У рояля - Жан Эшноз

На самой нижней ступени в этой иерархии стояли подручные и их помощники, собиравшие посуду и осуществлявшие сообщение между старшими по ряду и кухней, невидимым помещением, в котором под присмотром шеф-повара работал сложный механизм, состоявший из поваров, поварят, мойщиков посуды, заведующих кладовой, погребом, посудой, хозяйством, в то время как на вершине пирамиды находился директор ресторана, внимательно наблюдавший за всем со стороны. На нем были пиджак и жилет цвета маренго, полосатые брюки, черные носки и черные туфли, голова сверкала сединой.

Видимо, поступившие в Центр раньше и, следовательно, лучше информированные соседи Макса по столу, казалось, проявляли большую осведомленность в том, что касалось двух возможных исходов — парк или город. Каждый терзался вопросом о своем будущем, ревниво стараясь не упустить из виду ничего, что касалось будущего других. Спорили горячо и даже потихоньку заключали пари, Макс молча слушал. До того как он узнал о том, что проживание в Центре раздельное, он еще мог, вспоминая Розу, лелеять надежду встретить ее в ресторане, но теперь, конечно, об этом нечего было и думать.

Итак, решения выносились еженедельно. Некоторые из присутствующих, пробывшие здесь пять или шесть дней, успели познакомиться и разговориться. Макс чувствовал себя новичком, на которого смотрят свысока, не глядя передавая ему соль и не обращаясь к нему. Макс, как ему показалось, снискал немного расположения только у раздельщика в белоснежной кухонной куртке, сновавшего со своей хромированной тележкой между столиками, подносившего клиентам целый кусок и отрезавшего от него, сколько они укажут. В тот день можно было выбрать цыпленка по-польски или седло косули с камберлендским соусом. Макс выбрал цыпленка, попробовал десерт, выпил кофе и стал дожидаться, пока за ним придет Бельяр.

— Ну, — спросил Бельяр, пока они ехали в лифте, — встретили кого-нибудь?

— Нет, — ответил Макс, не заметивший в ресторане никого из знакомых. Все еще находясь под впечатлением от встречи с Дорис и Дино, хотя тот упорно цеплялся за свое инкогнито, он был немного разочарован тем, что не увидел других знаменитостей.

— Напрасно надеялись, — сказал Бельяр, объяснив, что один из принципов Центра состоит в том, чтобы использовать известных людей в составе обслуживающего персонала, но с соблюдением жесткой квоты: не более двоих на этаж. — Вот, например, этажом ниже, — уточнил он, — у нас Ренато Сальватори и Сорайя. Бывшие звезды, оставленные в Центре, освобождены от альтернативы между городской зоной и парком, статус, конечно, без риска, но и без будущего.

Макс хотел было попытаться вызвать его на разговор относительно этого самого будущего, когда негромкий звуковой сигнал лифта дал знать, что они приехали. Пройдя через новые коридоры, они оказались у другого выхода, совсем не похожего на тот, через который Макс пытался бежать. Здесь не было ни двери с вращающимся тамбуром, ни сторожевой будки, ни покрытой гравием площадки снаружи перед входом. Две огромные застекленные двери выходили прямо на природу.

— Не хотите ли совершить небольшую прогулку для пищеварения? — спросил Бельяр.

— Охотно, — отозвался Макс.

— В таком случае, прошу вас, следуйте за мной.

Сначала они взобрались на высокую скалу, откуда Макс мог составить себе представление об общей структуре парка. Перед ним расстилалось необъятное, покрытое растительностью пространство, очертания которого немного закруглялись на горизонте, но настолько обширное, что общий обзор, казалось, не укладывался в триста шестьдесят градусов. Это пространство состояло из удивительно разнообразных пейзажей, счастливо сочетающихся друг с другом, в них были представлены все мыслимые геоморфологические формы — пики гор, холмы, долины, обрывы, каньоны, плато и т. д., прорезанные разветвленной гидрографической сетью. Там и сям блестели, разливались, текли или стояли реки, речушки, потоки, озера, озерки, пруды, ручьи, водопады, а еще дальше за горизонтом угадывалось море.

Когда они спустились к подножью скалы, глазам Макса открылось изобилие растительности, также простиравшейся до самого горизонта. Представители растительного мира из самых разных широт и климатических поясов сосуществовали в согласии бок о бок, как это можно видеть в некоторых португальских садах, только здесь, казалось, не был забыт ни один из тридцати тысяч видов деревьев, насчитывающихся в мире.

— Продолжим, — сказал Бельяр. — Рассмотрим все это поближе.

Они зашагали по дороге, тоже ничем не напоминающей ту, по которой Макс шел накануне. По обеим сторонам вперемежку росли фруктовые деревья, деревья декоративные и лесные, а внизу под ними земля была усеяна цветами. Среди этой пышной флоры не было недостатка и в фауне. Пугливые кролики, словно заводные игрушки, рассыпались по кустам, стайки разноцветных колибри расчерчивали небо, перепархивая с ветки на ветку, низко над землей с жужжанием сновали великолепные, тщательно подобранные насекомые — блестящие стрекозы, лакированные божьи коровки и тяжелые жуки с металлическим отливом. Вверху невоспитанные обезьяны раскачивались на лианах, издавая дурацкие крики, в то время как их более дисциплинированные сородичи собирали плоды, складывая их в корзинку, подвешенную на сгибе локтя.

Вскоре между деревьев показались домики, разбросанные там и сям и такие же разнообразные, как сами деревья. Эти строения происходили из самых разных культур — от избы и шалаша наподобие юрты до традиционного чайного домика, хотя были среди них и строения более современные: надувные сооружения из пропилена, жилища из бетона с застекленной надстройкой, автомобильные фургоны-прицепы, цельнокорпусные капсулы из пластика и даже один модуль фирмы «Альжеко». У них у всех имелись две особенности. Во-первых, все они были уменьшенного размера, словно их спроектировали специально для одного, самое большее, для двух человек. Во-вторых, почти все из них, кроме тех, что были на колесах, можно было быстро разобрать и собрать. Когда Макс высказал свое удивление по этому поводу, Бельяр объяснил, что обитатели парка склонны вести кочевой образ жизни и размеры пространства это позволяют. Рассеянные среди ландшафта, эти передвижные жилища и их обитатели держались на расстоянии друг от друга, хотя некоторые, более оседлые, устроившиеся на деревьях среди ветвей, устраивали подвесные переходы, протянутые, например, от платана к секвойе.

Но все эти строения, обитателей которых иногда можно было различить, Макс видел только издалека.

— Мы не могли бы подойти чуть-чуть поближе? — спросил он.

— Нет, — ответил Бельяр, — не могли бы. Не следует их тревожить, они этого не любят. Они дорожат своим покоем, и к тому же у вас ведь статус посетителя, и я не могу допустить, чтобы вы встретились с ними. Могу вам только сказать, что они живут в тишине, каждый в своем домике, стиль которого выбрали сами. Это правило всех устраивает. Поскольку парк очень велик, то каждый может жить на свой манер, не мешая другим. Но если они хотят, то встречаются. У них есть спортивное оборудование, площадки для гольфа и тенниса и клубы водных видов спорта на естественных водоемах. Должен отметить, что достижения у них очень неплохие. Иногда они организуют небольшие концерты или спектакли, разумеется, участвовать никого не заставляют. Каждый делает, что хочет. Я все-таки покажу вам одно жилище, сейчас оно как раз не занято.

Он подвел Макса к миниатюрному коттеджу в английском стиле с садиком, в котором под мерцающей радугой от автоматической системы орошения в изобилии росли розы, анемоны, флоксы и маки в тени мастиковых деревьев и ликвидамбаров.

— Посмотрите, как это прекрасно, — восхитился Бельяр, — они даже могут возделывать свой сад. И здесь полным-полно фруктовых деревьев, можно вволю есть любые фрукты. Ну, то есть, когда я говорю «любые фрукты», я, хм, прежде всего имею в виду папайю. Из-за того, что здесь практически нет смены времен года, климат для папайи получился идеальный. Она неудержимо растет повсюду. Между нами говоря, это на любителя, лично я не очень хорошо ее перевариваю. Пойдемте, я хочу вам показать более экзотические жилища, воспользуемся тем, что там сейчас никого нет. Они, конечно, не так комфортабельны, но мы их используем только для временного проживания.

Макс смог по очереди полюбоваться хижиной, построенной на дубовых столбах, с балками из каштана, пространство между которыми было заплетено ивовыми прутьями, а крышу покрывал толстый слой сосновых игл, насыпанный на каркас, тоже из ивовых прутьев; круглой хижиной, в которой все — остов, стены и крыша — представляло собой искусное переплетение бамбука, тростника и камыша; шалашом, где пол был покрыт циновками из пальмовых листьев, перевязанных нитями из козьей шерсти, а стенки затянуты толстой парусиной; домиком-лачужкой конической формы со стреловидным каркасом, построенном на фундаменте из кирпичей, скрепленных смесью грязи со скошенной травой, торфом и коровьим навозом.