Дом Ветра (СИ) - Савански Анна

— А тебя прошу остаться! — в его голосе скользило презрение и ненависть.

Бетти поняла: сейчас все и закончиться. Он смерил ее тяжелым взглядом и, пройдя в зал, выпил залпом бокал виски. Ну вот и все, пара слов — и конец их любви, осталось избавиться от бремени. Она проследовала за ним в спальню, он встал напротив окна, а Бетти села на кровать.

 — Так больше не может продолжаться! — начал он.

— Я согласна, моя встреча с тобой — моя первая ошибка.

— Ты сожалеешь? — он поглядел с испугом.

— Да, сожалею. О том, что из-за тебя не видела ничего вокруг.

— Но почему?

— Ты заставил меня поверить в любовь, в страсть, но этого ничего не было. Ты не любил меня, всех остальных, только не меня! Скажи, сколько их было? — он молчал. Бетти встала и подошла. — Думаешь, мне не больно? — продолжала она. — Именно ты так захотел, чтобы мы расстались, а я лишь соглашаюсь действительностью. А что мне остается?

— Что у тебя с ним? — Бетти помотала головой, словно не поняла, о чем ее спрашивает. — С Крисом? Что у тебя с ним? — он встряхнул ее за плечи.

— Ничего, — он сжал ее плечи и отбросил руки в сторону.

— Лжешь, ты все время лжешь, дрянь, — волна гнева захлестнула его. Еще минута и он бы ударил ее, но сдержал себя.

— Я тоже много чего поняла, поэтому и держала тебя на расстоянии. Я знала о твоей измене. Ты знал, почему я рассталась с Фредди, знал причину, знал, как я любила его и как страдала. Я ненавижу тебя, ненавижу, ты сломал всю мою жизнь, ты уничтожил все хорошее во мне! — вопила Бетти.

— Скажи мне, почему все так плохо? — тихо спросил Грэг.

— Мы встретились слишком рано, — прошептала она. — Ты согласишься на мою дружбу и партнерство или все потеряешь!

— Я соглашусь только ради нее, но у нас с тобой больше ничего нет.

— Я ухожу! — она остановилась в дверном проеме, и он, сшибая мебель, ринулся к ней; Бетти охватил страх: он ее сейчас изобьет.

Он настиг ее на лестничной площадке, его сильные руки обвили ее талию, и горячие губы впились в нее. Мужчина бросил ее на кровать, огонь в камине кидал золотые блики на их тела, но в спальне было холодно, и страсть их грела. Он целовал ее, как в последний раз. Сейчас она принадлежала ему, она была его и больше ничей. Он докажет ей, что она всегда будет его женщиной. Бетти выдохнула его имя, все-таки одна тайна у нее осталась, но ему незачем знать об этом.

Как холодна была эта ночь! Они упивались страстью, своими телами, но любили ли они? Грэг понял, еще ничего не умерло, а Бетти осознала, что чувство к Крису было наваждением, шагом к отчаянию. Они молчали. В их сердцах всколыхнулось море чувств. Бетти лежала у него на груди, она слушала, как стучит его сердце, как он дышит. Она подняла голову, чтобы посмотреть в его глаза, но он их закрыл. Грэг не хотел показывать ей свои чувства. Он попытался посмотреть в ее глаза, но она спрятала эти глаза цвета весенней травы, с отблеском тайны. Она не хотела, чтобы он знал ее мысли, потому что уже ничего нельзя было вернуть назад. Молчание убивало. Бетти встала и нарушила тишину, он смотрел, как она одевается, размазывает тушь по мокрым щекам.

Ему было все равно, что будет завтра, главное — утопить горе в бокале вина, забыться и уснуть, чтобы не чувствовать боль, не думать ни о чем. Сердце разбито, его уже не склеить...

***

Она вернулась из Штатов окрыленная, Берти, друг Элеоноры, помог издать статью, какую она хотела, и Нелли получила место критика в британском журнале. Она, переступив порог своего дома, просто не могла поверить, что за две недели ее жизнь круто изменилась. Все завертелось, жизнь потекла быстро-быстро, как стремительная река. Мери-Джейн зашвырнула сумку в дальний угол и тихо прошла в кабинет-студию Антонио. Он, свершившись, спал на диване, на мольберте стояла почти завершенная картина — красивая девушка в испанском платье, смотрящая на розу.

М-Джейн совсем не ревновала его к натурщицам, она знала, что он, в отличие от Ришара Полански, не нуждается в плотском познании. Она подошла к нему, проводя рукой по темным волосам. Мери-Джейн не стала мешать и вышла. Ее не было дома три недели, в первый раз она ездила в ноябре на семь дней, в этот раз почти сразу же после Рождества — в Нью-Йорк. Антонио не был против, ведь он и сам часто уезжал на континент.

Она легла спать, позже почувствовала, как небритая щека Антонио прижимается к ее спине. М-Джейн щекой прижалась к нему, она любила его больше, чем собственную жизнь. Она уже не могла представить существование без него, как она могла совсем недавно отказаться от него ради работы, перестать дышать им, мечтать с ним, искать его поддержки? Он нужен ей, нужен постоянно, как дыхание, как мир в ее душе. Она была вся в его власти, раньше она никогда не позволяла мужчинам верховодить ей. Никогда мужчинам она не показывала свои слабости, а сейчас позволила Антонио взять часть забот на себя и не заметила, как дала ему в руки все ключи от своей жизни.

Какая же она дура! Неужели не знала, что Сед Уоррен не будет просто так с ней разговаривать? Она поехала на его шикарную виллу с девочками, кокаином и выпивкой, решив, что сможет отвертеться от него, при этом взять интервью. Она чуть не упала, чуть не стала одной из тех, кого люто презирала. М-Джейн ради своих целей она не могла переступить через себя и перечеркнуть все хорошее в ее жизни одной ночью. Она была другая, не такая, как все. Интервью она не взяла, Карла на нее наорала, но М-Джейн никогда не хотела быть понукаемой. Ее острой язычок мог принести ей много бед, но сегодня она поняла: она не будет играть по общим правилам, и только так сможет остаться с Антонио.

— Что с тобой? — вдруг услышала она над ухом и ощутила его ладонь на своей груди.

— Я просто устала, — прошептала она, отворачиваясь.

— Я люблю тебя, — ответил Антонио, отстраняясь. — Что бы ни случилось, я буду с тобой, — она сделала вид, что спит.

Мери-Джейн не хотела смотреть ему в глаза, боясь, что он поймет, как она стояла у края пропасти, почти упавшая в нее. Он не должен был догадаться, насколько беспокойно у нее на душе. Проснувшись утром, Мери-Джейн испытала чувство вины, которое не отпускало очень долго. Она не хотела, чтобы это встало между ними, — и это пугало Мери-Джейн. Она, как и Бетти, боялась одиночества.

***

Весна 1974.

Фредди увидел Бетти с миллионером Крисом Эбергом, и его охватила жгучая ревность. Он радовался искренне ее успехам, находя в ее стихах что-то для себя, но ревновал ее к новой жизни.

С Мери они просто хорошо жили, но когда он узнал о разрыве бывшей с Грэгом, его охватил внезапный порыв найти ее, хотя... чего искать? Он знал, где она жила, но когда два месяца назад увидел ее с этим ловеласом, то это желание пропало само собой. Пусть живет как знает, зачем он ей нужен, ей, такой божественной и прекрасной? Нет, его судьба Мери. Сама же Мери после обручения ждала, когда лучше пойдут дела жениха, и они поженятся. Она видела в нем перспективного музыканта, с ним она будет как за каменной стеной, но почему-то парс не спешил окольцевать себя. Его родители были против нее, но Фредди просил не отчаиваться.

Она ревновала его к Дженни Морган, хотя знала, что та замужем. Она была не такой уж глупой и понимала, что Фредди привязан к кому-то, кто-то был в его прошлом, кого он не может забыть до сих пор, и порой она находила ответ на свой вопрос: он любил ту девушку, кольцо которой до сих пор носил. Жить с ним было тяжело. Она терпела из последних сил его ночную игру на рояле, его вспыльчивость, которую не всегда получалось умерить. Но он был перспективным музыкантом, а это означало деньги, большие деньги, и большие расходы, и то, что, став его женой, она будет жить, как на вулкане, не будет бедной и не будет ни в чем нуждаться, а если родит ему ребенка, он будет ее боготворить. И такой должна стать Мери Оттом.

Помимо них обручился Джо с Вероникой Габо, как и он сам, из простой семьи, настоящая красавица с шелковистой кожей, рыжими кудряшками и янтарными глазами. Они познакомились в пабе после выступления, и у них вспыхнул роман. Вероника работала секретаршей, но Фредди, да и всем остальным, она нравилась. Брайан и Роджер все так же слыли героями-любовниками. Фредди же не изменял Мери, не спал с фанатками, свято храня верность. Только один раз он позволил себе потерять голову, тогда, в Брайтоне, с его мечтой.