Наваждение - Пола Волски

Впрочем, терзаться бессмысленно. Лучше, если получится, думать о чем-нибудь другом. А подумать ей было о чем. Прошла половина недели. Еще три дня - и ее освободят. Она вновь окажется на улице - по-прежнему без единого бикена, без работы и без права просить милостыню. Ее ожидают холод и голод: жуткое будущее. Элистэ не тянуло на свободу. "Сундук" хоть и был страшным местом, но давал крышу над головой и с грехом пополам кормил. Где еще ей так повезет? Нет, ей определенно лучше остаться здесь, но как это устроить? Чего бы проще - совершить мелкий проступок, за который положен арест; но это сопряжено с опасностью. Элистэ понимала, что между приговором к краткосрочному тюремному заключению и осуждением на смерть пролегает крайне тонкая, а по нынешним временам подчас просто неразличимая грань. Тут все нередко зависит от прихоти полицейского судьи. Брюзгливый судья, страдающий несварением желудка, может засадить подростка-карманника в "Сундук" на два-три месяца - и с такой же легкостью отправить на виселицу. С вероятностью подобного исхода следовало считаться.

Зато другая возможность заслуживала внимания: исполнить за деньги чужую работу, как дельно советовала ей Жунисса. Так у нее будет хоть какая-то мелочь, когда она через три дня окажется на улице. Увы, она спохватилась слишком поздно. Ее прогулки не остались не замеченными надзирателем, который решил, что она оклемалась и способна работать. Элистэ определили на кухню и заставили с утра до вечера чистить большие медные чаны, соскребая со дна черную корку пригоревшей овсянки. Вода в огромных лоханях была не просто горячая - почти кипяток, а щелочное мыло разъедало кожу. К концу первого рабочего дня у нее невыносимо ломило спину, плечи и руки.

Так она все три дня и проскребла котлы. Вечером третьего дня Элистэ находилась без сил и по-прежнему без бикена в кармане. В камеру она приплелась за четверть часа до двойного звонка, попеременно впадая то в отчаяние, то в самобичевание. Ну почему она не придумала, как тут остаться! Почему?!

- Эй, Стелли! - Кто-то взял ее за руку. Опять Жунисса!

- Я устала, мне нужно отдохнуть, - отвернулась Элистэ.

- Подожди минутку. Давай отойдем.

Она потянула Элистэ в сторону и прижала спиной к стене бокового коридора, где тусклый свет одинокого фонаря под потолком едва разгонял мрак. Наклонившись, Жунисса впилась в нее взглядом.

- Великий завтра у тебя день, а, подруга?

- Можно сказать и так.

- Ты, верно, ждешь не дождешься. Надоело, небось, скоблить чаны?

Элистэ пожала плечами.

- И что думаешь делать?

- Не знаю. - Она постаралась скрыть свой страх и растерянность, не понимая, что голос и взгляд выдают ее.

- Денег у тебя, как я понимаю, нету. Могла подзаработать, да только гордость заела. Как же ты там жить будешь, без денег?

- Тебе-то какая забота? - не выдержала Элистэ. - Чего это тебя так занимает? Чего тебе нужно?

- Послушай, я за тобой тут всю неделю приглядывала, хоть ни разу от тебя "спасибо" не слышала, помогала чем только могла...

- Зачем?

- Затем, что пожалела тебя, дурочку желторотую.

- А теперь?

- А теперь у меня к тебе предложение, от которого нам обеим светит прямая выгода. Мне нужна фигля на отмашке. - Она имела в виду заключенную, которой предстояло выйти на волю. - Я эти дни присматривалась к тебе, по-моему, ты подходишь. Немного подзаработаешь.

- Да? - Элистэ, сложив на груди руки, приготовилась выслушать заведомо сомнительное предложение.

- Вот именно. От тебя всего-то и требуется, что снести письмо. Дело простое и безопасное, а? За это я дам тебе двадцать пять бикенов вперед, а получатель доложит еще пятьдесят.

"Семьдесят пять бикенов - три четверти рекко!" У Элистэ перехватило дыхание. Этих денег ей хватит на несколько дней. Но чтоб выложить столько - и всего-то за доставку письма? Тут наверняка какой-то подвох.

- Дурно пахнет, - заявила она.

- А тебе по карману нос воротить?

- Мне не по карману играть в прятки с Кокоттой. Кому письмо и что в нем?

- Не твоего ума дело. Просто я не хочу, чтоб оно попало на глаза "шестеркам" помощника Главного смотрителя. - Письма заключенных в обязательном порядке вскрывались и прочитывались. - Вот и готова платить, чтоб никто его не читал. Остальное тебе знать не нужно.

- Мне нужно знать, кому его отдать.

- Кого пришлют, тому и отдашь. Скорей всего, Беку. Верно, на этой неделе работает он. Отдашь письмо Беку.

- Беку. Где я этого Бека найду?

- Завтра в полночь на Кипарисах у усыпальницы в'Уик Дерённов.

- В полночь? Жуть-то какая!

- Он всегда бывает там в полночь, - пожала плечами Жунисса. - Тут уж ничего не поделаешь. Ты знаешь, где Кипарисы?

Элистэ кивнула. Маленькое кладбище, где хоронили только Возвышенных, граничило с садами Авиллака. Там покоились несколько представителей рода Рувиньяков. Цераленн во Рувиньяк надеялась когда-нибудь лечь в землю рядом с ними. Теперь-то...

- По мне, так лучше встретиться с ним в другом месте, - попыталась возразить Элистэ.

- Вот как, по тебе! Простите, Принцесса, но выбор, увы, от вас не зависит. Усыпальница в'Уик Дерённов, полночь и хорошие деньги. Все. Говори: "да" или "нет"?

Элистэ не стала долго раздумывать. Предложение выглядело по меньшей мере сомнительным, но она отчаянно нуждалась в деньгах. Девушка неохотно кивнула.

- Вот и ладно. Бери. - Жунисса вручила ей горсть медяков и заклеенный конверт, специально закапанный воском по клапану. Ее проницательные глаза блестели. - И помни - без фокусов. Попробуй что-нибудь сделать с письмом. - Бек сразу увидит.

- И что?

- Останешься без денег.

- А ты ведь рискуешь, поручая мне это дело, признайся.

- Риск не больно велик. Я за тобой наблюдала и поняла, что зарабатывать ты не научена, а на воле не успеешь и глазом моргнуть, как зверски оголодаешь. Тебе эти бикены во как нужны. Так что письмецо ты передашь, это ясней ясного.

- Что ж, ты, пожалуй, права.

Элистэ спрятала деньги вместе с письмом, и женщины возвратились в камеру за несколько секунд до звонка. Там они разделись и больше не разговаривали. Дверь заперли, фонарь потушили, и заключенные улеглись на прелую завшивленную солому.

На рассвете Элистэ проглотила последний скудный тюремный завтрак, выскоблив из миски овсянку до последней крупицы, и предусмотрительно набила карманы хлебными корочками. Потом ее препроводили в тесную комнатенку на первом этаже, где писарь сделал в одной из толстых тюремных книг пометку против имени Стелли дочь-Цино. Надзиратель провел ее открытым внутренним двориком к маленькой боковой двери в стене, отпер ее и грубо вытолкнул девушку наружу. Дверь у нее за спиной с грохотом захлопнулась. После недельного заключения Элистэ снова оказалась на шерринских улицах, предоставленная самой себе.