Сиреневый Чёрный - Жанна Лебедева

— Ты… ты, — запинаясь, произнесла Нарбелия, невероятным усилием отрываясь от дивана и на нестойких, заплетающихся ногах отходя в сторону.

Она хотела сказать что-то. В голове мелькнули фразы: «Что ты себе позволяешь?», «Не смей так больше делать?», и тут же стерлись, исчезли. «Нет, нет…. Как же не делать? Делать. Делать! Делать…»

— Иди. Потом договорим. Что-то мне нехорошо… — вырвались из высохших губ принцессы невнятные слова.

— Понимаю, дорогая, тебе стоит отдохнуть, — невозмутимо кивнул мертвец.

Он поднялся, направился к выходу, дойдя до двери, обернулся и еще раз обнюхал и облизал пальцы, медленно и красноречиво. Нарбелия, все еще пребывающая в ступоре, заворожено отследила плавное движение длинного языка, и ощутила дрожь в коленях. Ее безумные глаза метались по широкой груди и рукам мертвеца, по светлым волосам, по губам, обнажившим зубы в довольной улыбке.

— Иди уже, — процедила сквозь зубы наследница, понимая, что еще немного, и она набросится на своего недавнего врага, которого еще вчера мечтала убить, только сделает это совершенно с другой целью…

Когда дверь захлопнулась, Нарбелия рухнула на кровать и с глупой улыбкой на лице принялась созерцать складки на куполе балдахина. Здравый смысл, вырвавшийся, наконец, из небытия, ехидно подметил голосом Хайди: «Похоже, тебя укротили, дорогая моя тигрица; объездили, как молодую кобылу. И как? Каковы на вкус стальные удила?»

— Сладко, — вслух ответила сама себе наследница и, смущенная громкостью голоса, кокетливо прикрыла рот покрывалом. Потом, расхохотавшись, она закинула руки за голову и принялась кататься по одеялам, словно мучимая весенней охотой кошка. Эйфория необузданного, беспричинного счастья переполнила ее.

Вспомнив кое-что важное, Нарбелия спрыгнула с разворошенного ложа и осторожно направилась в дальний угол, к ширме. Достав оттуда припрятанный портрет Тианара, она прислонила его к стене и, уперев руки в боки, вгляделась пристальным взглядом в благородное и уверенное лицо принца. Она ожидала почувствовать в сердце привычный укол, но ожидаемой боли не последовало. Ничего не произошло: Тианар на портрете не вызывал совершенно никаких эмоций.

Довольная победой над собственной горечью, памятью и обидой, наследница радостно ударила по лицу бывшего возлюбленного ногой, с наслаждением слушая, как жалобно трещит под каблуком ее туфельки рвущийся холст. Удовлетворившись местью, она схватила изувеченную картину и безжалостно швырнула в окно, прошептав вслед:

— Прощай!

Утро больших надежд Айша встретила под звук голосов и лязг оружия — в деревню вернулись воины.

— Айша? Сестренка! Я и не чаял увидеть тебя… — заорал с порога Нанга и, не закончив фразу, хитро прищурился.

— Живой? — ухмыльнулась гоблинша, догадываясь, что брат наверняка загадал какую-нибудь обидную колкость — такая, уж, была у них манера общения друг с другом: поддевки «кто кого», насмешки и шутки.

— Не угадала, я хотел сказать «не в платье», — расплылся в довольной улыбке Нанга, — ты ведь отправилась в Ликию, а там все такие культурные! — он неуклюже присел в насмешливом реверансе, — думал, приедешь ты теперь в нашу глушь с парой худосочных пажей, в розовом платье с вооот-такенным подолом, и веником из павлиньих перьев на башке!

— Это ты у меня сейчас получишь веником по башке, — с наигранным бешенством Айша кинулась на брата, тут же заключив его в объятья. — Ты не изменился, — поднявшись на цыпочки, она добродушно потрепала юношу по голове, — такой же дурень и болтун.

— Хватит нежностей, сестренка, тебе это не идет, — напустив на себя строгий вид, отчитал девушку Нанга, — скажи лучше, где и с кем ты оставила нашу белокурую красавицу. А то я уже начинаю волноваться.

— Тама в Ликии, — успокоила его сестра, — при дворе принцессы Лэйлы.

— Значит, волноваться не о чем. Среди придворных полно пижонов, но совершенно не имеется настоящих крутых парней.

— Какие познания о придворной жизни, — Айша толкнула брата в бок, — скажи, тебя там пара худощавых пажей у входа не поджидает?

— Конечно, поджидает, — невозмутимо кивнул тот, — пара пажей и еще одна назойливая фрейлина…

Неожиданно дверь открылась, и в жилище заглянул Кабан.

— Это она, познакомься! — не растерялся Нанга, указывая на огромную клыкастую рожу соратника.

Айша сдавленно фыркнула, и, не в силах сдержаться, захохотала от души.

— Чего смеетесь? — обиженно пробасил Кабан, — Совет вот-вот начнется, а вы тут забавляетесь.

— Идем, — подтолкнул сестру Нанга, — нас тоже ждут….

Место совета племени представляло собой большую круглую постройку, сложенную из скрепленных глиной камней, крытых железом и ветками. В центре горел костер, вокруг которого собрались участники совета: старейшины и воины.

На невысоких постаментах, украшенных резной костью и укрытых шкурами, восседали пятеро старейшин — пятеро родоначальников главных семей Гиеньей Гривы.

Гоблины не разделяли людских и эльфийских понятий о знатности и родовитости. Важное место занимали семьи, в которых имелось большее количество сильных воинов, то есть женщины усердно плодили сыновей. Как правило, эти семьи-кланы оказывались наиболее зажиточными и процветающими, ведь для гоблинов, промышляющих ратным делом, военные походы являлись основным источником богатства.

У каждого из пяти старейшин имелось по несколько жен, права которых не были равными. В каждой семье всем заправляла одна жена-хозяйка, остальные подчинялись ей, основной их функцией значилось рождение и воспитание детей — и только. Редким исключением считалось наличие в одном доме двух главных жен: такое случалось в том случае, если одна из женщин становилась хозяйкой, а другая — воительницей. Сферы их влияния почти не пересекались, поэтому «домашняя» и «военная» жена не конфликтовали. Однако подобное происходило редко, ведь среди молодых поколений многоженство считалось неуместным пережитком прошлого, ровно как среди стариков бытовало мнение о том, что оружие в руках женщины — вещь совершенно непозволительная.

Галакши, «военная» жена Гыбры, самого многодетного и зажиточного старейшины давно стала исключением. Ни один, даже самый консервативно настроенный, житель Гиеньей Гривы не посмел бы упрекнуть гордую северянку за то, что при первой необходимости она поднимала оружие и шла на битву плечом к плечу с мужчинами.

Надо сказать, что в отличии от благоверной, сам Гыбра, который был намного старше жены, давно уже не брался за палаш. Поэтому на всех военных советах Галакши сопровождала его и, незаметно для других, сама вела переговоры и принимала решения, тогда как молчаливо сидящий на постаменте муж лишь внимательно слушал ее и повелевающее кивал головой…