Странница - Тамара Воронина

Миры отличались друг от друга, пожалуй, только устройством быта и структурой власти. Они видели две войны, причем одна испугала не только Лену, но и видавшего кое-что в этой жизни Милита: все убивали всех, это была не война, а резня, и Гарвин практически потребовал: «Уходим!». Лена сначала Шагнула и только потом возмутилась: что, мол, раскомандовался?

Гарвин, морщась, тер виски. Милит был мрачен и бледен. Даже шут поеживался.

— Странное ощущение. Очень неприятное. Не знаю, что такое…

— Проклятие, — выдавил Милит. — Этот мир проклят, и проклят давно. Кем — не знаю…

— Я тоже не знаю, — проворчал Гарвин, садясь на поваленное дерево. — Аиллена, есть у тебя что хорошее от головной боли?

Он дождался, пока Лена приготовил лекарство. Воду прямо в кружке за десять секунд вскипятил Милит. Гарвин, все так же морщась, выпил всю кружку и прикрыл глаза.

— Странное чувство, — поежился шут. — Не могу описать, но очень неприятно.

— Я ничего не успел заметить, — признался Маркус. — А у пса вон шерсть на загривке дыбом.

— Там все сошли с ума, — пробормотал Гарвин. — Люди, эльфы, даже животные. Целый мир сошел с ума. Он на грани гибели. Полной. Может быть, даже исчезновения.

— А кто…

— Я не знаю, Аиллена. Не только Странница может проклясть мир, если ты об этом. Я, например, тоже могу. Но мне кажется, не Странница. Ощущения другие. Я ведь довольно долго пробыл в проклятом Трехмирье… Может быть, там просто не дошло до повального безумия. Но может быть, мир проклял какой-то сумасшедший маг. Или не сумасшедший. Спасибо, теперь я хоть смотреть могу. А то…

— Давайте сразу привал, — предложил Маркус. — Милит, ты осмотрись, как тут?

Милит пожал плечищами.

— Да вроде ничего. Тихо.

— Привал?

— Ага. Чтоб ты отлежался.

— Зачем еще?

— Привал, — пресекла их диалог Лена. У Гарвина все еще подрагивали уголки губ. У терпеливого и выносливого эльфа. Он так скверно не выглядел, когда Милит ему легкое залечивал.

Этот мир был пуст. То есть в нем летали птицы, бегало всякое зверье, но людей они не особенно боялись, что и навело Маркуса на мысль, что разумной жизни здесь нет. Во всяком случае, нет человекообразных. Или эльфообразных. Он слышал о таких пустых мирах от других Проводников, слышал и то, что оставаться в них не стоит, потому что это могут быть проклятые миры, в которых еще есть эхо давних проклятий. Они ушли оттуда без сожалений, попали в мир, населенный более густо, чем Китай или Индия, прошли по нему с месяц и сбежали, потому что даже на маленьких дорожках постоянно натыкались на людей или эльфов, а встреча с Леной вызывала здесь спонтанные народные гуляния.

Шут все приставал к Гарвину с расспросами о магии преобразования, а Гарвин искренне удивлялся, как можно объяснить слепому, чем темно-голубое отличается от просто голубого. «А ты покажи, — лениво посоветовал Маркус, — он и успокоится». Ага, улыбнулась про себя Лена, преврати воду в вино…

Это, собственно, Гарвин и сделал. Вино, правда, получилось плохое, но Гарвин заставил шута его выпить, тот, кривясь и плюясь больше, чем требовалось, выпил, и даже расстройства желудка у него не было. А вечером Лена и Гарвин засиделись у костра, все уже расползлись спать, и шут — первым, потому что винцо у Гарвина получилось хоть и кислое, но забористое.

— Ты нарочно?

— С вином? Нет, старался не очень, вот и все. Не бойся, не будет даже похмелья. С чего там? Детская порция. А твой шут умеет пить. Проспится — и все.

Лена потрогала приколотый на платье цветок. Поплыл легкий аромат.

— Ну, — понял намек Гарвин, — то он, а то я… Так я не умею. Тонкое целительство ведь и есть преобразование. Понимаешь? Разрезанная кожа преобразуется в целую, например.

— Понятно.

— Что тебе понятно? — спросил с горечью Гарвин. — А тебе понятно, что я в деревне изменял воду в колодце, и люди начинали умирать через пару дней? И очень нелегко умирали. За пару дней всякий хоть раз да пил воду. А еще я мог преобразовать твердую землю в зыбучий песок или трясину. Это — тоже преобразование.

— Мне испугаться?

— Тебе? Тебе не надо. Просто я не хочу, чтобы ты думала обо мне лучше, чем я есть. А ты все равно думаешь.

— Ты делал это все ради развлечения? Или там все-таки была война? Война одного против всех? Конечно, Женевская конвенция сочла бы это безобразием и вообще оружием массового поражения, но разве у тебя был выход?

— Только умереть, — повел плечом Гарвин. — Все равно… Аиллена, не надо считать меня хорошим.

— Не считаю. Успокойся. Хороший — Маркус. Или Милит. Или шут. А ты или Владыка — нет.

— Владыка? — обиделся Гарвин. — Ну ты сказанула. Владыка, конечно, не хороший, потому что лучший. Иначе не был бы Владыкой.

— Он, может, и великий, и величайший, но он не хороший. Только я его все равно, наверное, люблю.

— А меня?

— И тебя. Даже больше, чем Владыку.

Гарвин засмеялся и обнял ее за плечи.

— Пустяк, казалось бы, а так приятно. Я тебя дурой называю два раза в неделю, я вообще… некромант и злодей, а ты меня любишь.

— Ну я же дура. Два раза в неделю. А что я смешного сказала?

Гару поднял голову и поставил уши торчком. Гарвин покосился в ту сторону.

— Какая-то женщина идет.

Лена даже поворачиваться не стала: уже заметно стемнело, и она точно ничего не увидела бы. Конечно, давным-давно маги подарили ей острое зрение, но, так сказать, нормально острое, а вовсе не эльфийское. Женщина подошла к костру минут через десять.

— Доброй ночи, путники. Не позволите ли погреться возле вашего огня?

— Здравствуй, — отозвался Гарвин почти радушно. — Располагайся. Не хочешь ли супу, Ищущая?

Лена подскочила, вызвав усмешку на лице эльфа.

— Супу? Охотно. Почему ты так испугалась, сестра? Ведь ты та, которую эльфы называют Аилленой?

— Та, — ответила Лена со смесью настороженности и вполне эльфийского высокомерия. Набралась. Дурной пример заразителен. Гарвин подавил очередную усмешку, выливая остатки супа в миску и подавая ее Страннице. Гару проводил миску грустным взглядом и уронил голову на лапы. Лена достала из мешочка сухари и на сладкое — медовые пряники. Странница с аппетитом стрескала суп, хрустя сухарями, напилась чаю с пряниками и очень довольно улыбнулась.

— Спасибо. Как-то не получилось с утра поесть, проголодалась, как волчица. Не надо смотреть на меня так опасливо, сестра. Что тебя тревожит?

— Не верю в случайные встречи такого рода.

— А кто говорит, что она случайная? Я шла к тебе.

— Что-то случилось или я опять чем-то не угодила ордену Странниц?