Городской ужас - Роман Игоревич Сидоркин

– Посплю на полу, – быстро сказал Влад.

– Можешь на кровати.

Она взяла кружки и стала мыть их, стоя у раковины.

Её бёдра дивным образом вращались, когда она круговыми движениями водила пальцами по ободу кружки.

Влад встал.

– Где ванная?

– Первая дверь от кухни, полотенце в нижнем ящике под раковиной.

Он пошёл в душ.

По обыкновению, пробыв там около двадцати минут, чего не выносил его отец, Влад вышел из ванной в одних трусах и, решив не стесняться, прошёл в комнату Валерии. Девушка и сама была без комплексов: передвигалась по комнате в нижнем белье и майке. Его снова кольнуло: либо она не считает его за противоположный пол, либо привлекает внимание. Он не мог решить, и его это мучило.

– Ложись, я тоже в ванную, – сказала она и спокойно вышла.

Влад не был уверен, что ему не показалось, но перед дверью комнаты она специально замедлилась и вроде даже обернулась. Но однозначной уверенности в нём не было, а кормить себя химерами он не любил, так что просто лёг, немного подумал о маме и как-то скоро заснул.

Его разбудил насмешливый голос Валерии:

– Ты что, серьёзно спать собрался?

Он повернулся в сторону противоположного края кровати, откуда спросонья различил голос и спросил:

– А что ты хочешь делать?

Валерия помолчала, а потом села ближе к нему и перекинула через его ноги свою гладкую и крепкую, обжигая его своей кожей, а рукой дотронулась до его члена. Влад хотел эту девушку, но в то же время у него сложилось близкое к партнёрскому или дружескому чувство, так что секс с ней казался в какой-то мере кощунственным. В итоге представления о мужественности победили, он взял Валерию за грудь и перекатился с ней на спину, оказавшись сверху.

В эту ночь он испытал блаженство близости с сильной молодой девушкой. Это было для него впервые: раньше у него были только короткие связи с ещё сопливыми ровесницами, когда он был в школе или с безмозглыми тусовщицами разной степени опьянения в ночных клубах. В этот раз он блаженствовал и от того, что ощущал сильное жаркое тело и, в большей степени, от того, что она сама этого хотела. Две человеческих психики слились в одну. Это наверно самый пик близости – то, по сравнению с чем сам процесс проникновения служит всего лишь спусковым крючком.

Два вспотевших тела легли рядом в полной темноте задёрнутых штор и, медленно, успокаивая порывистое дыхание, стали погружаться в свободное от человеческой воли забытьё, называемое сном.

***

Во второй раз он проснулся от удушья и бетонной тяжести, навалившейся на грудь. Что-то давило со всех сторон, затмевая сознание, выжимая кислород из крови, а разум корчился от отчаяния и невыразимой тоски. Ему казалось, что выхода нет, жить дальше незачем. «Стоп, выхода из чего?» – подумал он. Давящее нечто как будто пошевелилось, и на мгновение он ощутил прилив свежего воздуха, как утопающий, на миг вынырнувший из-под воды. Но давление почти сразу вернулось. «Зачем жить? Для чего я буду утром вставать с постели? Действительно для чего? Зачем я делаю это каждый день на протяжении двадцати пяти лет?» Он понимал, что никто бы не смог ответить на эти вопросы, но сейчас они буквально придавливали его к кровати – он не мог дышать под их тяжестью. «Нет смысла вставать с кровати». Эта мысль стала последним камнем на пирамиде, что навалилась со всех сторон. Спасительное забытьё, только более глубокое, чем сон, стало затягивать его. Больше нет забот, нет близких, за которыми нужно ухаживать, нет проблем, которые постоянно нужно держать в поле внимания и решать. Провались, отдайся этой темноте и всё уйдёт. Он почувствовал, что висит в пустоте. На этот раз ощущение было абсолютно реальным, как будто он умер. Он был всем, но ничего не мог сделать. Наверное, так чувствуют себя дети.

По телу прошла мощная судорога. Сознание взорвалось в голове подобно сверхновой звезде, Влад начал отчётливо видеть окружающее его в темноте пространство – гораздо отчётливее, чем обычно. Каждый предмет, мельчайшие неровности стен, тишайшие звуки отражались в его сознании как в незамутнённом зеркале. «Зачем мне вставать утром с постели? Да потому что я есть. Раз я живу, я должен что-то делать. Раз я человек и хочу, чтобы мне было хорошо, то получить я могу это только от других, а так как для других я и сам другой, то и сам должен делать для них что-то хорошее».

Вдруг он повернулся к Валерии. Он ощутил могильный холод где-то рядом с собой в тот же момент, когда осознал, что раз он есть, то он должен быть, и никакого обоснования для этого не нужно. Теперь он понял, что было источником этого холода. Труп девушки был неестественно холодным, как будто его вытащили из морозильника. С момента, как они уснули, прошло не больше часа, так что если бы даже она умерла сразу, то тело не смогло бы остыть так быстро. То, что охотилось за ним, начало доставать его близких.

Действовать нужно незамедлительно. Только что делать в час ночи? До начала движения электричек было около четырёх часов.

Он вызвал полицию и скорую. Наряд приехал быстро. Его допросили. Всего он говорить не стал, что опытный следователь сразу заметил, но тот же опыт подсказал ему пока оставить расспросы. Он составил протокол, и Влад поставил подпись, как свидетель. Затем он отправился пешком на Ярославский вокзал, до которого от дома несчастной девушки было около двух часов ходьбы, так что он должен был подойти как раз к началу движения. Больше терять время было нельзя.

Глава X

Покачиваясь в светлом салоне электрички, задумчиво глядя в окно, сидел молодой человек в чёрной водолазке и джинсах. Его зелёные глаза непроизвольно следили за проносившимися за окном постройками и деревьями, так что казалось, что они работают как пишущий элемент старой печатной машинки, на которых машинистки набирали свои тексты: ходили туда-сюда, туда-сюда… Посторонние едва ли понимали, чем он привлекает их внимание. Причём внимание того сорта, которое быстро выливается в раздражение, потому что не можешь найти в себе того среза психики, который бы подсказал что у человека на уме. Брови молодого человека были сведены, и выражение лица оставалось одинаковым всё время дороги, и другие пассажиры непроизвольно ощущали какую-то тяжесть, исходящую от него. Что могло его так занимать?

Никто из них не знал, что он только что лишился самого