Светлана, дочь Сталина. Судьба Светланы Аллилуевой, скрытая за сенсационными газетными заголовками - Мартин Эбон

В 1934 году была построена новая дача в Кунцево, располагалась она в нескольких километрах от Москвы неподалеку от шоссе на Ленинград. Сталин проводил там почти все свое свободное время до того, как началась война, когда он постоянно задерживался в Кремле, наверное, дольше, чем ему хотелось. В Кремле, Кунцево и Сочи Светлана провела много счастливых лет. Спутниками ее игр были дети ведущих партийных работников. Но время шло, и они со своими родителями исчезали из ее жизни по мере совершавшихся в стране политических перемен. И сообразительный ребенок впервые начал задумываться о реальной жизни, протекавшей за границами ее безопасного мира.

В реальном же мире ее отца горизонт уже омрачали грозовые тучи, возникшие еще тогда, когда она только появилась на свет, в 1925 году. Сталину исполнилось 46 лет, и он выиграл борьбу за власть со Львом Троцким, страстным оратором и блестящим тактиком Гражданской войны, который в интеллектуальном отношении был выше Сталина, но уступал ему в тайном коварстве. Троцкий был уволен с поста военного комиссара и принужден эмигрировать в Мексику, где в 1940 г. был убит.

В том же 1925 году город Царицын, где Сталин воевал в годы Гражданской войны и где рядом с ним была Надежда, был переименован в Сталинград. Уже после смерти Сталина город еще раз, согласно ритуалу, сменил свое имя и стал Волгоградом. В течение тех семи лет, которые отделяли рождение Светланы от самоубийства ее матери в 1932 году, ее отец был занят подготовкой и проведением чисток, которые следовали одна за другой. Сначала после критики снимали с должности, затем предъявляли обвинение и судили, потом следовали казни и ссылки, заключения в лагеря. Расправлялись с отдельными людьми, которые зачастую были соратниками Сталина по революционной борьбе, и проводили массовые расстрелы, что в итоге создавало атмосферу всеобщего террора.

Смерть Надежды Аллилуевой Сталин мог объяснить, как часть заговора, направленного против него; такова, возможно, была его первая реакция. К тому времени у него появились противники, и существовали серьезные причины для подозрений. Несомненно, он был целью многих планировавшихся и неудавшихся заговоров. Ему удалось выжить в условиях постоянных кремлевских интриг не в последнюю очередь благодаря обостренному чувству подозрительности к тем людям, от которых можно было ожидать, по его мнению, неожиданного удара в спину.

В течение первых четырех лет своей жизни Светлана была источником счастья для Надежды. Мать редко оставляла ее одну и не участвовала в партийной работе. Сталин претендовал встать во главе правящего триумвирата вместе с Львом Каменевым и Григорием Зиновьевым. Однако вскоре на партийном съезде порвал с ними и, чтобы противостоять им, заключил союз с Николаем Бухариным и Алексеем Рыковым.

1927 и 1928 годы, когда Светлане было, соответственно, 2 и 3 года, были особенно тяжелыми для Надежды. Сталин еще не обрел достаточной силы, чтобы физически «ликвидировать» своих явных и воображаемых соперников. Вместо этого он избрал рискованную и изматывающую тактику натравливания их друг на друга. Такие действия, по крайней мере, на время спасли жизнь Льва Троцкого. Но 17 ноября 1927 года драматическое событие подобно яркой молнии озарило политический ландшафт Советского государства; сумрак еще более сгустился, и потекли реки крови. Ветеран дипломатической службы Адольф Иоффе покончил жизнь самоубийством.

Для поколения русских, к которому принадлежит Светлана Аллилуева, многое, по-видимому, могло прояснить предсмертное письмо Иоффе, адресованное Троцкому. В частности, в нем говорилось:

«Я всегда стоял на той точке зрения, что политический общественный деятель должен так же уметь вовремя уйти из жизни, как, например, актер – со сцены, и что тут даже лучше сделать это слишком рано, нежели слишком поздно.

Более тридцати лет назад я усвоил философию, что человеческая жизнь лишь постольку и до тех пор имеет смысл, поскольку и до какого момента она является служением бесконечному, которым для нас является человечество, ибо поскольку все остальное конечно, постольку работа на это лишена смысла; если же и человечество, быть может, тоже конечно, то, во всяком случае, конец его должен наступить в такие отдаленные времена, что для нас оно может быть принято за абсолютную бесконечность.

В этом, и только в этом я всегда видел единственный смысл жизни. И теперь, оглядываясь на прожитую мною жизнь, из которой я 27 лет провел в рядах нашей партии, я – думается мне – имею право сказать, что всю свою сознательную жизнь оставался верен своей философии, то есть всю ее прожил со смыслом, ибо – в работе и борьбе за счастье человечества… Кажется мне, я имею право утверждать, что я ни одного дня своей жизни, в этом понимании, не прожил без смысла. Но теперь, по-видимому, наступает момент, когда жизнь моя утрачивает свой смысл, и, следовательно, для меня появляется обязанность уйти из нее, покончить с нею.

…Я знаю вообще отрицательное отношение партии к самоубийцам, но я полагаю, что вряд ли кто-нибудь, уяснив себе все мое положение, смог бы осудить меня за этот шаг.

…Если бы я был здоров, я нашел бы в себе достаточно сил и энергии, чтобы бороться против созданного в партии положения. Но в настоящем своем состоянии я считаю невыносимым такое положение в партии, когда она молчаливо сносит исключение Ваше из своих рядов, хотя абсолютно не сомневаюсь в том, что рано или поздно наступит в партии перелом, который заставит ее сбросить тех, кто довел ее до такого позора… В этом смысле моя смерть является протестом борца, который доведен до такого состояния, что никак и ничем иначе на такой позор реагировать не может.

Если позволено сравнивать великое с малым, то я сказал бы, что величайшей важности историческое событие, – исключение Вас и Зиновьева из партии, – что неизбежно должно явиться началом термидорианского периода в нашей революции, и тот факт, что меня после 27 лет революционной работы на ответственных партийно-революционных постах ставят в положение, когда не остается ничего другого, как пустить себе пулю в лоб, – с разных сторон демонстрируют один и тот же режим в партии, и, быть может, обоим этим событиям, малому и великому совместно, – удастся или суждено стать именно тем толчком, который пробудит партию и остановит ее на пути скатывания к термидору…

Так не пугайтесь же теперь, если кто-нибудь от Вас даже и отойдет или, тем паче, если не многие так скоро, как нам всем бы этого хотелось, к Вам придут. Вы правы, но залог победы Вашей правоты – именно в максимальной неуступчивости, в строжайшей прямолинейности, в полном отсутствии всяких