Добро пожаловать на Марс! (сборник) - Блиш Джеймс Бенджамин

Но призыв «ребенок в колодце» приостановило осознание того, что скоро наступит время, когда все усилия и надежды будут уже ни к чему. Полное и точное расследование, которое провели две семьи, показало, с очень маленькой вероятностью ошибки, какие именно припасы взяли с собой Дольф и Наннет. А исходя из этого, можно было вычислить, сколько времени они останутся живы, принимая (очень оптимистично) во внимание то, что они приземлились на Марсе мягко, без всякого вреда для себя, потерь или повреждений. Тут же стало ясно, что фон Браун, глава «Проекта Арес», не сумеет закончить его в отпущенные сроки, не говоря уж о том, что для полета на Марс кораблю потребуется 228 дней.

(Этот факт, однако, никоим образом не отговорил газеты спонсировать поездки на автобусах членам школьных научных клубов на Мыс Кеннеди, чтобы наблюдать за строительством корабля фон Брауна, хотя было мало вероятности что-то увидеть с того расстояния, на которое их допускали. Экскурсанты тайком делали снимки и потом давали интервью телевидению).

Никакое следствие и научные исследования, самостоятельные и на конференциях, не дали ни малейшего намека на то, каким именно образом Дольф и Наннет совершили этот полет. Один только этот факт сделал спасение юнцов почти таким же актуальным для ученых, как и для семей, попавших в беду, не только для получения этих знаний, но и потому, что ученые заподозрили у Дольфа ум, который не рождался на Земле после смерти Норберта Винера или, возможно, даже Германа Вейля. В конце концов, Дольф совершил открытие, о каком даже не могли мечтать ученые, несмотря на то, что в их распоряжении имелся самый важный факт, которого не было у Дольфа: то, что это может быть сделано, и уже было сделано.

Но время неуклонно шло к концу. «Нью-Йорк Таймс» стала вывешивать на Таймс-сквер таблички с количеством дней, которые были в запасе у детей, а затем счет пошел на часы. А потом настал день, когда «Таймс» подняла красный шар, проколотый у полюса, спуск которого означал самые важные события в жизни страны, такие, как выборы президента Соединенных Штатов. На этот раз его спуск должен был отметить окончание расчетного времени жизни Детей в Небе.

Шар был спущен в 23:32 по Восточному поясному времени — спустя девять дней после того, как Дольф покинул Землю. Посмотреть на это собралась огромная притихшая толпа, и спуск сопровождался совместным вздохом, почти шепотом, отдельных людей, который подхватили остальные. И по толпе пронеслась волна стона.

Во всем остальном мире были приспущены флаги, и никто не сумел бы подсчитать, сколько миллионов человек увидели передаваемые по телевидению всех стран поминальные службы.

Затем флаги были снова подняты, и начался выпуск мемориальных книг и брошюр. А к осени серьезное дело по управлению миром должно было войти в обычное русло.

Дело Детей в Небе было закрыто.

Дольф добрался до Наннет секунд через шесть-семь после падения, но эти секунды показались ему вечностью. Удар превратил ее ящик в беспорядочную кучу хлама, но света звезд на марсианском небе Дольфу хватило, чтобы сразу увидеть под ним неподвижное тело.

Он не стал тратить время впустую. Сорвав с себя респиратор, он надел на нее, и взвалил ее тело себе на плечо. И если секунды, пока он добирался до нее, показались ему вечностью, то нет слов описать, сколько времени он нес ее, задыхаясь в холодном воздухе и понимая, что не смеет задохнуться, к своему сомнительному убежищу. Затолкать ее безвольное тело в воздушный шлюз отняло также невыносимо много времени, тем более, что голова у него немилосердно кружилась. Но, так или иначе, они оба оказались внутри. Затем Дольф просто сидел, стараясь отдышаться.

К счастью, он уже привык обходиться малыми дозами кислорода, но все равно, едва не умер.

Однако через какое-то время он пришел в себя настолько, что сумел осмотреть девушку. Она находилась не в лучшей форме. Во-первых, она посинела от холода и, вероятно, от кислородного голодания, так что эта синева скрыла синяки и ушибы, которые наверняка должны быть. Приземление было жестким. Дольф не мог узнать, не сломала ли она что или какие еще травмы получила, пока она не придет в себя и не сможет сказать, где и что у нее болит.

Так что пока он не мог сделать ничего, кроме как продолжать давать ей чистый кислород и попытаться согреть. Для последней цели одного одеяла было бы мало. Не долго думая, Дольф лег рядом и прижал ее к себе.

Ему показалось, что он расположился на ночлег, прижав к себе огромный пузырь со льдом. Однако, к утру, перед самым рассветом, она стала более теплой, и Дольф, страдавший от холода всю ночь, сумел, наконец, немного поспать. Его разбудила утренняя песчаная буря, а немного погодя Наннет пошевелилась и пробормотала что-то неразборчивое под кислородной маской.

Дольф быстро встал, снял с нее маску и отключил кислород. Затем, со скрипящими мышцами, приступил к сооружению скудного завтрака. Наннет, ставшая теперь розовой, не считая великолепного синяка вокруг глаза, продолжала мирно дремать, и Дольф прилагал все усилия, чтобы не потревожить ее. Ей было нужно выспаться — а ему требовалось больше времени, чтобы все обдумать.

По крайней мере, ему было ясно, что дело Детей в Небе еще очень далеко от завершения.

8. Вино и буря

Не считая подбитого глаза и еще нескольких синяков, которые Наннет отказалась демонстрировать, с ней было все в порядке. Пока она летела на Марс, ее плохо загерметизированный ящик давал утечку, так что она потеряла сознание еще до приземления. Именно это и вызвало катастрофу, которая, к счастью, была не такой ужасной из-за более слабой гравитации Марса и непогашенного импульса движения ящика.

Конечно, оставалась вероятность, что она получила серьезную дозу облучения по время полета. Но поскольку полет длился несколько дней, а у нее не начали выпадать волосы, не появлялась бледность и тошнота, то Дольф решил не думать об этом. Не считая синяков, она была почти здорова — и голодна.

— Ты привезла с собой продукты? — спросил ее Дольф.

— Да, сколько вошло в мой ящик. Видишь ли, он был поменьше твоего.

— Ты хочешь сказать, что я вынужден делиться с тобой, — сказал Дольф, — Вероятно, это касается и кислорода, и всего остального. Уфф! Нэн, мне, конечно, приятно, что ты прилетела за мной, а также что ты такая умная, но мы в полном дерьме! Тебе не следовало делать этого.

— Но я уже здесь, — заметила Наннет. — Ия…

— О кей, о кей! Мы оба остались живы. Думаю, нам нужно отправиться на место падения ящика и поглядеть, что там уцелело.

— Отлично! Пошли туда…

— Не так быстро! И, Нэн, пожалуйста, не нужно суетиться. Ты впустую тратишь кислород. Поверь мне, здесь мы должны продумывать каждое движение, прежде чем сделаем его.

— Прости, — сказала Наннет с таким покаянным видом, что Дольф немедленно почувствовал себя, как тридцать три задницы, — Жду твоих приказов.

— Дело не в приказах, — сказал Дольф и замолчал, обдумывая, как объяснить этой бурлящей энергией девчонке, что она может в любую минуту умереть сотней различных способов, как один раз уже чуть было не умерла. — Во-первых, у меня только одна маска и один комплект теплой одежды, а также одни защитные очки. Нельзя выходить наружу без всего этого. Условия здесь такие же, как на вершине Эвереста плюс посреди Мертвой пустыни. В полдень достаточно тепло, но в остальное время царит смертельный холод.

— Я это знаю, — с некоторым удивлением сказала Наннет, — Я захватила с собой очки и маску… просто я забыла надеть их перед приземлением. Они остались на месте аварии, наряду с кислородными баллонами и моей теплой одеждой.

— А-а… Ну, так я пойду и принесу их. Если они целы, то потом, вероятно, мы сможем выходить вдвоем.

— Превосходно! — воскликнула Наннет, — А пока ты ходишь, я приготовлю завтрак.

— Нет, нет!

— Это еще почему?

Дольфу пришлось сначала откашляться.