродака и Экамчи пребывают в заблуждении, что мы их боимся. Тогда они не будут искать союза с другими моими врагами. Да поможет нам небо скрыть от них правду: Акома достаточно окрепла, чтобы не бояться их мелкой возни. А ведь они способны причинить нам массу неприятностей — пусть даже только для того, чтобы привлечь к себе внимание. Что еще хуже — они могут переметнуться на сторону Тасайо.

Кевин не сдержал смешок:

— Попросту говоря, ты хочешь погладить сорванца по головке, чтобы он не выкинул какую-нибудь пакость? Пусть думает, будто ты забыла, что он на тебя точит зубы, а то — неровен час — он их так наточит, что сжует тебя с потрохами!

— Как грубо! — поморщилась Мара. — Хотя по сути верно.

У Кевина вырвалось мидкемийское ругательство. Это уязвило Мару, да так, что она отдернула полог.

— Ты сказал что-то грязное! Как я должна тебя понимать?

Варвар пожал плечами, ответив ей пристальным взглядом.

— Если облечь это в вежливую форму, то ваша Игра Совета — все равно что питье из гнилого болота. Дело доходит до абсурда.

— Ну вот, опять ты за свое. — Мара оперлась на локоть и устремила взгляд на один из каменных храмов, возвышавшихся по обе стороны дороги.

Кевин, достаточно хорошо изучивший цуранский пантеон, без труда распознал храм Лашимы, богини мудрости. Он вспомнил, что именно здесь Мара провела не один месяц, готовясь принести обет, но гибель отца и брата нарушила ее планы.

Словно в ответ на его мысли, Мара вдруг произнесла:

— Знаешь, мне иногда не хватает этой тишины. — Тут она улыбнулась. — Но, по правде говоря, это единственное, о чем я жалею. Жрицы храма еще более связаны традициями и обычаями, чем главы семей. Не представляю, каково коротать здесь дни. — Она бросила лукавый взгляд на Кевина. — А уж тем более

— ночи.

— Это как повезет, — отозвался Кевин, бесцеремонно озирая монастырские стены. — Нет-нет да найдется какой-нибудь смельчак с веревочной лестницей. — Он наклонился и на ходу поцеловал Мару в губы. — Вот я, к примеру, чем не смельчак?

Аракаси, шагавший по другую сторону паланкина, бросил на влюбленных осуждающий взгляд.

— Из тебя никогда не выйдет примерного раба, — понизив голос до шепота, сказала Мара. — Наверное, нам придется последовать примеру Всемогущего, твоего бывшего земляка, и найти законный способ тебя освободить.

Кевин едва не споткнулся и сбился с шага.

— Так вот зачем мы вернулись в Кентосани! — осенило его. — Ты хочешь разобраться в тонкостях закона и выяснить, какие изменения внесены со времени последних Игр? — Кевин прибавил ходу и снова поравнялся с Марой. — Узнай об этом Патрик, он бы забыл о своих принципах и кинулся целовать тебе руки.

— И получил бы за это порку! Он, по-моему, никогда не моется! — Мара скривилась, а потом покачала головой. — Нет, в Кентосани меня привели другие дела. Конечно, если останется время, мы посетим Имперский архив. Но на первом месте остается властитель Джинеко.

— Какой пресной была бы жизнь без врагов! — съязвил Кевин, но на этот раз госпожа не стала поддерживать игру.

Храмы остались позади. Дорога сузилась, движение сделалось еще более оживленным, и разговор иссяк. Кевин могучим плечом разрезал толпу. Ему пришло в голову, что годы рабства вовсе не обернулись для него чередой несчастий. Многое здесь было ему чуждо; он так и не сумел привыкнуть к зрелищу жуткой нищеты. Но если бы он обрел свободу и при этом не потерял Мару, он бы, пожалуй, обосновался в этом странном мире. Жизнь научила его шире смотреть на вещи. Ему, младшему сыну в семье, возвращение в Занн не сулило будущего. А здесь, в Цурануани, жизнь была полна причудливых неожиданностей.

Целиком погруженный в эти размышления, Кевин даже не стал спорить, когда по прибытии их небольшой свиты в городской особняк Акомы домоправитель велел ему выгружать сундуки и таскать их наверх, в господские покои.

После полудня жара пошла на убыль. Приняв освежающую ванну, Мара готовилась к встрече с правителем Джинеко. Кевин отговорился тем, что во время церемонии не сможет удержаться от смеха. Но властительница понимала, что мидкемийцу куда интереснее побродить с домоправителем по диковинным базарам Священного Города, нежели выслушивать ее обмен чопорными приветствиями и завуалированными колкостями с каким-то недорослем, да еще оплакивающим родного отца. Мара проявила снисхождение и позволила Кевину остаться, а вместо него взяла с собой Аракаси, предусмотрительно обряженного в ливрею слуги. Джинеко были слишком мелкой сошкой, чтобы стоило засылать к ним агентов, поэтому мастер тайного знания решил самолично разведать обстановку в доме и посплетничать со слугами.

Паланкин двинулся в путь, сопровождаемый двумя десятками воинов: их число призвано было показать властителю Джинеко, что его принимают всерьез. Чтобы избежать толпы и тем самым ускорить путь, процессия обошла стороной центральные улицы.

Маре всегда нравились окраины Священного Города. Здесь тянулись ряды цветущих деревьев, а от булыжных мостовых веяло прохладой. Деревянные ворота и узорные ограды прятались под вьющейся лозой. Хотя Кентосани, как и Сулан-Ку, был речным портом, имперский указ запрещал держать в городской черте красильни, кожевенные мастерские и другие промыслы, загрязняющие воздух и землю. Поодаль от загонов, окружавших арену, и шумных базаров, подступающих вплотную к гавани, воздух всегда был напоен ароматом цветов и благовонных курений, особенно на закате, когда во всех храмах возносились вечерние молитвы.