Возвышение Бонапарта - Альберт Вандаль

В Париже бесчисленные стрельчатые башни пока безмолвствуют; голос их еще не покрывает городского шума. Но лишь только вы миновали заставу, навстречу вам из ближайших и дальних селений несется колокольный звон; звонят у ворот Сен-Дени, в Пьерфитте и в других кантонах Сены и Уазы; звонят к северу от Парижа, звонят к югу. В Этампе низвергнут алтарь декады, и версальские власти боятся, как бы виновные избегли кары: “Чего доброго, их оправдают, как оправдали недавно субъектов, выставивших, вопреки закону 7-го вандемьера, у дверей своего дома покойника, а возле него распятие, освященную воду и зажженную восковую свечу, – тоже нарушение закона, по-видимому, разрешаемое этампской полицией”.[885] В Луарэ, в Куртенэ также не признают больше декады. В Уазе, принимая в расчет интересы населения, которое не в состоянии больше обходиться без колоколов, местные власти пошли на компромисс – ввели с 18-го брюмера, так сказать, светский звон: “Колокола звонят, но не призывая к богослужению; они зовут к труду, напоминают о дневной работе, и звонят они по-другому, не так, как бывало звонили к Angélus, a в десятый день молчат, потому что это день не рабочий”. В департаменте Нижней Сены, в Гурнэйском округе власти просят разрешения сделать то же, замечая, что “во всех соседних кантонах звонят. Их округ единственный, где соблюдают закон, и это вызывает нарекания жителей”.

Двинемся ли мы дальше на запад в область великих волнений, сейчас успокоенную перемирием. Там уже настоящий расцвет католицизма. Во всей нижней Нормандии воскресная служба в церкви идет под звон колоколов. В Бретани и соседних с ней местностях священники отказываются присягать и все-таки правят обедню и церковные требы. У дороги опять появились деревянные кресты и священные изображения в нишах на перекрестках; “воскресенье убивает десятый день”; на колокольне крест и петух заменили фригийский колпак; из-под обламывающейся по кускам революционной штукатурки выступает неизгладимая печать католицизма. В городах Анжу и Мэне, в окрестных селениях католицизм вернул себе все права: вместе с тем прогрессирует и замирение страны. Из Мэны и Луары доносят: “Католические священники вернулись к выполнению своих функций, народ толпой валит за ними, с удовольствием присутствует при их церемониях. Правда, десятые дни соблюдают теперь только в Сомюре и Анжере, да и то с большими поблажками, но священники в общем проповедуют мир и покорность, хотя и подписавших заявление пока мало”. Другое донесение: “В глазах народа всего важнее возвращение священников; этой победе он больше всего радуется”. В департаменте обеих Севр центральный комиссар предлагает, в видах успокоения страны, “расширить пределы религиозной терпимости, отменив постановление, требующее декларации от священников, или же смотреть сквозь пальцы на его исполнение”.

В других местах власти, не столь умудренные опытом, менее покладисты. Некоторые упорствуют в борьбе против здравого смысла, держась нелепых и гнетущих постановлений и запрещая всякие внешние проявления религиозности; иные признают себя побежденными, сопротивляются вяло и понемногу сдаются, отводя душу в слезливых и жалобных донесениях. По всей Франции, от края до края, распространилось это движение; интенсивность его в различных местностях различна, повсюду полусвобода, дарованная Бонапартом, толкуется как полная свобода.

В пиренейских долинах целое нашествие священников, до сих пор укрывавшихся в Испании или в горах; Арьежские власти жалуются, что “непокорные священники повсюду совершают богослужение под звон колоколов и без всякой предварительной декларации”. Некий администратор утверждает, что “опаснейший источник агитации, это возвращающиеся отовсюду и в большом количестве ослушники, нарушающие все законы о надзоре за вероисповеданиями и сеющие раздор среди граждан”. В Верхней Гарроне, в коммуне Портэ, в тулузском земледельческом округе, “на месте дерева свободы, срубленного и брошенного в реку, 6-го утром нашли красивое распятие с надписью: Кто его сломает, того Бог покарает (Qui L'ôtera,Dieu le punira)”. В Эро (Hérault) “фанатики кантона Мартэн де-Лондр, подобно многим другим, истолковали в свою пользу постановление 7-го нивоза: звонят в колокола, пооткрывали церкви, восстановили все внешние проявления культа; говорят даже, будто священники правят все службы без предварительной декларации”. Из Нима власти пишут: “Фанатики, введенные в заблуждение ложным толкованием постановления о свободе вероисповеданий, опрокинули, изломали, сожгли все республиканское убранство храма декады”. В Устьях Роны после брюмера в большей части коммун “республиканскими учреждениями небрегут, десятых дней не соблюдают, зато праздники и бывшие воскресенья празднуют с помпой и проводят их в ничегонеделании”.[886] В Марсели католикам возвращены две старинные церкви; в Э (Aix) – четыре.[887] В Варе еще повинуются закону и соблюдают ограничения.

Центр весь охвачен религиозной реакцией. В Лозере “возвратившиеся священники смело показываются всюду, без всяких деклараций завладевают церквями, натравляют народ на тех, кто повинуется закону; об этом единодушно доносят все комиссары кантона, прибавляя, что они истощили все способы убеждения и не видят средства помешать нарушению закона; влияние священников на народ так велико, что если бы захотел установить судебным порядком всем известные бесчинства, не нашлось бы ни одного свидетеля”. В другом донесении говорится: “Факты, имевшие место в Канурге 16-го и 20-го нивоза, противные закону о вероисповеданиях, вновь повторились в Марвежоле 20-го текущего месяца. Народ толпой устремился к кюре, викарию и другим ослушным священникам и поволок их в церковь для совершения католических обрядов. Но хотя с виду эти священники и действовали по принуждению, надо полагать, что они сами были зачинщиками движения”. В Кантале насчитывают пятьсот ослушных священников, триста из них под надзором полиции, остальные скрываются; они “без всякой предварительной декларации звонят в колокола, отпирают церкви и правят церковные службы или же совершают свои обряды в лесах и уединенных пещерах; вот как они отплачивают правительству за его милосердие”.

В департаменте Роны, в местечке Тизи собралось на церковную службу две тысячи человек. Комиссар Сены и Луары пишет: “В Семюре 30-го нивоза общественное спокойствие было нарушено, многолюдным сборищем при колокольном звоне, после чего в церкви была отслужена обедня священниками, отнюдь не выполнившими предписываемых законом формальностей. 11 плювиоза подобное же сборище в Шаньи учинило величайшие бесчинства, изломало алтарь отечества и республиканские эмблемы”. В Дубсе имели место факты в том же роде. В Верхней Сене морейские власти жалуются, что “фанатики не могут успокоиться, пока колокольным звоном не возвестят о том, что они зовут своим торжеством. Каждый день приходится звать жандармов, чтобы прекратить эти бесчинства и добиться исполнения закона”. В Йонне по деревням ходит петиция, требующая полной религиозной свободы, и роялисты пытаются обратить ее в орудие пропаганды. В Шалоне-на-Марне разыгрывается чрезвычайно характерная сцена: “16-го, в час дня; триста человек проникли в колокольню бывшего собора и принялись трезвонить в единственный уцелевший колокол и в тот, что на часовой башне. Вскоре откликнулись другие городские колокола, а там по очереди все колокола соседних деревень. Мы не сомневаемся, что это мятежное движение разольется по всему департаменту”.