Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары. - Арсений Несмелов

— Сережа, сережа, сережа…

Сон ушел, но слово осталось. И когда утром старый Чжан хотел побить Вана, юноша, вырвавшись и схватив со станка стамеску, крикнул это слово в лицо приемному отцу, выбросив, как заклинание:

— Сережа!

И Чжан отступил, испуганный блеском стамески, зажатой в кулаке подростка, его яростным, непреклонным видом и странно скрежещущим чужим, непонятным словом.

— Ламоза! — негромко выругался он, отходя, и с этого дня стал бояться своего приемыша.

Семнадцати лет Ван впервые увидел русскую женщину. Она была женой китайского купца, возвратившегося в городишко из Харбина. И Ван принял ее за ту, что посетила его в наркотическом сне. Да, это была она или почти она: не одно ли лицо у всех китаянок для русского, впервые их увидевшего? Ведь у этой женщины, как и у той, что являлась Вану по ночам, было такое же узкое лицо, светлые волосы и большие, усталые глаза.

Ван испугался. Ван обрадовался. Он подбежал к ней и бросил ей то самое слово, которое она же так настойчиво повторяла ему, спящему, накурившемуся опиума:

— Сережа!

Это слово, думал он, должно было всё раскрыть, всё объяснить. И оно действительно сделало очень много. Увидев этого юношу, китайца с русским лицом, услышав произносимое им русское имя, — женщина поняла, что Ван еще ребенком украден, подброшен или случайно, во время бегства русских в Маньчжурию, оказался в этом глухом городишке и, воспитанный китайцами, стал и сам китайцем. По-китайски же она немного говорила, и они смогли объясниться.

Они стали изредка встречаться, сначала открыто, пока это не возбудило в муже ревнивых подозрений, потом тайно.

Городок был обнесен глинобитной стеной, через четверо ворот выходили из него четыре дороги и, вихляясь, убегали в поля и перелески. Днем по этим дорогам шли и ехали крестьяне, маршировали в серых своих мундирах китайские солдаты и под охраной их проезжали толстые купцы и начальники с надменными лицами. С наступлением же темноты к придорожным кустам подходили хунхузы и здесь караулили запоздавших или неосторожных путников. По ночам Ван и Маргарита пробирались за городскую стену, — Ван подпилил, а затем сломал несколько железных прутьев, закрывавших дыру водостока.

Ван думал, что встречается с Маргаритой лишь для того бы выучиться говорить по-русски. Правда, она казалась ему прекрасной, но он, слишком юный, еще не знал, что любит ее. Женщина первая его обняла и поцеловала. Вскоре, в одну из последующих встреч, она стала плакать, говоря, что она несчастна, ненавидит своего мужа и его жену-китаянку, которая заставляет ее работать. Маргарита призналась, что хочет отравиться желтыми головками фосфорных спичек.

Сердце Вана разрывалось от любви и жалости. Он спросил:

— Что я должен делать, чтобы ты была счастлива и довольна?

— Нам обоим надо бежать отсюда обратно к русским, — ответила Маргарита. — Но ты слишком еще молод, чтобы осуществить это трудное и опасное дело. Надо очень много отваги и хитрости, чтобы через становища хунхузов и укрепления правительственных войск добраться до первого селения, где есть русские. Путь туда потребует не менее двух недель, а уже наступает зима.

Ван сказал:

— Потерпи всего лишь одну зиму и весну, и летом мы оба будем у русских!

Но Маргарита плакала и не верила Вану. Потом она сказала, что у нее должен быть ребенок, и он, Ван, — его отец, потому что муж ее, купец, очень стар и не может ее любить. Это известие не опечалило и не обрадовало Вана, к своему предстоящему отцовству он отнесся равнодушно. Он лишь настаивал, чтобы Маргарита верила ему, что меньше чем через год он увезет ее к русским.

Утром же, ничего не говоря Чжану, он отправился к начальнику города и сказал ему, что хочет стать солдатом, и его приняли, потому что он был молод, силен и красив. Но в тот же день к начальнику явился и старый Чжан и стал умолять вернуть ему приемыша, на воспитание которого он истратил столько денег, и деньги эти Ван ему еще не отработал. Начальник потребовал, чтобы Чжан рассказал ему, при каких обстоятельствах Ван стал его приемным сыном. И юноша, стоявший за спиной начальника, услышал то, чего ему Чжан никогда не рассказывал.

Много лет назад в Маньчжурию бежал один русский человек с женой и ребенком. Проводником их был китаец. Когда четверо этих людей подходили к реке, разделявшей владения России и Китая, их увидели русские пограничники и стали по ним стрелять. Женщина с ребенком на руках и китаец успели благополучно перебежать через реку («Это было зимой, — пояснил Чжан, — реку покрывал лед»), а мужчина упал на русском ее берегу, раненный пулей. Услышав его крик о помощи, женщина, бывшая уже на китайской земле, передала ребенка в руки проводнику, а сама бросилась обратно, на русскую сторону, чтобы помочь своему мужу. Оба они были схвачены русскими солдатами, ребенок же остался в Китае. И на другой день Чжан, случайно оказавшийся в этих местах, купил его у проводника, так как не имел мужского потомства.

— Чем ты подтвердишь правдивость своего рассказа? — строго спросил Чжана начальник города. — Есть ли у тебя соответствующие бумаги с казенными печатями?

— Бумаги у меня были, — ответил Чжан, — и на них имелись печатки начальника, который правил городом до вашего предшественника. Но десять лет назад, когда у меня случился пожар, все они сгорели.

— Может быть, так, а может быть, ты лжешь, и в прошлом этот молодой человек был просто украден тобой или кем-нибудь иным, а следовательно, я не только не отпущу его с тобою, но и тебя посажу в тюрьму!

И старый Чжан должен был заплатить десять даянов лишь за то, чтобы его выпустили из казармы. И он был рад этому. Вана же, хорошего слесаря, умеющего разбирать и собирать механизмы, начальник назначил к пулемету, единственному в его отряде, когда-то купленному у русских солдат, отступивших из России. Затем, через месяц обучения. Вана отправили воевать с хунхузами, и вскоре ему удалось отличиться.

В одном из боев, когда начальник отряда был убит и солдаты частью бежали, а частью перешли на сторону врага. Ван с горстью верных людей, прикрывавших его пулемет, подпустил хунхузов совсем близко к себе и затем, выпустив по ним последнюю ленту, почти всех их уничтожил, убив в том числе и предводителя их. За храбрость и находчивость ему дали нашивки капрала, и о его молодечестве много говорили как среди солдат, так и у хунхузов.

Но, решительный и храбрый. Ван не был ни жесток, ни жаден до денег — до тех серебряных даянов, что хунхузы прячут в своих поясах. И это еще более привлекало к нему сердца всех, кто знал его или о нем слышал. И начальники хунхузских отрядов удивлялись, почему Ван не переходит к ним, чтобы стать большим капитаном. Один из них даже подослал к нему однажды своего человека с подобным предложением. Ван не задержал посланного, чтобы его казнить, — он отпустил его, позволив вернуться в шайку, но и своего согласия на переход не дал. Он ничего не ответил, но и такое его поведение было принято за хороший признак.