Черное Копье - Ник Перумов

Королевская армия Марки неожиданно резко взяла влево к темнеющим кручам Эмин Муйла. Подножия невысоких, но обрывистых гор скрывали леса — последняя надежда неразбитого, но уменьшившегося почти наполовину войска.

И словно поняв, куда они метят, враг усилил натиск. Всадники Марки больше не могли помочь своим — на них самих навалился трехкратно сильнейший противник. Фаланга с глухим предсмертным рычанием раненого зверя сомкнула ряды и уперла щиты в землю.

Этот натиск по ожесточенности оставил далеко позади все предшествовавшие. Откуда только взялись силы у сражавшихся весь день воинов Вождя? Однако они взялись; панцирники пробивали собой стену роханских щитов и умирали, пронзенные копьями, но сумев открыть дорогу своим товарищам. И будь получше вооружены и обучены хегги и ховрары, дело кончилось бы полным истреблением всей роханской пехоты.

Однако фаланга выдержала. Одному Дьюрину было ведомо, чего это стоило вестфольдингам; и все же, ступая по телам врагов, воины Марки дошли до спасительного леса — откуда, из-за крепких засек, из укрывающего лучше всяких колдовских туманов лесного сумрака, полетели меткие и беспощадные стрелы последнего резерва короля Рохана.

Наверное, этот полк должен был довершить разгром противника; но вышло по-иному, и эти воины, бессильные изменить ход событий, совершили то единственное, чем могли оправдать перед собой свое стояние в засаде весь этот страшный и скорбный для Роханской Марки день; они спасли остатки войска.

Под ливнем стрел из зарослей атакующие фалангу конники Олмера смешались и отвернули в сторону; последним усилием конные сотни короля оттеснили пеших истерлингов — и войско стало втягиваться в специально открытые проходы в завалах.

Уходя в лес, кучка воинов, в которой случайно оказался хоббит и гномы, на минуту оказалась на вершине невысокого холма, с которого открылся вид на все поле боя — и открылся даже противоположный берег. Кто-то вскрикнул, кто-то вытянул руку; Фолко, чуть живой, с трудом нашел в себе силы взглянуть, куда указывали охваченные отчаянием люди.

Там, за густо усеянным телами мертвых полем, за изломанной линией не спасших Рохан земляных укреплений, за широким Андуином, закатные лучи осветили густые темные массы воинов, заполнившие весь восточный берег Великой Реки. Их там были тысячи, десятки тысяч. От берега непрерывно отваливали плоты и лодки, и зоркому хоббиту удалось разглядеть даже спешно сооружающийся наплавной мост. И тогда он понял: все почитавшиеся им огромными силы врага — на деле всего лишь авангард, высланный вперед, чтобы вынудить роханцев вступить в бой, а не отойти при виде многократно превосходящих сил Вождя. На том берегу стояли нетронутые, свежие полки, готовые ринуться на закат, и небольшое, истомленное и измученное войско Марки не могло им помешать.

За последними всадниками Рохана закрылись ощетинившиеся острыми кольями наспех сработанные ворота засек. Разбилась, истекая кровавой пеной, волна лихой конной атаки; истерлинги устремились было вперед, словно перед ними лежала ровная степь; сражение длилось еще с час, пока не погас закат, и ночь не окутала мир. Только теперь битва закончилась.

Не измерены горе и отчаяние разбитого войска, сказано в книгах. Но король Марки не оставил никому из своих уцелевших бойцов и мига для горестных раздумий. Наспех собранный совет решал недолго, и сотники объявили королевский приказ: оставив на попечение местных пастухов всех раненых, бросить обозы, посадить на коней уцелевшую пехоту — и скорым аллюром уходить к Эдорасу. Стало ясно, что потерян весь восточный Рохан. Уже помчались вперед гонцы — поднимать народ; ополчению было назначено собираться у столицы…

Хоббит не удержался от слез, когда воины Марки расставались со своими ранеными. Суровые пастухи Эмин Муйла (нагорье было мало-помалу заселено после окончания Войны за Кольцо) осторожно, на руках уносили стонущих людей куда-то во мрак; на лицах у всех хоббит читал обреченность, но и решимость. Иные тяжелораненые, чувствуя конец, просили товарищей избавить их от мучений — этого зрелища Фолко выдержать уже не смог, отвернулся, зажал уши, хотя люди умирали молча, не позволяя себе даже предсмертного стона.

Король не дал своему войску ни секунды отдыха. Приведены были заводные кони, выпряжены все лошади из войскового обоза, и вот в первых лунных лучах уцелевшая часть воинов Марки двинулась в свою очередь на прорыв — к Эдорасу, а может, и дальше…

А за их спинами раздалось донесенное предателем-ветром грубое, но исполненное ликования пение. Воины Олмера праздновали победу.

Глава десятая

ИСЕНСКАЯ ДУГА

рошла ночь — и наутро сморило даже самых крепких. Скомандовали привал — короткий, потому что на плечах висела погоня. Однако Всадники Марки были дома, в своих горах; они шли знакомыми тропами, и пока преследователей слышно не было.

Воины молча валились на землю, побежденные сном. Не спали только Король да его Маршалы и самые стойкие, что по доброй воле встали на стражу — поберечь сон товарищей. Хоббит, плюхнувшийся прямо в кучу сухого папоротника, тотчас провалился в дрему — однако битва отпустила его далеко не сразу. Фолко терзали кошмары; лилась кровь, рушились стены, сверкали мечи — а он ничего, ничего не мог уже сделать, он упустил свой шанс! Часа через два их разбудил сотник, превратившийся за вчерашний день в командира пяти измученных десятков.

— Да ты поседел, брат хоббит, — глухо вымолвил другу Торин.

Фолко невольно провел ладонью по слипшимся, давно не знавшим хорошей бани волосам. В Хоббитании он привык держать свою густую шевелюру в отменном порядке — покрасоваться перед девушками, особенно молоденькими…

— И что ж теперь, други? — рискнул он нарушить молчание, когда они собрались все вместе: он, Малыш, Торин, Атлис, Амрод, Беарнас и Маэлнор; эльфы не оставили своего раненого товарища, поклявшись во что бы то ни стало доставить его на Воды Пробуждения.

— Что теперь? — сплюнул Атлис. — Дрянь наше дело! Рохан, считай, потерян. Вождя не остановить. Ну разве что на Исене… Эдорас ведь не крепость. Зацепиться бы за Хелмское Ущелье — тогда можно дождаться помощи Арнора да Гондора.

— Ну с Гондором еще невесть что… — мрачно протянул Торин, и Атлис тотчас взбеленился:

— Что «невесть что»?! Минас-Тирита им во веки вечные не взять! Пусть они там хоть сто лет простоят!

— Вот они и простоят… пока всех нас тут не передавят. Тогда уж и Минас-Тирит не устоит.