ЛЮ:БИ - Наталья Рубанова

Рыдала Сухова долго – но, впрочем, бестолково, безо всякого облегчения, хотя всхлипы и заставляли дыхалку ее, как заставили б дыхалку любого двуногого, работать лучше, а значит, помогали, как непременно (и, как всегда, некстати) сказали бы эти, «бороться со стрессом»; с другой стороны, Сухова понятия не имела, как придать процессу слезоизлияния хоть какой-нибудь смысл и есть ли он, этот загадочный смысл, в ее жизни (далее следовали истеричные обобщения), и где, мамадорогая, взять денег, если у тебя ни работы, ни даже воттакусенького (далее следовал характерный жест) husband’a, а потому казалась себе жалкой и никчемной: пожалуй, она уже готова была поверить в это, далее опускаем.

Утром немного полегчало, но лишь немного – что делать, Сухова и впрямь не представляла: впрочем, не в петлю же… Однако «отпустить ситуацию», как советовали финансово укомплектованные душеведы, не получалось – вменяемых вакансий, а тем более откликов на резюме, все не было, ну а деньги – особенно в свете последних событий – утекали быстрее обычного. Просмотрев, как обычно, job-сайты, Сухова решила уж было податься в, как это теперь называлось, клининговую службу: что ж, она может и шваброй махать, – у нас, помнила вдолбленное с детства, любой труд почетен: кем быть, дядя Степа, чего молчи-ишь?.. Вздохнув, heroИня наша подняла с пола журнальчик – тот самый, и, открыв наобум, ткнула пальцем в страницу, и прочла: «Услуги астропсихолога».

Сирена на другом конце провода оказалась, что и требовалось доказать, прежде всего психологом – да таким, что Суховой тотчас захотелось поведать ей о «горькой своей доле», от чего, впрочем, она удержалась: если все рассказать самой, какие тогда услуги оплачивать? Но, бог мой, как же хотелось выдавить из печенок, из кишок это вот: «Я не допущу, не допущу, – слышите? – не допущу того, чтобы мой сын краснел при произнесении слова папа, как это всегда было со мной, когда родители развелись! Как мне сводило челюсть, когда нужно было сказать папка для тетрадей! Не допущу-у, слышите, э-эй?!..» – вместо этого Сухова отстраненно, словно не о себе, информировала, как сказали бы эти, сирену о своих операциях, переездах и пр. «травматических ситуациях», зная которые она – «Я работаю с корректным временем: только тогда натальная карта будет правдива: вы должны узнать точное время своего рождения», – конечно же, просмотрит тенденции и раскроет ей, Суховой, тайну ее предназначения… «Планеты Солнечной системы – своего рода таймер, – пела сирена: Сухова, впрочем, с трудом улавливала смысл слов. – Должен быть и соответствующий аспект на небе… Классическая западная астрология… Время, вытягивающее из нас потенциал…» – интересно, сколько вытянет из меня твой астропрогноз, думала Сухова; когда же сумма – восемь тысяч – была озвучена, heroИня наша поспешила проститься. «Мой коллега сделает дешевле – могу рекомендовать! – не успокаивалась психологиня. – За шесть. Шесть тысяч рублей вас устроит? Подробнейший индивидуальный гороскоп и двухчасовая персональная консультация… В Москве вы не найдете профессионала дешевле, я вам говорю как специалист…» – далее опускаем.

«Еще один служащий этой компании покончил с собой: ежегодно от трехсот до четырехсот человек во Франции сводят счеты с жизнью по причинам, связанным с проблемами на работе. Психологи заговорили об эпидемии „профессиональных самоубийств“. Самые громкие случаи – в компании France Telecom» – Сухова поспешила щелкнуть пультом и уставилась в Лунный календарь: что ж, до растущей не так много, ну а сегодня… сегодня – тринадцатое, сегодня она – как и все эти полгода – снова зайдет в церковь, чтобы купить тринадцать свечей. То, что церкви лучше менять, Сухова поняла после того, как в ответ на ее просьбу дать сдачу мелочью, а не купюрами, монахиня фыркнула: «Это еще зачем?» – «Батюшка велел. Для отчитки…» – соврала Сухова. – «Странный какой-то батюшка! И где нашла такого?..» – но сдачу-таки дала, и Сухова, вернувшись домой, подкинула да и шмякнула об пол горсть монет. Утром, не умываясь и не причесываясь, она должна будет собрать их, положить в новый носовой платок, завязать тот крепко-накрепко и спрятать под кровать… главное, чтобы Данька не тронул, надо ему напомнить: пускай смеется – плевать! Она же не только для себя старается… шестой кулечек: аккурат последний…

Проснувшись от внезапного толчка, Сухова метнулась в прихожую и остолбенела: пол сиял девственной чистотой – никакой тебе мелочи. «Данька! – крикнула наша heroИня. – Ты?!..» – кинувшись в спальню, она уже хотела ввалить сыну по первое число, но вдруг резко остановилась, увидев его, крепко спавшего в усыпанном монетками кресле; пустая аптечка валялась рядом, тут же.

Диптих

Кто-то, в Париже – «Париж прекрасен, но он смердит»[44] – чувствует то же, что и я. Не суть, «она» или «он»: важен сам факт ее/его существования. Qui a – ки э – fonde cette ville – фонде сэт виль?..[45]

Вы можете не расслышать. Или усмехнуться. Сделать такой-то или такой-то вид: это ничего не изменит, ведь я – воровка огромного города, воровка целой улицы, а значит – богачка!

Краду дождь, воздух, асфальт, свет фонаря, мелодию французского аккордеона: жизнь назад, в переулке. А он/а, чей язык мне, невежде, неведом, уже дышит в затылок. От этого слегка не по себе – двойник («нечисть»?): так и идешь прямо по воздуху, и памятники на тебя – снизу вверх…

Je voudrais – жё вудрэ – commander une – командэ юн – communication avec Paris – комюникасьон авек Пари[46]…C’est urgent! – Сэ тюржан![47]

«А ты? Ты видишь смысл, в своей Франции?».

Мне отвечают на загипсованном унисексе: «Девятого июля в Париже дождь. Ветер западный, пять метров в секунду. Температура днем плюс двенадцать-четырнадцать».

Да вот же, вот мой двойник, видишь? Бредет по кварталу Дефанс: запрокинув голову, разглядывает выпуклости небоскребов и впадины немыслимых, каких-то инопланетных, геометрий. Я же бреду по Маросейке, сворачивая то один, то в другой переулок: в них еще возможно закружиться, но раствориться – уже нет. Или это я бреду по кварталу Дефанс, а мой двойник – по Китай-городу?..

La ligne – ля линь – est occupee – э токюпэ[48]: звонок на тот свет!

Сент-Шапель, шедевр готического зодчества… (хрупкая, не очень красивая француженка в красных плетеных сандалиях, подрабатывающая экскурсиями и мечтающая о выходных) строился 33 месяца – с 1246-го по 48-й год… Сент-Шапель закрыт в праздники, «…а я? Я для чего закрыт/а? И праздничные ли это дни?» – шепотом горячим: ты – мне.

Молчишь, избегаешь, смешиваешь табак с чем надо, любишь на шелке, дышишь, и снова – чуешь! Сейчас ты там, в капелле, на витражном втором, где молились короли, начиная с Людовика IX, – подает голос хрупкая, не очень красивая, француженка в красных плетеных сандалиях: мне почему-то жаль ее.

Я вижу, как ты – ты, сейчас – идешь по кварталу Марэ, и вот уже – площадь Вогезов, и музей: тебе, впрочем, не до Пикассо, ты ведь покупаешь тюльпаны: капли воды смеются на солнце – слизнешь? оставишь?..

«Да откройте же!!!!!!!!!!!!!!!! Je voudrais – жё вудрэ – trios timbres – труа тэмбр – pour la France – пур ля Франс!!!!!![49]»

Я – там, где родилась Малютка-Воробышек, где цветочницы пахнут фиалками и любовью, где Сакре-Кёр, Шайо и остров с собором прямо посреди Сены! Я должна, по идее, испытывать «восторг туриста»: увы, мне отказано и в этой безделице. Уставшая, захожу в крошечное кафе (четыре столика, цветы, копия «Любительниц абсента» на стене): к мороженому я равнодушна, однако заказываю. Запретное лакомство детей и полнеющих барышень обжигает язык – я таю от этой наглости, такой юной и праздничной, ошалеваю, кружусь…

А потом плыть над Тюильри, и – дальше, дальше! – над Елисейскими, и – еще дальше, еще, еще! Главное – не застыть: тогда только вырвешься, тогда только кожу старую сбросишь, тогда… Только когда вот?..

В стране, где «загадочная русская душа» никак не разделается с «проклятыми вопросами», даже авеню звучит сказочно: но, собственно, «вся Франция» заверстана в шестьдесят четыре полосы, отпечатана на меловке и выкинута на продажу: путеводитель…

Ночь в гостинице – у тебя там, как и у меня тут, нет дома, зато: рот смеющийся есть, глаза смеющиеся есть, ладони… но вот ладоней не вижу, не представляю, а ты: «J’ai reserve – жэ рэзэрвэ – une chamber – юн шамбр[50]»!..

Не увидеться, только б никогда не увидеться…

Совсем необязательно видеться с тем, кто смотрит, как и ты, на небо через оконное стекло, а потом распахивает его и, вдыхая то носом, то ртом парижскую пыль, мечтает о бегстве: вверх, в воздух.