Пэпэла (Бабочка) Часть 5 - Уваров Максимилиан Сергеевич

Дегтярев посмотрел на Илико и испугался. Он походил на душевнобольного, которому забыли дать успокоительное. Его глаза были наполнены ужасом, тело била мелкая дрожь, а кулаки судорожно сжимались.

– Илюша, дорогой! Давай-ка мы пойдем сейчас в ванную, потом ты поешь и ляжешь, – он встал и помог Илико подняться со стула.

Видимо, Дегтярев побоялся оставлять Илико одного. Пока набиралась вода, тот сидел на табуретке и неотрывно смотрел на бегущую из крана струю. Роман Константинович раздел его, словно беспомощного ребенка, и помог залезть в ванну.

– Сейчас тебе полегчает, – Дегтярев мылил волосы Илико шампунем и аккуратно лил ему на голову воду из кувшина. – Теперь все будет хорошо. Ты станешь солистом Гранд Опера, Илюша! Тебе будет рукоплескать вся театральная публика. Я организую тебе потрясающие гастроли! О «Порхающей бабочке» заговорит весь мир.

– Я хочу сделать Огюсту подарок, – вдруг очнулся Илико. – Давай закажем у Рабиновича запонки!

– Эм… Рабиновичей нет в Париже, – замялся Дегтярев.

– Почему, – обернулся к нему Илико.

– После вашего разрыва Мойша Рабинович перерезал себе вены. Его спасли, но Азриэль увез сына. Куда – не знаю, – сказал он, мягко гладя Илико по голове.

Взгляд Илико стал стеклянным. Он несколько секунд смотрел в одну точку, потом обхватил голову руками и заплакал.

– Я чудовище! – кричал он. – Я всем приношу только боль и страдания! Огюст, Мойша, Соня. Сонечка! Я мерзавец! Как я мог тебя так обмануть! Ты святая! Мойша! Огюст! Я и вам сломал жизнь! Изя… Изя! Где ты?! Прошу, прости меня. Забери меня отсюда! Изя-а-а…

Крепкая пощечина прервала крик, и Илико испуганно посмотрел на Дегтярева.

– Возьми себя в руки! Теперь путь к славе для тебя открыт, а ты рыдаешь по теням прошлого? Забудь их и иди к цели, мой мальчик! – сказал ему Роман Константинович.

– Ты ведь не бросишь меня, Ромочка? – спросил Илико, вытирая слезы.

– Я буду с тобой, мой мальчик! – погладил его по щеке Дегтярев.

На театральный совет были приглашены главный режиссер Николай Сергеевич Мельников, балетмейстер Ксвелий Мелье, дирижер Иосиф Мейер и главный художник-оформитель Клер Манус.

– В связи с тем, что наш премьер вышел из строя, и я так думаю, что насовсем, я хочу представить вам нашего нового солиста – Илиа Чантурия! – сказал директор театра Генрих Бенталь и указал рукой в сторону Илико.

– Протестую, господа! – Мельников поднялся со стула. – Я отказываюсь работать с этим человеком.

– С чего это, Николя? – удивленно поднял густые брови Беналь.

– Я никогда не прощу вам Огюста, господин Чантурия, – Мельников повернулся к Илико и бросил на него презрительный взгляд.

– Господин Мельников, по данным полиции, господин Чантурия не виновен. Напротив, он хотел остановить господина Рапье. В том, что случилось с Огюстом, нет вины Илии, – возразил директор.

– Простите меня, господа, но я подаю прошение на увольнение из театра. Рад был с вами работать, – Мельников кивнул всем присутствующим, за исключением Илико, и вышел из кабинета директора.

========== Глава 10 ==========

И в этот раз на помощь Илико пришел Дегтярев. Он выписал из Рима модного балетмейстера Тарро Торилло. Итальянец был просто помешан на русском балете и сразу предложил ставить «Щелкунчика», оставив также в репертуаре «Сильфиду» и «Петрушку», миниатюры «Полуденный отдых Фавна» и «Призрак Розы» и добавив к ним «Половецкие пляски». И конечно, все главные мужские партии должен был танцевать Илико.

Репетиции начинались только через неделю. Илико немного пришел в себя после длительного запоя и решил заглянуть в театр, где оркестр и хор уже вовсю репетировали начальную сцену «Половецких плясок».

Илико вошел в большой зал и сел в дальнем темном углу.

«Улетай на крыльях ветра ты в край родной, родная песня наша…» – нежными голосами пели сопрано в сопровождении гобоя и флейты. Воздушная мелодия лилась спокойно и привольно.

Илико откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Перед  ним проплывали зеленые просторные долины, ровные ряды виноградников, вершины гор, залитые ярким солнечным светом. Тонкой блестящей змейкой меж камней струилась река. Город в тени высоких деревьев. Раскаленные камни домов и мостовой. Знакомая улочка. Мама вешает белье на веревки, натянутые во дворе. Отец о чем-то спорит с Гией. Пушистый кот раскинулся темной кляксой на траве, грея старые кости на солнце.