История Льва - Микита Франко

- Таблетки…

- Какие?!

Лев, наплевав на требование Славы не приближаться, мигом оказался рядом с ним и вырвал ребёнка из его рук – тот не протестовал и на парапет залезать как будто передумал. Испуганно смотрел то на Льва, то на Мики.

- Пошли в дом! – приказал Лев. – Будешь объяснять, что ты ему дал!

Слава не сопротивлялся – побежал в квартиру вместе со Львом, объясняя по дороге, что он просто хотел, чтобы Мики уснул, чтобы он не запомнил этот момент перед своей смертью – что это он, именно его дядя, взял его на руки и прыгнул с ним с крыши. Чем подробнее Слава это объяснял, тем сильнее трясло Льва: господи, и это его Слава, это его Слава…

Лев положил Мики в его комнате, на кровать, перевернул на бок – на случай, если мальчика будет тошнить. Тут же позвонил в скорую – наврал с три короба, что ребёнок случайно наглотался таблеток, сколько и каких – пока не выяснили, но выяснят, так что приезжайте быстрее. И, едва бросив трубку, тут же метнулся к притихшему в углу комнаты Славе: - Какие таблетки? Сколько?

Но Слава монотонно залепетал что-то своё:

- Зачем ты им говоришь, что я его отравил, я его не отравил, я хотел, чтобы он уснул, я хотел, как лучше…

Лев, себя не помня от злости, хлестко ударил Славу по щеке, оставляя красный след на смуглой коже. Взяв его за грудки, процедил сквозь зубы:

- Я сейчас психиатрическую бригаду на тебя вызову, если нормально разговаривать не начнёшь.

Слава, мотнув головой, вдруг сказал своим нормальным голосом:

- Мои таблетки. Пять штук.

Он принёс с кухни блистер с транквилизаторами. Объяснил, что в инструкции указан снотворный эффект, а он хотел эффекта получше – ну, чтобы Мики крепко спал и не проснулся в какой-нибудь ужасный момент.

- А этот момент не ужасный! – со злой иронией сказал Лев, откидывая блистер в сторону.

- Я думал, что пять – это не много, в инструкции написано…

- А знаешь, что там ещё написано?! – перебил Лев эти жалкие оправдания. – Запрещено для детей!

Он принёс из гостиной тонометр, измерил мальчику давление. Восемьдесят на сорок. Плохо, очень плохо. Слава виновато следил за его действиями. Поймав его взгляд, Лев зло сказал:

- Если не обойдётся, я сделаю всё, чтобы тебя лишили родительских прав.

Лишь бы выжил. Лишь бы эти права не утратили силу сами по себе.

Он так злился, что был уверен: ни за что не станет его выгораживать. И всё-таки сделал всё, чтобы выгородить.

Ещё до приезда скорой заставил Славу одеться «нормально» – и впервые это означало не «серьёзно», а так, чтобы скрыть худобу. Пока Слава искал подходящую одежду, Лев раздраженно объяснял:

- Ты похож на наркомана. Если ты начнёшь там объяснять, что это произошло случайно, тебе никто не поверит. И прекрати трястись!

Если с худобой (которая сама по себе, впрочем, не так уж и подозрительна) ещё можно было что-то сделать, то с синяками под глазами, впалыми скулами, бегающим взглядом и дрожащими руками – едва ли. А уж если вспомнить, как нервно и дёргано стал разговаривать Слава – кого они пытались провести?

Было ясно: если Слава такой, как есть, поедет в больницу с Мики и будет рассказывать, что ребёнок случайно проглотил таблетки, врачи вызовут полицию прямо на месте. Кажется, у детских врачей даже есть такое правило: про всякие подозрительные ситуации докладывать. А уж у них ситуация очень подозрительная…

Лев чувствовал, что их мир хрупок, как никогда. Если не спасти Мики – Слава повторит. Если отобрать Мики – Слава повторит. А если спасти и вернуть Славе, каковы гарантии, что он снова не поднимется на крышу? В этой задаче не было правильного решения.

Пока Слава приводил себя в «нормальный» вид, Лев, прикинув в уме, куда могут отвезти Мики, перебирал в голове знакомых врачей. Но он знал только своих, с лечфака, а те, кто им нужен, были педиатрами…

Не придумав ничего лучше, он позвонил Ольге.

- У тебя есть знакомые в детской инфекционке?

Услышав в ответ «вроде бы есть», он осторожно заговорил с ней полуправдой: мол, есть у него друг, у которого тяжелая депрессия, и сын этого друга случайно проглотил транквилизаторы, сейчас они поедут в больницу, но о ситуации могут доложить в полицию, чего нельзя допустить, потому что они стоят на контроле в органах опеки в связи с недавним усыновлением, и мальчика заберут в детский дом (он не стал говорить, что есть бабушка) и «сама понимаешь, что ситуация идиотская, а друг нормальный, ему просто вылечится надо»

Ольге, конечно, вся эта затея не понравилась. Она сказала, что у многих дети случайно травятся медикаментами, но это не повод лишать кого-либо родительских прав.

- Они на контроле, – сдержанно повторил Лев. – Ребёнок усыновленный, за ним в опеке бдят.

- Что-то я прям не знаю, - сомневалась Ольга. – А ты этого друга хорошо знаешь? Точно там ничего такого?

- Это мой лучший друг, – заверил Лев. – Обещаю, я прослежу, чтобы этого больше не повторилось.

Он так хотел, чтобы Ольга услышала гораздо больше, чем он говорил на самом деле. Что-то вроде: он мой любимый мужчина и я буду воспитывать с ним этого ребёнка.

- Хорошо, - произнесла Ольга. – Как зовут ребёнка и отца? Я позвоню, предупрежу, что они… благонадежны.

Он с облегчением выдохнул, когда положил трубку. Хоть какая-то проблема решилась.

Через семь минут после вызова приехала реанимационная бригада, Лев велел Славе помалкивать и сам общался с врачами – то ли по этой причине, то ли из-за большего сходства со светленьким Мики, отцом называли именно Льва. Он и не возражал, пока следом за носилками в карету скорой помощи не проследовал Слава – тогда Лев ответил на вопросительный взгляд реанимационной медсестры: - Это отец. Но я тоже поеду, я друг семьи и… врач.

В больнице началось самое изматывающее. Никого не волновало его медицинское образование, адекватное мышление и понимание ситуации – все предпочитали разговаривать со Славой, который едва держался на ногах, но зато был «настоящим отцом». Льва, который ещё вчера был готов открещиваться это Мики, по-странному задевала такое положение дел: да чёрт с ним, с отцовством, он и не претендует, послушали бы только, что он