Толковая Библия Лопухина.Евангелие от Матфея - Лопухин

40. И приходит к ученикам и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною?

(Мк. 14:37). Вместо προσέρχεται (приходит) теперь у обоих евангелистов просто έρχεται – идет. Три раза у Матфея и Марка повторяется “и:” “и идет,” “и находит,” “и говорит.” В этом повторении видят “простой пафос” евангельского рассказа. По всей вероятности, ученики первоначально с напряжением следили за молитвой Христа. Но вследствие этого самого напряжения еще более усилилось их утомление во время бессонной и страшной ночи. Глаза друзей Христа отяжелевают от скорби (Лк. 22:45), и это было в то время, когда враги Его бодрствовали. Подойдя к ученикам, Господь обращается к Петру. Он более всех мог оказать Ему сочувствия, поддержать и утешить Его во время тяжкой предсмертной агонии. Но, обращаясь к Петру, он говорит всем ученикам: “так ли не могли вы” – так неужели у вас недостало силы, терпения, самообладания, чтобы удержаться от сна. Слово “так” указывает на противоположность между тем, что было в действительности, и тем, чему следовало быть. Ученики должны были бодрствовать, но вместо того спали. В речи нет и тени упреков и обличений, а скорее выражается в ней та же печаль и скорбь. Μίαν ώραν – один час – считается указанием, что Христос молился один час. Но слово это следует принимать в общем значении – непродолжительного времени, хотя и возможно, что Христос молился около часа.

41. бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна.

(Мк. 14:38). Простейшее, совершенно немногословное и чуждое всякого упрека объяснение состояния учеников. Они уснули, но им нужно было бодрствовать и молиться. Им предстояли искушения. Бодрствование заставило бы их быть на страже, а молитва сделалась бы для них орудием для отражения искушений. Наставление всем людям, которым угрожает искушение. Дух сам по себе всегда бывает бодр; но он уступает немощи плоти. Не дух, а плоть бывает причиной искушения человека. Сам Спаситель в это время подвергался сильнейшему искушению – пройти мимо чаши страданий, которую дал Ему пить Отец Небесный. Подчинение воле Отца, бодрствование и молитва предохраняли Его от согласия на это искушение.

42. Еще, отойдя в другой раз, молился, говоря: Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя.

(Мк. 14:39). Теперь у Матфея и Марка άπελθών вместо προσελθών как и в 44 стихе. Ученики проснулись, и опять были оставлены. “В другой раз” некоторым кажется “плеоназмом,” повторением слова “еще.” Но если бы выпустить выражение, то можно было бы думать, что Христос подходил к ученикам и отходил от них несколько раз. Марк, впрочем, пропускает это выражение. Но Матфей в данном случае желает соблюсти особую точность. Слов “чаша сия” нет в лучших рукописях. Вместо них “это” (τούτο): “если не может это миновать Меня” и проч. По Марку, слова Спасителя были те же, какие были Им произнесены в первый раз. Но, по Зигабену, εικός δε καΐ εκείνον (т.е. слово), και τούτον ειπείν (по-видимому, сказал то и другое), т.е. и первые слова, и те, какие изложены у Матфея. В этой молитве содержится теперь просьба, обращенная к Богу, не столько о том, чтобы Христа миновала чаша страданий, сколько об исполнении самой воли Божией. Молитва напоминает третье прошение молитвы Господней.

43. И, придя, находит их опять спящими, ибо у них глаза отяжелели.

(Мк. 14:40; Лк. 22:48). У Марка с незначительными изменениями в речи и добавлением: “и они не знали, что Ему отвечать.” Что указанные слова Луки и дальнейшие относятся именно к этому моменту страданий в Гефсимании, представляется более вероятным, чем отнесение их к первоначальным моментам молитвы.

44. И, оставив их, отошел опять и помолился в третий раз, сказав то же слово.

(Лк. 22:43-44). Марк не говорит о том, что молитва была троекратная. Но, по Мк. 14:41, Спаситель возвращается к ученикам “в третий раз.” В молитве об исполнении воли Отца выражено было согласие предать Себя в руки смерти, которая была путем возвращения Христа в лоно Отца. Неоднократное возвращение к ученикам свидетельствовало как бы о любви к покидаемой жизни. Цан сравнивает эти действия Христа с колебаниями магнитной стрелки, которая, будучи отклонена от полюса, через несколько времени, после дрожаний и колебаний, опять становится неподвижной и указывает, в каком направлении находится полюс. Нельзя думать, что во время молитвы Христос повторял одни и те же слова.

45. Тогда приходит к ученикам Своим и говорит им: вы всё еще спите и почиваете? вот, приблизился час, и Сын Человеческий предается в руки грешников;

(Мк. 14:41; Лк. 22:45, 46). Некоторые считали слова Христа “вы все еще спите и почиваете” за иронию, порицание и сарказм. С этим нельзя согласиться, потому что совершенно невероятно, чтобы Спаситель стал иронизировать или выражаться саркастически в столь важные и торжественные минуты Своих страданий. То λοιπόν, встречающееся у Матфея и Марка, значит “к концу, напоследок, впрочем” (русск. “все еще;” Вульгата – jam). На других языках выразить здесь греческую речь довольно трудно, и потому выражение переводят разно, а иногда и совсем не переводят. Евфиний Зигабен добавляет произвольно ει δύνασθε: если можете, спите и почивайте. Некоторые считали эту речь вопросительною.

Смысл: вот, наступил конец, осталось очень мало времени. Спите и почивайте! (Так в славянском переводе. Прим. ред.) Затем быстрый и неожиданный оборот речи: вот, приблизился час! Слово ιδού указывает на неожиданность и важность предстоящих событий; оно употреблено два раза, в этом и следующем стихе. Но смысл его в обоих стихах не один и тот же. Здесь указывается на важность момента, когда Сын Человеческий предается в руки грешников.

46. встаньте, пойдем: вот, приблизился предающий Меня.

(Μк. 14:42). Противоположение речи предыдущего стиха: спите и почивайте. Теперь: пробуждайтесь, поднимайтесь (έγείρεσθε). Слова, изложенные в 45 и 46, сказаны были, несомненно, одновременно и без промежутка. Неподражаемый реализм в изображении быстрой смены исторических событий. Άγωμεν вместо πορεύωμεν; у греков слово часто употреблялось полководцами, как военный термин, когда нужно было звать воинов на борьбу, подвиги и страдания.

47. Взятие под стражу.

47. И, когда еще говорил Он, вот Иуда, один из двенадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных.

(Μк. 14:43; Лк. 22:47; Ин. 18:3). Синоптики все повторяют выражение “один из двенадцати.” Как будто это казалось им особенно удивительным, ни с чем несообразным и крайне чудовищным! Втайне подготовлявшаяся измена Иуды, теперь переходит в открытую его деятельность. Иуда сделался предводителем. Как видно из сопоставления евангельских заметок, разбросанных в разных местах, он вел за собою отряд римской когорты с хилиархом (σπείρα – Ин. 18:3,12), первосвященнических служителей и рабов. Возможно, что здесь присутствовали и некоторые из самих первосвященников и старейшин, если понимать слова Луки (22:52) буквально. Всю эту толпу Матфей называет όχλος πολύς (множество народа), а Марк и Лука просто όχλος. Множество народа было, очевидно, необ ходимо потому, что опасались неудачи вследствие народного возмущения. К римской когорте присоединили частных (не военных) лиц, чтобы придать, очевидно, всей этой толпе более внушительный вид. Может быть, мечами были вооружены только воины из римской когорты; остальные шли с палками или дубинками (ξύλα, fusyes). Иоанн добавляет “с фонарями и светильниками.”

48. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его.

(Μк. 14:44). Марк добавляет: “и ведите осторожно.” Некоторые задавали вопрос, для чего Иуда дал знак, когда Христос был всем хорошо известен. Ориген дает на этот вопрос весьма оригинальный ответ. “До нас дошло предание о том, что Он (Иисус Христос) имел два вида: один тот, в котором Он казался всем, а другой – во время Его преображения пред учениками на горе, когда лицо Его просияло, как солнце. Более того, каждый видел Его таким, каким видеть был достоин. И когда Он Сам (тут) был, то казался многим как бы не Собою Самим. Поэтому хотя Его и часто видала толпа, шедшая с Иудой, однако было нужно, по причине Его преображения, чтобы Иуда указал на Него.” Указывая на Ин. 18:4-6, Ориген замечает: “видишь, что Его не узнали, хотя и часто видели, вследствие Его преображения.” Мы не думаем, чтобы для объяснения знака, поданного Иудой, было нужно прибегать к такому толкованию. Указание или знак требовались просто потому, что была ночь, Иисус Христос был не один и самое место, где Он находился, доставляло, может быть, возможность бегства. На знак Иуды можно, поэтому, смотреть, как на простую предосторожность и точность, устраняющую всякую возможность ошибки. Чтобы не было никакой ошибки, – так мог говорить Иуда сопровождавшей его толпе, – берите того, кого я поцелую. Это был такой знак, который превосходил всякие другие знаки своею ясностью и несомненностью. Но, не считая мнение Оригена пригодным для объяснения причин знака, поданного Иудой, мы можем, однако, вполне допустить, что слова Оригена имеют весьма глубокий смысл. Не только христиане, но и язычники знали и знают о Христе. Но каждому Он представляется в тысячах различных видов, соответственно образованию и развитию, умственному и нравственному. Можно даже говорить, что каждый человек носит в душе своей своего собственного Христа. Оставаясь одним в тем же, Он является в разном виде мужчинам и женщинам, здоровым и больным, богатым и бедным, ученым и простым. Предание, на которое указывает Ориген, могло быть только рефлексом этого в высшей степени замечательного, легко понятного и исторического факта. Если Христос обладает такою силою, превосходящею в высшей степени силу других известных и знаменитых в истории личностей в духовной сфере, то отнюдь нельзя совершенно отрицать, что, и находясь во плоти, Он также представлялся разным лицам под различными видами, и они то узнавали, то не узнавали Его (ср. Мф. 14:26; Мк. 6:49; Лк. 7:49; Ин. 1:10) – Έδωκεν (дал) – dedit, вероятно, при самом приближении ко Христу или несколько ранее; это был скорее импровизированный, чем заранее обдуманный и условленный знак.