ВПЗР: Великие писатели Земли Русской - Игорь Николаевич Свинаренко

про то, что жаль затопленных деревень, а про грядущие техногенные катастрофы если б и надумал сказать, так не дали б точно.

В первый год перестройки – 1985-й – выходит повесть с неслучайным названием «Пожар», в ней автор завернул в сторону социалки и публицистики, там про людей, которые уехали из деревни и стали жить по-новому, то есть как попало. Там при желании можно найти кучу символов. За книгу дали, как я уже говорил, Госпремию-2.

Далее была кампания против переброски северных рек на юг. Она началась в 1986 году. Позже партаппаратчики рассказали в прессе, что они разрешили публике орать про экологию, чтоб остудить горячие головы, отвлечь пассионариев от политики и экономики. Те, кому положено, уже знали – денег ни на поворот рек, ни на ликвидацию ЦБК на Байкале нету. Это была как бы победа Распутина и его сторонников. Ненастоящая, но все равно победа ведь. По любому лучше, чем чистое натуральное поражение.

Десять лет молчания. Или пятнадцать

Это молчание – пожалуй, самое первое, что приходит в голову при мысли о ВГ.

Распутин надолго забросил литературу и выкинул из жизни лучшие свои годы – ради чего? Заради политики, экономики, крика и ора. Он молчал как писатель с объявления перестройки самое меньшее до 1994 года, в котором он вернулся к писанию рассказов (правда, уж не таких мощных, как прежде). Что же, это был его выбор…

Какая проза! При чем тут литература! У него были дела поважней, без иронии это говорю. Да взять хоть «Слово к народу» (1991), одним из подписантов которого был ВГ! Его можно без натяжек назвать идеологом (одним из) путча! Он делал революцию! Или контрреволюцию, поди щас разберись, задним числом. Горбачев, помните, про путч говорил, что все равно нам всего не расскажет? Если близки к правде разговоры о том, что Михал Сергеич сам тот путч сынициировал, чтоб поднять свой рейтинг, почему нет, нормальный для политика поступок, – то горе Валентину Григорьичу…

Левые газеты писали про то обращение: «Патриотическая общественность пыталась удержать страну от сползания в новую революцию». Кроме ВГ вот кто еще, напомню, подписал тот текст: Герои Советского Союза генералы Валентин Варенников и Борис Громов, а также Людмила Зыкина, Юрий Бондарев, Вячеслав Клыков, Александр Проханов, Геннадий Зюганов, Александр Тизяков (ВПК), Василий Стародубцев. (Я еще вернусь к теме обращения, она всплывет в связи со ссорой ВГ с Астафьевым.)

Он много говорил, после, про свое молчание:

– Теперь о моей эволюции. В свое время я оставил литературу, полагаю, не потому, что исписался, а потому, что уткнулся в тупик, – это не одно и то же. Я был «деревенщиком». Все, что могла сказать «деревенская литература», она сказала, – горько признается он.

Было похоже, что он после этого замолчит навсегда, чего уж тут. Раз так.

Но навсегда – не получилось.

Длительность его молчания обычно оценивают в десять лет. А сам он называет другую цифру:

– Я за пятнадцать лет не написал ни одной книги, потому что постоянно за что-то боролся. Боролся за культуру – ведь столько грязи было в 80-е годы, она же не в 91-м году только пришла, она пришла раньше. Нужно было бороться за культуру, за нравственность, и мы готовили закон о нравственности. Была создана комиссия в Министерстве культуры Николая Губенко, который тоже прекрасно понимал, что происходит. Приходилось бороться против поворота северных и сибирских рек, за Байкал, да за многое что приходилось бороться.

Ему важно объяснить, что молчал он долго-долго, он считал необходимым уточнить сколько:

– Повторяю, в сущности, 15 лет я почти не писал. Считаю, что это жертва была немаленькая.

ВГ еще и еще раз объясняет, пытается объяснить – почему так получилось, почему он принял такое решение:

– Я бросился в публицистику, мне казалось: надо немедленно сегодня показать источник зла. Не мы выбираем, что нам делать. Существует сила, которая выбирает нас. Я, по крайней мере, не мог бы только затравленно озираться, когда Россию с потрохами продавали и дурачили.

Потом он начал писать повести, впрочем очень и слишком публицистичные, но кто их заметил, после такого долгого перереыва, в новые времена, которые успели уже настать? Он сам приводит статистику:

– Даже друзья, те, кто следит за литературой, спрашивают: а почему вы молчите? Создается впечатление, скажем, что я, Василий Белов, Евгений Носов, другие писатели, которые прежде были все-таки известны, – все мы замолкли. Но это ведь в самом деле не так. Просто выход книжки теперь имеет только «местное значение». Если она даже вышла в Москве, то тиражом две, три, пять тысяч экземпляров, не больше. А что такое на Россию пять тысяч экземпляров? Это капля в море. Но и этой капли, очевидно, достаточно для читателя, потому что книжки все равно расходятся с большим трудом.

Ну а теперь – самое, по-моему, главное, хотя у него много главного:

– Да, писать, как Толстой, Бунин, Лесков, мы сейчас не сможем. Как будто ветер прошелся не только вокруг нас, но и по нам самим и унес что-то главное.

И вот еще:

– Старость, она ведь не делает человека красивее. В любом отношении – ни внешне, ни внутренне. Старость, она многое огрубляет в человеке. Выстужает его. У меня сейчас очень небольшой круг людей, с кем можно говорить о чем угодно.

Хорошо про возраст… Годы же не идут зря, если, конечно, человек имеет привычку думать и способен чувствовать. И про узкий круг все верно, не возразишь. Мы, простые читатели, в число избранных не входим, – чего ж нам досадовать на молчание классика? Вежливо и деликатно он ставит нас на место. Ему не о чем с нами говорить.

Тут уж сама собой приходит мысль про Льва Толстого: тот тоже перестал сочинять fiction и переквалифицировался в памфлетисты.

И уж совсем чтоб добить вас уровнем трагизма ВГ:

– Мы тужимся восстанавливать разрушенное, складывать распавшиеся части воедино, но они выскальзывают из наших рук и рассыпаются без того цементирующего состава, который есть читательское внимание. Мы пытаемся склеивать разрозненные концы, но сухая бумага, не пропитанная сочувствием, не пристает к полотну.

Горькие, суровые слова.

Глупо после этого приставать к нему с вопросом, а типа что ж вы не пишете лирических книжек? Зачем лезть с советами к пророку. Это выглядело бы глупо.

Он все-таки настоящий. Он по гамбургскому счету. Этого нельзя не признать.

Так кто же виноват?

Да, Распутин в те годы звал куда-то, – вместо того чтоб писать повести или хоть осмыслить происходящее с народом. Он все силы бросил на то, чтоб выяснить: кто виноват?