Агент чужой планеты - Валерий Нечипоренко

В свою очередь Макс погрозил мне кулаком. Похоже, меня он узнал мгновенно.

На привокзальной площади я припарковал машину на стоянке, затем пристроил на коленях блокнот и нацарапал записку:

"Иван Васильевич! Фекла Матвеевна!

Подательнице сего оказать радушный прием. Устроить удобный ночлег, поить и кормить вдоволь. Но и приглядывать за ней - ибо оной дамочке присуща нездоровая любовь к чужим вещам. Заберу ее лично через два-три дня. Возможно, несколько позднее, в зависимости от того, как сложатся обстоятельства.

С приветом, Вадим Ромоданов.

P. S. Купите ей новое платье и белье".

Записку я старался писать каллиграфически, помятуя о сетованиях Феклы Матвеевны относительно почерка моего дядюшки.

Вкратце объяснил Алине, что ее ожидает и как следует себя вести, оказавшись в Жердяевке.

Первый затормозивший таксист мне не прнравился - слишком блудливые глаза для такой пассажирки. Зато второй был в самый раз - добродушный пожилой простак с повадками закоренелого семьянина. Я объяснил ему, куда ехать, заплатил вдвое, ему же вручил записку с просьбой передать лично в руки Пономарцов, и махнул Алине:

- Карета подана!

Она крепко взяла меня за руку.

- Ты и вправду не боишься?

- Нет. Чего и тебе желаю.

- Ты и вправду все можешь?

- Все, что душа пожелает.

- А ты скоро меня заберешь?

- Как только, так сразу.

- А вспоминать будешь, хоть иногда? Хотите верьте, хотите нет: она смотрела на меня влюбленными глазами.

* * *

С этими нежданными заморочками я едва успел к первому звонку.

Большая покатая аудитория, в которой сейчас собрался весь наш поток -четыре группы, - глухо гудела.

Ближе к кафедре - как раз по центру - расположились оба наши гения -Виталий и Олег. Вокруг кучковались корифеи помельче.

Жанночки сегодня не было. Она - не самая прилежная студентка и частенько пропускает лекции.

Сбоку, возле прохода, в позе роденовского "Мыслителя" сидел Лорен. Похоже, его до сих пор пожирали тайные страхи.

Вот хлопнула дверь, и в аудитории установилась мертвая тишина. На кафедру взошел профессор Ермолин - гроза не только хвостистов и прогульщиков, но и "быстрых разумом невтонов". Ермолин вел курс начертательной геометрии и был твердо убежден, что ни один студент не в состоянии постичь сию науку в совершенстве. Высшая оценка, которую он иногда применял, - "весьма хорошо".

На вид Ермолин был добродушным стариканом с благообразной улыбкой. Но стоило кому-нибудь громко кашлянуть, как он оборачивался, внимательно смотрел на нарушителя и изрекал: "Молодой человек! Если вам неинтересен данный многотрудный предмет, прошу совершить променад". Все знали, что память у старика отменная, и попавший на заметку автоматически недоберет балла на экзамене. Поэтому на его лекциях стояла полная тишина.

Голова у Ермолина была совершенно лысая, на самой макушке сидел некий убор, который он не снимал ни зимой, ни летом. Наши остряки прозвали сей убор ермолкой, хотя на самом деле это была обыкновенная цветная тюбетейка. О ней ходили легенды. Рассказывали, что много лет назад один студент-бедолага, доведенный до отчаяния придирками профессора (тогда доцента), обрушил на его темечко мощный удар циркулем. С той поры на голове Ермолина зияет безобразная рана, которую он вынужден скрывать ермолкой, особенно после того, как совершенно облысел. Существовали разные варианты этой легенды: бил, мол, не двоечник, а отличник, которому тот завалил повышенную стипендию; бил не циркулем, а графином; и так далее, и тому подобное. Но все сводилось к одному: на голове у Ермолина страшная рана и оттого он носит ермолку. Никто ни разу не видел его обнаженной головы.

Итак, лекция началась. Народ принялся строчить конспекты и срисовывать проекции. Один Лорен задумчиво смотрел в окно.

И тут меня посетила забавная идея. Я вырвал из тетради листок и написал: "Спорим, что через десять минут профессор снимет ермолку?"

Записка поплыла по рядам и достигла адресатов - Виталия и Олега. Задал же я им задачку!

Выждав положенный срок, я сосредоточился на Ермолине.

Профессор как раз стоял спиной к аудитории, вычерчивая на доске очередную проекцию. Вот его левая рука потянулась к затылку и...

Эффект был потрясающим! Голова профессора оказалась совершенно гладкой. Как колено. И - никакой раны.

Вся аудитория ахнула как один человек. По-моему, даже стекла в окнах задребезжали.

Ермолин надел тюбетейку и недоуменно обернулся:

- Что случилось, друзья? Я ошибся?

Ответом было гробовое молчание. Рухнула студенческая легенда, десятилетиями любовно передаваемая из поколения в поколение.

После лекций я направился в общежитие. Надо бы забрать кое-какие вещи, главным образом рукописи, которые хранились в тумбочке.

Кроме того, поскольку весть о моем наследстве распространилась широко, не помешает помянуть моего любимого дядюшку. Пусть ребята видят, что я остаюсь славным малым, своим в доску.

Вот и она, моя 521-я комната.

Тут же нашлись добровольные гонцы, резво побежавшие по магазинам.

Вскоре скромный товарищеский обед перерос в грандиозный ужин, а далее -в ночной кутеж. Набилась полная комната. Про дядю забыли быстро. Гонцы только и успевали сновать до магазина и обратно.

Напился я в стельку.

Позже мне рассказывали, что, спустившись на третий этаж, я долго колотил в дверь Жанны, выкрикивая: "Жанна! Выходи за меня замуж! Выходи, Ж-ж-жанна! Поедем в Ж-ж-жердяевку!"

К счастью или несчастью, она не ночевала в общежитии.

А вот мне стоило бы немедленно завалиться спать. Но я решил ехать домой - и баста!

После долгих уговоров меня шумной гурьбой проводили до машины.

Мотор послушно завелся. Ну, поехали! Чего мне опасаться? Инспектора ГАИ? Да я в секунду внушу ему, что не пил ни капли.

В этот поздний час шоссе было абсолютно свободно, я гнал и гнал. Но когда на одном из поворотов машину занесло и она промчалась впритирку с дубом-великаном, мне оставалось только поблагодарить судьбу. Для водителей существуют и другие неприятности, кроме инспекторов ГАИ. Дереву не внушишь, что ты не пил.

Мне хватило ума снизить скорость. До дому добрался благополучно, однако поставить машину в гараж уже не оставалось сил. Ну и хрен с ней! Украдут -куплю другую, еще лучше.

Ввалившись в темную прихожую, я потянулся к выключателю, но тут мои ноздри наполнились едкой массой. Сознание помрачилось, я провалился в бездну.

* * *

Где-то далеко-далеко, за тысячью закрытых дверей, чуть слышно звонил колокол. Затем двери - с дальнего конца - начали распахиваться все стремительней. И вот невыносимой силы звук, способный разорвать барабанные перепонки, накрыл меня своими чудовищными волнами.