Наталья Гончарова - Вадим Старк

Так как хозяева жили в Михайловском наездами, а управлялось оно старостами из крепостных крестьян, то и доход приносило небольшой. Теперь забота об имении легла на плечи Натальи Николаевны. Ей впервые пришлось выступить в роли помещицы. Из письма в письмо она настойчиво повторяет брату просьбу навестить ее в Михайловском: «Ты был бы очень мил, если бы приехал к нам. Если бы ты только знал, как я нуждаюсь в твоих советах. Вот я облечена титулом опекуна и предоставлена своему глубокому невежеству в отношении всего того, что касается сельского хозяйства. Поэтому я не решаюсь делать никаких распоряжений из опасения, что староста рассмеется мне прямо в лицо. Мне кажется, однако, что здесь всё идет, как Бог на душу положит. Говоря между нами, Сергей Львович почти не занимался хозяйством. Просматривая счета конторы, я прежде всего поняла, что это имение за 4 года дало чистого дохода только 2600 руб. — Ради бога приезжай мне помочь; при твоем опыте, с твоей помощью я, может быть, выберусь из этого лабиринта».

Дмитрий Николаевич так и не собрался в Михайловское, да и писал сестре нерегулярно. Зато в конце июля проездом, отправляясь за границу на воды для лечения жены, завернул Иван Николаевич. Еще в декабре 1840 года в чине ротмистра лейб-гвардии Гусарского полка он уволился со службы «по домашним обстоятельствам». О посещении брата и невестки Наталья Николаевна сообщила Дмитрию: «Их приезд был для нас неожиданностью, а пребывание только в течение двух дней нас крайне опечалило. Мари очень плохо себя чувствовала, очень устала, но три ночи спокойного сна у нас ее немного подбодрили, и она была в состоянии продолжить путешествие. Здоровье Вани, мне кажется, тоже не блестяще, и хороший климат, я полагаю, ему так же необходим, как и жене. А сейчас мы находимся в ожидании Фризенгофов, которые собираются провести недели две с нами. Они будут постоянно жить в Вене; к счастью для нас, наш уголок лежит на пути за границу. Это доставляет нам радость, но также и печаль расставания со всеми нашими друзьями. Прощаясь с Ваней, мы имели надежду через некоторое время снова встретиться; совсем иное дело — Фризенгофы, нет шансов, что мы когда-либо увидимся, поэтому последнее прощание будет еще печальнее. Мы связаны нежной дружбой с Натой, и Фризенгоф во всех отношениях заслуживает уважения и дружеских чувств, которые мы к нему питаем».

Могла ли Наталья Николаевна, писавшая эти строки, думать, что через несколько лет они не только увидятся, но и породнятся с бароном Фризенгофом посредством его брака с Александрой Николаевной после ранней смерти его первой жены? Пока же Густав Фризенгоф с женой Натальей Ивановной, ее приемной матерью графиней Софьей Ивановной де Местр и полуторагодовалым сыном Грегором пробыли в гостях у Натальи Николаевны две недели августа 1841 года.

Наталья Ивановна Фризенгоф получила хорошее домашнее образование, неплохо рисовала, чем обязана приемному отцу, художнику. Во время пребывания в Михайловском она зарисовала всех обитателей усадьбы и их соседей в альбом Натальи Николаевны, подаренный ей Вяземским. Самый знаменитый ее рисунок запечатлел всех четверых детей Пушкина за покрытым скатертью столом. Они размещались не по старшинству; в центре сидели девочки, а по сторонам мальчики. Стол был накрыт к завтраку на свежем воздухе: на нем видны крынка со сметаной и тарелки с яйцами и деревенским сыром.

Другой трогательный рисунок запечатлел 17 августа Наталью Николаевну со старшей дочерью Марией прислонившимися к молодой березке. Мать и дочь представлены в профиль, спиной друг к другу; первая — со скромной прической с узлом волос на затылке, в длинном домашнем платье с передником; вторая — с палочкой в руке, наполовину скрытая фигурой матери. Младший сын, Григорий, нарисован 15 августа сидящим верхом на ветке дерева, а старший, Александр, изображен 24 августа со спины опирающимся на балкон. С этого балкона открывается вид, запечатленный некогда Пушкиным:

Господский дом уединенный,Горой от ветров огражденный,Стоял над речкою. ВдалиПред ним пестрели и цвелиЛуга и нивы золотые.Мелькали селы; здесь и тамСтада бродили по лугам,И сени расширял густыеОгромный запущенный сад,Приют задумчивых Дриад.

Именно они, дети Пушкина, запечатленные на лоне воспетой им природы, — девятилетняя Мария, восьмилетний Александр, шестилетний Григорий и пятилетняя Наталья — являлись теперь хозяевами Михайловского, бывшего в свое время для их отца приютом «спокойствия, трудов и вдохновенья». Для них он и мечтал сохранить Михайловское, выкупив его у брата и сестры. Теперь его желание свершилось.

Помимо Натальи Николаевны и ее детей баронесса Фризенгоф изобразила и других тогдашних обитателей Михайловского. 11 августа она нарисовала сидящую в кресле Александру Николаевну, которой в июне исполнилось 30 лет. Она разделяла с младшей сестрой годы ее вдовства и вслед за ней, проявляя заботу об общем их семействе, писала брату Дмитрию о их нуждах, напоминая их деревенский адрес: «На всякий случай, это Михайловское в 50 верстах от Острова Псковской губернии. В конце концов, Натали говорит, что ваши люди должны знать где, потому что во время пребывания у нас ты посылал кого-то. Что касается денег и писем, вот адрес: Ее высокородию Прасковье Александровне Осиповой. В Остров чрез с. Голубово в с. Тригорское. Для доставления Н. Н. Пушкиной. В Псковской губернии».

Сергей Львович изображен Натальей Ивановной Фризенгоф вернувшимся с утренней прогулки или собравшимся на нее, в профиль, с поворотом вправо, сидящим в кресле со шляпой в руке, в сюртуке, из-под которого выглядывают высоко завязанный галстук и уголок отложного воротника; в панталонах со штрипками поверх ботинок. Это самое позднее по времени известное изображение отца Пушкина. Щегольство в одежде отличало его до глубокой старости, что удалось отразить рисовальщице. Она также зафиксировала и очевидное старение Сергея Львовича, и известное его стремление скрыть его признаки, что заметно по шевелюре с зачесами. Что же касается кресла, в котором он сидит, то таких кресел в описи Михайловского 1838 года — «старых, простого дерева с набойчатыми подушками» — числилось пять. Под рисунком прочитывается монограмма автора и дата: «NF 5 Aout 1841». Нетрудно догадаться, куда он совершил в тот день прогулку — в Святогорский монастырь, где состоялась предпраздничная служба накануне дня Преображения Господня.