Папа, мама, я и Сталин - Марк Григорьевич Розовский

— это то, о чем вы мечтали, когда приехали на Камчатку строить свой злосчастный судоремонтный завод?.. Всю жизнь — «врозь»!.. Всю жизнь — папа, мама, я и Сталин!.. Одна «семья»! Всю жизнь…

В ТРЕСТ «ПРОМСТРОЙМАТЕРИАЛЫ»

от БАКУЛИНА Михаила Владимировича,

проживающего в гор Москве,

по 4-й улице Октябрьского поля,

д. 14, кв.7.

ЗАЯВЛЕНИЕ

Ставлю Вас в известность, что гр. ШЛИНДМАН Семен Михайлович с 1921 года учился в Харьковском институте народного хозяйства на факультете экономики промышленности, который окончил в 1925 году.

Я учился в том же институте с 1923 года на юридическом факультете и закончил его в 1926 году/диплом № 724 от I5/VII–I930 г.

Подпись М. БАКУЛИН

Заверено нотариальной конторой Первой города Москвы

Я. Ты такая радостная сегодня.

Мама. Папу освободили.

Я. Спасибо Никите Сергеевичу. А ты откуда узнала?

Мама. Он в Москве и уже позвонил. Сразу.

Я. И что спросил?

Мама. «Могу ли я повидать сына?»

Я. И что ты ответила?., конечно, да? Мама. Нет.

Я. Как «нет»?

Мама. Я сказала, что спрошу у тебя.

Я. Ну?

Мама. Вот, я спрашиваю.

Я. Ты же его мучаешь. Тебе приятно его мучить. Мама. Это он меня мучает всю жизнь.

Я. Ну, положим, его жизнь только начинается. Я имею в виду, на свободе.

Мама. А моя завершается. Хотя жизни не было и нет.

Я. Ты сама виновата, что пошла на разрыв.

Мама. Я была права, а он был не прав. По отношению ко мне.

Я. Вы оба были и правы, и не правы по отношению друг к другу.

Мама. Если бы он хотел, то… (Осеклась.) Я. То что?

Мама. То сейчас… (Снова осеклась.)

Я. Что сейчас?.. Вернулся бы к нам? Ты это хочешь сказать?

Мама (с усмешкой). Прошлое возвратилось — значит, будущее наступило.

Я. Не унывай, мамочка, еще не вечер. (Обнимаю маму.)

Мама. Во всяком случае, у меня сегодня самый праздничный день.

Я. День Победы?

Мама. В каком-то смысле. В другом.

Я. Я тоже ощущаю грандиозный подъем. Так он… приедет к нам?

Мама. А как ты думаешь?

Я. Я жду.

Мама (весело). А я как жду!

Зазвучала музыка. Веселая и одновременно грустная. Бывает такая!

Мама. Когда Сема вернулся, он не сразу пришел к нам.

Я. Почему?

Мама. Вот и я спрашиваю себя: «Почему?», но ответ был один — он испугался прийти.

Я. Почему?

Мама. Ему было стыдно.

Я. Перед тобой?

Мама. Перед тобой.

Я. Ну уж… Папа, мама говорит, что тебе было стыдно передо мной.

Из-за белой стены появляется отец.

Папа. Слушай ее больше.

Мама. Сема, не груби.

Папа. Да что ж такое!., когда меня реабилитировали, я взлетел выше облаков. Я думал: все поломано у меня с Ликой, но… ведь мы живы, и всё в наших руках. Я знал, что Лика на меня обижена, что она ревнует, психует, играет со мной в кошки-мышки… Но мне казалось, что все еще можно преодолеть, что еще не все потеряно — и я вернусь, и буду еще счастлив — с ней, с Мариком… Ведь и я, и она знали друг про друга, что нет и не будет нам жизни врозь — только вместе, только втроем… И вдруг меня встречает лед и холод. Я чуть с ума не сошел.

Мама. Ты говоришь так, будто ничто нам не мешало. Будто между нами не было пропасти.

Папа. Хорошо. Была. Но тогда объясни мне свой подарок.

Мама. Какой подарок?

Папа. Вспомни, что ты мне подарила при первой встрече в 55-м?

Мама. Что?

Папа. Ты подарила мне галстук. Модный. Китайский. Потрясающий.

Мама. Ну, подарила. И что?

Папа. Зачем ты мне его подарила?

Мама. Я хотела… сделать тебе приятное.

Папа. Ах, все-таки хотела?.. Почему ты хотела?

Мама (нежно). Семик, ты… неужели ты так глуп, Семик, чтобы не понимать, почему.

Папа. Почему?

Мама. Потому что… я и сейчас тебя люблю. И сейчас без тебя не могу. Ты — камень на сердце моем, мое тяжелейшее ярмо, ты самое большое несчастье моей жизни.

Папа. А я, дурак, думал, что счастье.

Мама. И счастье тоже.

Папа. Так счастье или несчастье?

Мама. То и другое.

Папа. А ты для меня — только ты. Другого нет.

Мама. Врешь.

Папа. Ну как мне тебя убедить, что не вру. Что я тоже люблю тебя!!! Только тебя.

Пауза.

Мама. Врешь.

Папа. Вот твой галстук. Возьми его обратно. (Вынимает китайский галстук из кармана. Пауза. Мама вся сжалась.) Марик, ты носи. Он мне не нужен.

Я. Спасибо. (Протягиваю руку за галстуком.)

Мама (свирепо). Не смей его брать. Это мой… подарок твоему отцу!

Папа. Лика, ты — сумасшедшая.

Мама. Сгинь!.. Сема, лучше сгинь!.. Пропади!.. Не могу тебя видеть!.. (Видение отца исчезает.)

Я. Мама, тебе легче?

Мама. Нет.

Я. Тогда зачем ты его прогнала?

Мама. Вот я сижу и думаю: зачем?.. И нет ответа. Прогнала — и всё. А действительно — зачем?

Перемена света.

Я. Папа…

Непривычно мне было это слово произносить. Особенно в первое время.

Я на него смотрел молча, наблюдал, можно сказать.

Отец. Что смотришь?

Я. Поговорить хочу.

Отец. Поговори.

Я. Спросить тебя хочу. (Пауза.) Папа… били тебя там?.. Ясно, били. А как били, папа, можешь мне рассказать?.. (Пауза.) Не молчи. Мне нужно знать, папа.

Отец. Меня били по яйцам, а они у меня железные.

Я. Иголки под ногти совали?

Отец. Это устаревшее средство.

Я. Какое же новое?

Отец. Щипцами отдирают ноготь от мяса в положение «на попа». Называется «модельная стрижка ногтей в парикмахерской НКВД». И гуляй.

Я. Еще что?

Отец. Простой удар в рыло. Примитивно, но эффективно. Следователи спорили, кто больше зубов выбьет с одного удара.

Я. Игра такая?

Отец. Во-во. (Показывает стальные зубы.) Это я уже в ссылке вставил. В Абане друг-стоматолог был. Гамлет Степанович Месхишвили. Тоже ссыльный.

Я. У вас там Интернационал, что ли, образовался? Жена новая у тебя была — полька какая-то…

Отец. Ольга Клемт. Она портниха была хорошая.

Я (язвлю). Мама тоже шила очень хорошо.

Отец. Ты зря на нее катишь. Она хорошая женщина была.

Я. У тебя плохих быть не могло.

Отец. Злость неплодотворна. Хоть ты постарайся меня понять.

Я. Ладно. Чем же она тебя обворожила?.. И вообще… как туда попала?

Отец. Причина — еще та!.. Когда наши освобождали Польшу, шли напролом. А в ее доме, как