Город Эмбер: Побег - Джин Дюпро

— Иногда бывают, — сказал Лупер. Поппи действительно захныкала.

— Ладно–ладно, — сказала Лина. — Давай–ка слезай.

Она ссадила малышку на пол, и та сразу же отправилась исследовать лавку, ковыляя на своих неуверенных ножках.

— Я бы хотела взглянуть, — сказала Лина. — Покажите мне цветные карандаши. Если они у вас есть, конечно.

— Несколько штук имеется, — хмыкнул Лупер. — Но это довольно дорогое удовольствие. — Он снова ухмыльнулся, еще раз продемонстрировав свои торчащие во все стороны зубы.

— Можно посмотреть?

Лупер удалился в заднюю комнату и вскоре вернулся, держа в руках маленькую коробку. Он поставил ее на прилавок и откинул крышку. Лина наклонилась, чтобы взглянуть поближе.

В коробке лежала по меньшей мере дюжина карандашей — красный, зеленый, синий, фиолетовый, желтый, оранжевый… Их еще ни разу не точили, и на одном конце у каждого был ластик. Сердце Лины сильно забилось.

— Сколько они стоят? — спросила она.

— Боюсь, для тебя дороговато, — высокомерно сказал продавец.

— А я боюсь, что в самый раз, — парировала Лина. — Я, между прочим, уже работаю.

— Ладно–ладно, — примирительно сказал Лупер. — Не надо обижаться. — Он взял из коробки желтый карандаш и повертел его. — Любой карандаш — пять долларов.

Пять баксов?! Да за семь можно было купить шерстяную кофту — пусть старую и всю в заплатах, но все еще теплую.

— Это слишком дорого! — сказала Лина. Продавец пожал плечами и закрыл коробку.

— Подождите, — поспешно сказала Лина. — Может быть… — Она лихорадочно думала. — Дайте мне еще раз на них взглянуть.

Продавец снова открыл коробку, и Лина склонилась над карандашами. Она взяла из коробки один. Он был ярко–синий, и в центре его плоского кончика виднелась темная точка грифеля. Розовый ластик держался в сияющей металлической муфте. Как же это красиво! «Я куплю только один, — уговаривала себя Лина. — А потом скоплю еще немного денег и тогда уже куплю бабушке кофту. В следующем месяце, обещаю».

— Ну, решай, — сказал Лупер. — У меня есть и другие клиенты, которые этим делом интересуются. Ты берешь?

— Хорошо, я возьму один. Нет, погодите… Чувство, которое испытывала сейчас Лина, было похоже на голод. Она хорошо знала это чувство — когда рука, словно независимо от твоей воли, тянется к кусочку пищи. Слишком сильное чувство, противостоять ему было невозможно.

— Я покупаю два, — сказала Лина, и в глазах у нее померкло от ужаса: да что же это она вытворяет? Ей показалось, что она сейчас грохнется в обморок.

— Какие? — нетерпеливо спросил продавец.

В маленькой коробочке карандашей сосредоточилось больше красок, чем во всем городе. Цвета Эмбера были скудны и однообразны — серые здания, серые улицы, черное небо; одежда горожан в результате долгого ношения выцвела до грязно–зеленого, ржаво–красного и серо–голубого. Но эти карандаши… Их цвет был таким же ярким и чистым, как цвет листвы и цветов в оранжерее.

Рука Лины замерла над коробкой.

— Я возьму голубой, — сказала она, — и… желтый. Нет, погодите…

Продавец вздохнул.

— Голубой и зеленый, — выпалила Лина. — Я покупаю голубой и зеленый.

Она взяла из коробки два карандаша, затем достала из кармана куртки деньги и протянула их продавцу. Карандаши теперь были ее собственностью, и Лина ощутила неистовую, дерзкую радость. Она отвернулась от прилавка и только тут заметила, что малышки нигде нет.

— Поппи, — позвала она громко, и сердце ее упало. — Вы не видели мою сестренку? Она вышла на улицу? Куда она пошла?

Лупер равнодушно пожал плечами:

— Не обратил внимания.

Лина вылетела из лавки и посмотрела налево, потом направо. На улице было много людей, были и дети, но Поппи не было. Она схватила за рукав проходившую мимо старую женщину:

— Вы не видели маленькую девочку, совсем малышку, одну? В зеленой курточке с капюшоном?

Старуха тупо посмотрела на нее и покачала головой.

— Поппи! — позвала Лина. — Поппи! — Ее голос сорвался на крик.

Не мог же маленький ребенок уйти далеко, подумала она. Может быть, она отправилась к Грингейт–сквер, где всегда много народу? Лина пустилась бежать.

И тут огни фонарей моргнули, потом зажглись снова, неуверенно замерцали… И на город обрушилась тьма. Лине показалось, что перед ней внезапно выросла стена. Она споткнулась, с трудом удержалась на ногах и замерла на месте. Она абсолютно ничего не видела.

На улице раздалось несколько тревожных возгласов, а потом наступила полная тишина. Лина вытянула вперед руки. Что это перед ней? Стена? Улица? Ледяной ужас проник в ее сердце. «Надо просто постоять немного на месте», — сказала она себе. Огни через несколько секунд снова зажгутся, они всегда зажигаются. Лина представила себе, как Поппи тихо плачет где–то во мраке, и почувствовала, как у нее слабеют ноги. «Я должна найти ее».

Лина осторожно шагнула вперед. Никакого препятствия перед ней не оказалось, и она сделала еще шаг. Пальцы ее правой руки уперлись во что–то твердое. Она повернулась чуть левее, ведя рукой вдоль стены дома, сделала еще один осторожный шаг, ощупывая пространство перед собой, и внезапно ее рука снова провалилась в пустоту. Что это, Дэдлок–стрит? Или она уже миновала Дэдлок–стрит? Лина попыталась вызвать в воображении план города, но не смогла: темнота, казалось, затопила не только улицы, но и ее рассудок.

Лина ждала, замерев на месте. Сердце ее бешено колотилось. Фонари, зажгитесь снова, молила она. Пожалуйста, зажгитесь. Она хотела крикнуть Поппи, чтобы та не пугалась, чтобы стояла на месте, что старшая сестра скоро за ней придет, но темнота так давила на нее, что Лина не владела голосом. Да что там, она и дышать–то едва могла. Ей хотелось сорвать тьму со своих глаз, словно это были руки какого–то злого шутника.

Лина услышала какие–то тихие звуки — шорохи, шепот. Сколько времени прошло? Самое длинное отключение в истории города продолжалось три минуты четырнадцать секунд. Но сейчас явно прошло больше времени.

Все бы ничего, если бы она была одна. Но потерялась Поппи, и потерялась — вот за что казнила себя Лина, — потому что ее сестра забыла обо всем на свете, увидев пару цветных карандашей! Она тешила свою алчность, и вот теперь из–за нее потерялся ребенок. Она заставила себя сделать еще один шаг вперед, и тут ее пронзила ужасная мысль: «А вдруг я иду не в ту сторону?» Лина вся задрожала и почувствовала, как к горлу подступают слезы. Ноги больше не держали ее, она тяжело опустилась на землю и уткнулась лицом в колени. Ее душа превратилась в сплошной ком смятения и страха.

Прошла, казалось, целая вечность. Поблизости кто–то громко застонал. Хлопнула дверь. То слева, то справа слышались шаги. А что, если свет вообще никогда не загорится снова? Лина обхватила колени руками и затрясла головой, чтобы отогнать эту мысль. Свет, вернись, молила она беззвучно, свет, вернись!